Любовь, как пылающая лава пульсировала в его жилах, и он взывал к той, у которой тысяча имён, к египетской Исиде, к чёрной богине Кибеле — Великой Матери — Magna Mater и к Урании, которой ассирийцы поклонялись под именем Анахиты.

Но его роковая возлюбленная была хорошо защищена Даром Асму-Никаль.

После того, как он понял, что взаимности от Харапсили ему не добиться ни щедрыми посулами, ни изощрённым соблазном, ни с помощью колдовства, Гахидджиби решил получить возможность хотя бы встречаться ней у себя дома. Колдун знал, как он это сделает, ведь он столько раз делал это для других. Гахидджиби была известна тропинка, по которой Харапсили придёт к нему. И она уже ступила на неё. Нужно просто дождаться, когда её любовь превратиться сначала в отчаяние, потом в ненависть, а потом она снова придёт к нему. Конечно, к нему! К кому же ещё может пойти обезумевшая от неразделённой любви красавица. А уж тогда…

И вот однажды поздним вечером в его дом с пылающим взором, кусая губы, терзаемая уязвлённой гордостью, вошла Харапсили. Она потребовала приготовить приворотное зелье. Он охотно дал ей то, что она просила. Через две недели по её требованию он вдохновенно читал заклинания, способные растопить никогда не тающие ледники на вершинах высочайших гор. Но Гахидджиби знал, что сопляк влюблён в гордую Асму-Никаль, а её не одолеть не только Харапсили, но даже ему самому, великолепно обученному колдуну.

Сегодня он ждал её снова. Сегодня она должна была прийти.

Гахидджиби спрятал нож в резной ковчежец — возможно, он скоро понадобится ему снова — и направился в покои, где ежедневно изучал египетские папирусы, пестрящие магическими знаками, всё глубже и глубже погружаясь в дым благовоний и туман страшных тайн.

Казалось, нет таких формул и заклинаний, неизвестынх опытному чародею. Но что могли формулы и заклинания, произнесённые обученным колдуном, против мощи прирождённой! И он искал, искал способ использовать эту мощь Асму-Никаль.

Приёмный отец и учитель Гахидджиби, могущественнейший из колдунов, Аушпия-ассириец, рассказывал ему, что есть колдуны обученные, а есть прирождённые. Тайна их появления уходит в далёкое прошлое и связана с древнейшими культами.

— Мы все жалкие фокусники в сравнении с прирождёнными, — говорил Аушпия. — Истинный прирождённый в мгновение ока облетает весь мир, погружается в морские глубины, возносится к звёздам. Прирождённые владеют колдовской силой огромной мощи и тайными предметами, дающими невероятные возможности, в числе которых и переход в верхний и нижний мир. Тот, кто владеет ими, тот владеет всеми мирами, ибо они обладают огромной силой. И бесполезно лезть к ним со своими желаниями, мольбам и посулами, они никогда не откроют источника своей силы по собственной воле.

Аушпия говорил, что никогда не видел ни одного магического предмета, но всю жизнь искал их. Его страстным желанием было овладеть хотя бы одним.

Искал их и Гахидджиби.

Однажды колдуну удалось проведать, что одна из жриц храма Богини Хатахцифури, обладает способностями, выходящими за пределы возможностей храмовой жрицы и уж тем более обычного человека. Колдун умел наблюдать и расспрашивать, уговаривать и оказывать давление. Это было одним из тех тайных искусств, которым он овладел в совершенстве под руководством своего учителя. Он хорошо уяснил, что люди в большинстве своём глупы, слабы и жадны. По крайней мере, многие из них. Зная их слабости и умея вдохновенно произносить несколько непонятных слов на несуществующем языке, можно неплохо заработать и узнать всё, или почти всё.

Итак, с некоторых пор ему стало известно, что Асму-Никаль, седьмая дочь царского виночерпия Тахарваиля, младшая жрица храма Богини Хатахциффури, прирождённая колдунья. Вскоре от подкупленных людей, а также от тех, кто был многим ему обязан, он узнал, что Асму-Никаль и Харапсили, дочь Аллува, влюблены в одного и того же человека, царского гимнопевца. Из-за этого их крепкая дружба дала трещину, Он узнал, что Асму-Никаль счастливая соперница Харапсили, а, следовательно… Харапсили скоро будет принадлежать ему.

Гахадджиби закрыл глаза. Папирус дрогнул в его руке.

Она обязательно придёт.

Гахидджиби услышал шум и взволнованный голос жрицы.

Харапсили ворвалась в его покои как знойный песчаный вихрь.

— Колдун, я в отчаянии! Он не любит меня! Он любит Асму-Никаль. Сделай же что-нибудь, прошу тебя. Иначе я сойду с ума, — красавица действительно была близка к этому.

Тёмное покрывало соскользнуло с головы на плечи, с плеч на руки, девушка поймала его и швырнула в сторону.

— О, Харапсили, ты требуешь невозможного, — промолвил маг, наблюдая за переменами в прелестном лице девушки. — Асму-Никаль — сильная колдунья! Боюсь, мне не справиться с ней.

Но всегда такая проницательная, девушка настолько обезумела, что уже не почувствовала коварства в словах колдуна.

— Нет, Гахидджиби, я знаю, есть один способ. Мугеш-сарр! — горячо заговорила Харапсили, теряя контроль над собой.

— Я никогда этого не делал, — солгал колдун, чувствуя, что теперь она полностью подвластна ему. Он так долго вёл её к этой черте, и теперь упивался.

— Так попробуй же, колдун! Дай мне самые страшные тёмные рецепты, ибо я давно пью твои обещания, но умираю от жажды!

Колдун видел, что Харапсили готова на всё ради Алаксанду. Или ради победы над Асму-Никаль…

— Колдун никогда ничего не делает просто так. Ты должна будешь заплатить.

— Да что угодно, Гахидджиби! У меня есть серебро… много серебра… Вот, возьми!

Она стала торопливо снимать серебряные браслеты с тонких запястий, но колдун перехватил её руку и сжал в своей ладони. Его горящие адским огнём глаза заглянули в самую душу девушки.

— Зачем мне твоё серебро… Есть нечто гораздо более ценное для меня…

Харапсили вскинула голову гневно, недоумённо, оскорблено. «Уйти сейчас же!» Она хотела вырвать руку, но отчаяние разрывало её почерневшее сердце. Мысль, что Алаксанду будет принадлежать Асму-Никаль, приводила её в ярость.

— Я же сказала что угодно, Гахидджиби.

Харапсили неподвижно лежала в своих пурпурных жреческих одеждах на чёрном мраморном полу храма.

Она хотела, но не могла молиться.

Несчастная была на самом дне своего безумия. Она так низко пала, что даже смерть казалось ей теперь милостью, избавляющей от страданий. Но Алаксанду будет вечно принадлежать проклятой Асму-Никаль! Последняя надежда завладеть сердцем поэта всё ещё оставалась. Завтра! Завтра она получит его. Отвратительный колдун, от воспоминания о котором Харапсили мутило, обещал провести ритуал мугеш-сарр этой ночью.

Жрица тяжело поднялась и медленно прошла вдоль колонн.

В западных окнах храма было видно, как в дрожащих струях раскалённого воздуха горячее красное солнце опускается за городские стены. Врата ещё одного дня, дня без Алаксанду, закрывались, и солнечный шар нисходил в земную бездну. Каскады багрового света мощными потоками лились сквозь широкие оконные проёмы, заполняя всё пространство храма. Башни Хаттусы, как чёрные зубы чудовища Иллуйанки, скалились на фоне багровеющего неба. Зеркальная гладь священного пруда казалась кровавой лужей. Лучи закатного солнца заливали изваяние божества, стоящее в целле, алым цветом. Харапсили повернулась лицом к солнцу и почувствовала его жар своей и без того пылающей кожей, посмотрела на руки, казавшиеся красными в лучах покидающего небосвод огненного светила.

«Будто в крови», — подумала Харапсили. Она подняла голову. — «И небо как кровь».

Совершенно опустошённая, она пошла вдоль колоннады к лестнице, спустилась в храмовый двор, как в бреду прошла за собственной чёрной тенью, прислонилась к раскалённым гранитным стенам.

Она хотела рыдать, но не могла.

Через мгновенье она потеряла сознание….

Храмовые прислужницы нашли её лежащей во дворе и привели в чувство.