Серов в письме жене даже описывает Архангелькое: «старое екатерининское поместье, холодно-роскошное», словно впервые там. И далее: «Портрет понравился. Княгиня пришла, славная княгиня, ее все хвалят очень, да и правда, в ней есть что-то тонкое, хорошее. Она заявила, что мой портрет покойного царя вообще лучший из всех его портретов, я говорю, ну это потому, что остальные уж очень плохи - смеется, кажется, она вообще понимающая».

Затем Николай II закажет Серову портрет отца в форме датского полка на фоне одного из дворцов в Дании, и художник проведет две недели в Копенгагене.

Серов писал портрет Николая II также неоднократно, и это приближение к трону никак не сказалось в его отношении к модели. Оставаясь самим собой, он внушал к себе доверие. Выполняя заказ - портрет Николая  II в форме шотландского полка, который отбудет в Англию, Серов предложил царю написать его в тужурке, домашний, для подарка императрице, - повод для художника снять всякий официальный флер. Царь согласился.

Работа шла одновременно над двумя портретами. Царь приходил в тужурке и, вместо того чтобы переодеться в форму шотландского полка, садился за стол в тужурке, важно было только, чтобы царица их не застала за новой затеей, пусть подарок для нее будет сюрпризом. Александра Федоровна все-таки застала мужа в тужурке, но нашлось объяснение: «этот маленький портрет делается в помощь тому» (из письма Серова жене), шотландскому, который нравился царице, а художнику совсем нет.

В ходе этих сеансов в Царском Селе, причем к поезду, когда приезжал художник, подавали придворный экипаж, Серов однажды заговорил о Савве Ивановиче Мамонтове, которого, с обвинениями в растратах, посадили в тюрьму, - царь успел распорядиться уже, чтоб его перевели под домашний арест. В другой раз Серов заговорил о журнале «Мир искусства», который оказался без помощи Мамонтова, царь поручил министру финансов Витте найти возможность помочь журналу, который просуществовал до войны с Японией и отставки Витте.

С «Портретом Николая II в тужурке» связаны три происшествия, можно сказать, три исторических анекдота. Александра Федоровна, которая в юности училась живописи, нашла портрет неоконченным и стала показывать, где надо подправить; Серов молча протянул палитру  императрице, государь рассмеялся, та покраснела вся, топнула ногой и удалилась. Царь побежал за нею, воротился; он не снизошел до упреков, он был очень воспитанный человек.

Серов забрал портрет, чтобы заключить в раму, и с ним забрел в помещение редакции журнала «Мир искусства», - в комнате с длинным столом никого не было; он развернул холст и навесил на спинку кресла, при этом руки царя, казалось, лежат на столе, и встал в сторонку; входит Бакст, видит царя за столом и ретируется в испуге; далее - Бенуа, Дягилев и другие члены редакции и гости, здесь были и Мережковские, - все выказали вполне себя при первой догадке: «Он?!»

В дни революции солдаты в Эрмитаже накинулись на изображение царя, проткнули глаза штыками, - холст, говорят, не подлежит реставрации. Удивительно, Серов сделал копию со своего портрета царя, возможно, опасаясь, что его подправят по желанию государыни, если не она сама, но иная судьба его ожидала. Таким образом, сохранилось авторское повторение «Портрета Николая II в тужурке», несомненно одного из шедевров Серова.

В декабре 1901 года Серову (через Дягилева) предложили исполнить очередной портрет царя. Он ответил телеграммой: «В этом доме я больше не работаю». Говорят, это беспрецедентный случай. Для Серова вполне естественный: он не видел больше творческого интереса в работе в этом Доме.

Именно в это время, когда вызрел разрыв художника с царской семьей, Серов создает «Портрет княгини З.Н.Юсуповой» (1900-1902 гг.), чему посвящена статья «В.Серов. «Портрет З.Н.Юсуповой». Описание одной картины» (Альманах «Феномен» № 2), привлекшая внимание посетителей.

В 1903 году Серов снова был в Архангельском. Княгиня встретила художника словами: «А вы не видали еще, что я сделала с вашим подарком?» и вынесла из своего кабинета большую раму со вставленной фотографией с портрета государя в тужурке. Действительно, года два назад Серов подарил Зинаиде Николаевне фотографию с портрета Николая II, вероятно, она проявила интерес, но не ожидал, что  она покажет ее царю, и на ней появится его подпись («собственной его имп. вел. рукой»), и ее вставят в раму. Серов объявил: «Я подавлен...».

И тут выяснилось, что он напишет княгиню еще раз, а также ее мужа и сыновей, с тем ему придется провести лето в Архангельском в то время, как его семья из Москвы перебралась в Ино, неподалеку от Петербурга, где Серовы строили дачу. Также выяснилось, что в семье Юсуповых не очень довольны портретом княгини, написанным ранее. Зинаида Николаевна уверяла, что портрет Серова «лучше всех, т.е. голова, но что остальное все очень не хорошо». Фон не нравился, даже думали вырезать овал. К счастью, не решились. Возможно, Серов без лишних слов произнес «хм», чуткая княгиня все поняла.

Разногласия возникли и по поводу куртки князя Феликса Юсупова младшего. Зинаида Николаевна хотела видеть сына в голубой венгерке, что «прямо ужасно, - как писал Серов в письме жене, - если ее написать, то тут же может стошнить». На известном портрете юного князя мы видим в двубортной штатской куртке темно-серого цвета с приглушенным сиреневым оттенком. Ничего не прибавить, не убавить.

Князь Ф.Ф.Юсупов старший изображен в белом кителе на великолепном арабском жеребце. Тоже ничего не прибавить, не убавить. Серов любил писать лошадей. О портрете Н.Ф.Юсупова, старшего сына, я ничего не знаю. Ему было не досуг позировать, да, похоже, Серов не успел его распознать, а жаль. Через несколько лет (1908) он погиб на дуэли.

Новый портрет княгини был набросан пастелью и углем. «Смех княгини немножко вышел, - писал Серов жене. - Пожалуй, удачнее всех князь на лошади, может быть, потому, что не так старался - это бывает». Портрет княгини пастелью и углем не сохранился. Со слов князя Ф.Ф.Юсупова младшего, Серов работал над его портретом, с перерывами, около двух лет. «Портрет мой понравился самому художнику, - писал он, - так как Серов сказал мне о нем: «Когда я смотрю на ваш портрет, то мне кажется, что он «благоухает».

Мария Яковлевна Симонович, уехав в Париж для занятий скульптурой, вышла замуж за русского врача (эмигранта) Львова. В 1895 году она приезжала в Россию. Серов снова писал с нее. Это «Портрет М.Я.Львовой». Перед нами молодая, чуть торжествующая, может быть, над художником дама. Мария Яковлевна прожила долгую жизнь, но в ней всегда узнавали глаза «Девушки, освещенной солнцем». Однажды во Франции у нее объявился даже старый поклонник, который в юности был влюблен в нее на портрете Серова, висевший в Третьяковке. «Те же глаза!» - говорил он.

Случилось в 1903 году Серову тяжко заболеть, и тогда обнаружилось, что он не только широко известен как художник, но любим и ценим как высокая личность с совершенно отчетливой гражданской позицией, что он проявит особенно ярко в годы первой русской революции. Приезжая часто в Петербург, Серов обыкновенно останавливался у В.В.Матэ, квартира которого находилась при Академии художеств. В воскресенье 9 января 1905 года он видел в окна, как войска набросились на шествие рабочих с семьями, с портретами царя в сторону Николаевского моста, далеко от Зимнего дворца. Впечатлительный художник испытал огромное потрясение, как, впрочем, все русское общество, о чем ныне не хотят знать. Именно в среде мирискусников был создан сатирический журнал «Жупел».