И вот письмо (май 1887 года) из Венеции. Вчера опера Верди «Отелло», сегодня в дождливый день поели устриц и во избежание холеры выпили коньяку...

«Лёля милая, дорогая девочка, я люблю, очень люблю тебя. А какая славная опера «Отелло», какая страстная, кровавая. Ты любишь меня, а? Знаешь, я тебя часто, очень часто вспоминаю. Какая здесь живопись, архитектура, хотя собственно от живописи ждал большего, но все-таки хорошо, очень хорошо. Хотел писать тебе вечерком, но сегодня какой-то дождливый северный день - мы сидим дома (ты знаешь, кто это мы? Нас четверо: Остроухов, двое Мамонтовых, славные юноши).

Если путешествие будет идти таким же порядком, как до сих пор - то ничего лучшего не знаю. Холера - она прошла, положительно ее больше нет. Прости, прости, моя милая, хорошая. Вот-с как, написал я свой плафон, надоел он мне до некоторой степени. Деньги за него получил, и вот я кучу. Езжу по Италии, славно.

Целую тебя, моя дорогая. А все-таки другую не буду любить так, как тебя, моя, моя хорошая. Да, да, ведь ты моя. Ох, прости меня, но я люблю тебя. У меня совершенный дурман в голове, но я уверен, что все, что делалось воображением и рукой художника - все, все делалось почти в пьяном настроении, оттого они и хороши эти мастера XVI века Ренессанса. Легко им жилось, беззаботно. Я хочу таким быть - беззаботным; в нынешнем веке пишут все тяжелое, ничего отрадного. Я хочу, хочу отрадного и буду писать только отрадное. Жаль, сегодня погода дрянь, приятно здесь развалиться в гондоле и ездить по каналам и созерцать дворцы дожей.

Прощай, целую тебя без конца.

                                                    Твой без конца В.Серов».

Упоминаемый плафон «Феб лучезарный» был написан по заказу тульских помещиков Селезневых. Серов получил за него 1000 рублей, большие деньги для молодого художника. Поездка по Италии, погружение в атмосферу эпохи Ренессанса в Венеции, можно сказать, перевернули его миросозерцание светлой стороной наружу, хотя внешне он остался таким же, каким рано сформировался как личность: Всегда задумчивый, хмурый и суровый, он вместе с тем проявлял редкую живость и веселость нрава.

По возвращении из Италии  он встречает Марию Яковлевну Симонович в Москве, приехавшую с юга, где осталась Ольга Федоровна, и с кузиной приезжает в Абрамцево, где тотчас принимается писать портрет Веры Мамонтовой, если не за завершение начатого еще ранней весной, есть упоминание в письме Валентины Семеновны Маше Симонович о почти законченном портрете «девочки Мамонтовой». Предполагают, что речь о Параше Мамонтовой, которая была старше своей двоюродной сестры Веры Мамонтовой на два года. Серов писал Парашу неоднократно, как и других Мамонтовых из кузин и кузенов. Вряд ли Валентина Семеновна под «девочкой Мамонтовой» имела в виду не дочь Саввы Ивановича, а его брата.

«Девочка с персиками» (1887) - первая программная вещь Серова, с полным осознанием своей эстетики, эстетики отрадного. В начале работы или при завершении присутствовала Мария Яковлевна Симонович, которую в Абрамцеве называют «скульпторкой». Не странно ли? А летом 1888 года в Домотканове Серов создает другую программную вещь - «Девушку, освещенную солнцем».

История создания «Девушки, освещенной солнцем» воссоздана моделью молодого художника. Мария Яковлевна писала в «Воспоминаниях о Серове»: «Сеансы происходили по утрам и после обеда - по целым дням, я с удовольствием позировала знаменитому художнику, каким мы тогда его считали, правда, еще не признанному в обществе, но давно уже признанному у нас в семье».

«Он все писал, а я все сидела. Часы, дни, недели летели, вот уже начался третий месяц позирования... Да, я просидела три месяца... и почти без перерыва...

В начале четвертого месяца вдруг я почувствовала нетерпение. Я знала, что он выполнил ту задачу, которую себе назначил, больше сказать ничего не мог, и я со спокойной совестью сбежала, именно сбежала, в Петербург, под предлогом своих занятий по скульптуре в школе Штиглица.

Когда я собралась уезжать в Петербург, Серов подарил мне три рубля на дорогу. Эта сумма представляла для него нечто, а мне она очень пригодилась. Он, как многие художники того времени, страдал вечным безденежьем».

«Девушка, освещенная солнцем» впервые экспонировалась на периодической выставке в Москве в Обществе любителей художеств. Ни критики, ни публика не сумели воспринять сияющую свежесть не просто красок, а бликов света, вспыхивающих в воздухе у поверхности холста, что превращает портрет в живую модель.

К счастью, среди немногих, кто высоко оценил картину Серова в то время, были И.С.Остроухов и П.М.Третьяков, который еще до открытия выставки приобрел ее.

Еще до открытия периодической выставки в Обществе любителей художеств был устроен конкурс, на который Серов отдал портрет Веры Мамонтовой и пейзаж. В конкурсе участвовали Левитан и Коровин, для Серова вопросом чести был получить приз за портрет, что и случилось. Премия - в 200 рублей, как подарок к свадьбе. И признание!

В январе 1889 года Серов женился, свадьба была в Петербурге, куда наконец вернулась Ольга Федоровна и где Серов занимался оформлением оперы отца «Юдифь» к двадцатипятилетию ее первой постановки.

Годы учения и странствий завершились как нельзя лучше. Осенью 1890 года Серовы поселились в Москве.

Серов, небольшого роста, плотного сложения, был легок и изящен в движениях, смолоду в домашних спектаклях в Абрамцеве или в Москве изумительно плясал, играя роль танцовщицы, а мог предельно комично сыграть слугу, любил шутку и бывал весел в кругу друзей, прежде всего Коровина и Шаляпина или мирискусников, но при этом всегда молчалив, угрюм и даже суров с виду, невзирая на лица, ни тени искательства, но именно он каким-то чудом, не обошлось первоначально без поддержки Репина, был привлечен к писанию портрета императора Александра III еще в 1891 году.

14 июня 1894 года в Борках Харьковской губернии происходило освящение церкви и часовни, возведенных в связи со спасением царской семьи при железнодорожной катастрофе в 1888 году. Серову  был заказан групповой портрет «Александр III с семьей», с которым он должен был приехать в Борки; картину экспонировали в отдельном павильоне, где он снова встретился с императором и членами его семьи, которые, найдя, что работа не совсем закончена, воздержались от похвалы, но царское окружение и именитое дворянство выражали всяческое одобрение, тем более народ, который крестился перед картиной, как перед иконой.

С тех пор Серов постоянно пишет представителей императорской фамилии и высшей знати, но не становится ни в малейшей степени придворным художником, как Крачковский, который зарабатывал тридцать и больше тысяч в год. Это удивительно, как модному художнику готовы люди платить сколько угодно, ну, как Сальери, а Моцарт или Серов почти что бедствуют.

Серов не повышал размеры гонорара, в частности, ради свободы, да и всякая работа имела для него чисто творческий интерес, но когда он спохватывался, выходили недоразумения. Так, до сих пор задаются вопросом, почему Серов не написал портрета Льва Толстого, тем более что он писал портрет его жены. К сожалению, портрет не понравился Софье Андреевне и особенно то, что художник, вместо уговоренных 600, запросил 800 рублей. Возможно, дополнительные 200 нужны были Серову позарез, а первоначальную цену сам занизил. Софья Андреевна возмутилась и заплатила 600. После этого она, верно, и думать не хотела о том, чтобы заказать портрет мужа Серову.

В 1896 году Серов, как Репин и другие художники, по заказу Академии художеств писал акварелью коронационные торжества  в Москве для художественного альбома, поднесенного новому царю. Тогда же, в дни, когда князь и княгиня Юсуповы принимали в своем подмосковном имении Николая II и высшую знать, Серов приезжает в Архангельское с портретом Александра III, новым, посмертным, очевидно, по заказу князя Юсупова.