Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Зрелая схоластика XII–XIII вв. формируется в борьбе с последователями арабского философа Аверроэса (Ибн-Рушда). Опираясь на Аристотеля, аверроисты (Сигер Брабантский и др.) учили о единой мировой душе и отрицали вечность души личной, полагали, что религия — низшая ступень познания Бога, годная лишь для невежд из народа. Альберт Великий и Фома Аквинский соединили учение Аристотеля с христианскими представлениями о Боге, душе, сотворенности мира. Для данного периода характерен жанр «суммы» — энциклопедического сочинения. Рационалистическая теология Фомы (Томаса) Аквинского — томизм, стала официальным учением католической церкви.

Поздняя схоластика XIII–XIV вв. в лице Дунса Скота подчеркивала роль человеческой воли, проявляла острый интерес к индивидуальному бытию. Оккам и Роджер Бэкон возрождают номинализм и делают упор на опытное знание, эксперимент, математику. Начинается кризис схоластики и ее вырождение в бессодержательную псевдонауку (это и придало со временем слову «схоластика» отрицательный оттенок). Однако не нужно забывать о великих достижениях схоластов, особенно в области логики, создания научной терминологии. Утверждая гармонию разума и веры, схоластика дала толчок развитию европейской науки.

Стремление к универсализму сказалось и на социальной картине мира, на содержащихся в ней общественных и нравственных идеалах. Именно здесь средневековый человек стремился к наибольшей четкости и стройности и всего менее их достигал. Мешали и острейшие общественные противоречия, и грандиозность замысла — создать на земле отражение небесного порядка, и сложное переплетение разнородных традиций. Например, правители того времени были прямыми наследниками варварских вождей, а образцами для них служили библейские цари, римские императоры, византийские василевсы.

Объединяющим началом стал принцип феодальной иерархии, распространенный на все мироздание. В одном из трактатов Ансельма Кентерберийского Бог изображается как феодальный сеньор, повелевающий тремя категориями вассалов: ангелами, которые держат феоды в обмен на постоянную службу; монахами, которые служат в надежде получить утраченное владение (бессмертие), и мирянами, которые погружены в рабство без всякой надежды [3, с. 147]. Христос изображается в короне и мантии императоров. Стремление служить небесному Царю воплотилось прежде всего в монашестве и рыцарстве.

Средневековое монашество восприняло учение Августина о церкви как единственной носительнице добра, Царстве Божии на земле и видело свою цель не в отречении от мира, а в его спасении. После увлечения отшельничеством в IV–V вв. западные монастыри превращаются Бенедиктом Нурсийским (VI в.) в организованные общины, члены которых приносили обеты нестяжания, целомудрия, повиновения и постоянного пребывания в монастыре. В VII–X вв. христианство широко распространяется в Северной и Восточной Европе монахами-миссионерами. Невиданный всплеск «деятельного христианства» приходится на XI–XII вв. Священник и монах того времени — это проповедник, школьный учитель, врач, экономист, адвокат, политик, крестоносец и т. д. Погруженный в мистические созерцания клервоский аббат Бернард (1090–1153) активно вмешивается в дела чужих монастырей, епископских и королевских дворов, дает указания папам, бичует еретиков, неутомимо преследует Абеляра, организует крестовый поход. Церковь уходит в мир, и это неизбежно ведет к ее обмирщению, погружению в светские дела и образ жизни. Это переживается современниками как кризис христианства. Пути его преодоления находят в XIII в. Доминик и Франциск Ассизский, создающие новый тип нищенствующего и странствующего монаха-проповедника. Их призыв — отказавшись от собственности, уйти в мир и вести в нем жизнь Христа и апостолов — вызвал необыкновенный энтузиазм во всех слоях общества. Но уже в XIV–XV вв. францисканский и доминиканский ордена изменяют своим первоначальным идеалам. Последним значительным течением монашества средних веков можно назвать «Общество Иисуса», созданное в XVI в. для борьбы с Реформацией. Иезуиты часто действовали в духе принципа «цель оправдывает средства» и делали ставку на беспрекословное подчинение старшим и отказ человека от собственной воли.

Несмотря на все неудачи, срывы и разочарования, в людах средневековья не исчезало стремление к святости, желание хотя бы увидеть ее, прикоснуться к ней. Вокруг отшельников, духовидцев, юродивых собирались группы учеников и почитателей. Так, высокообразованный доминиканец Петр Датский входил в кружок подвижницы Христины Штоммельнской и посвятил всю жизнь записи ее видений, ее борьбы с демонами. Все это для Петра — возможность через святую узнать Христа и вступить в общение с ним, что гораздо важнее, чем церковная или ученая карьера [2, с. 39–43]. Однако предпочтение в средние века все же отдавалось более активным формам служения Богу и ближнему. Таким было средневековое рыцарство.

Образ рыцаря поражает смешением самых различных элементов. С одной стороны, тот, кто желает стать рыцарем, должен начать новую жизнь, молиться, избегать греха, высокомерия и низких поступков, должен защищать церковь, вдов и сирот, заботиться о подданных, быть храбрым, верным, щедрым и справедливым, не лишать никого его собственности, любить своего сюзерена и оберегать его достояние [9, с. 87]. Постепенно мы замечаем все большее число сословных черт: для рыцаря характерно знатное происхождение, красота лица, одежды, доспехов, сила, стремление к славе. Он хранит верность слову и обету, если они даны перед равными по званию. В бою рыцарь не отступает, не просит пощады, не трусит, предоставляет противнику-рыцарю равные шансы. Быть влюбленным и сражаться на турнирах в честь дамы сердца — обязанность рыцаря.

При более внимательном рассмотрении рыцарства оболочка христианства и благородства становится все тоньше. Вместо смирения — гордость, вместо прощения — месть, полное неуважение к чужой жизни. Современники постоянно обвиняли рыцарей в жадности, нападениях на путешествующих, ограблении церквей, нарушении клятв, разврате, битье жен, невежестве, несоблюдении правил поединка, превращении турниров в доходный промысел — охоту за доспехами, оружием, лошадью побежденного [3, с. 96–97]. Такой образцовый рыцарь, как король Ричард Львиное Сердце, довел до смерти своего отца, немало способствовал, несмотря на воинские подвиги, провалу крестового похода, создал банды наемников, с которыми убивал и грабил чужих и своих подданных [5]. Крайнее выражение обратная сторона рыцарства находит в песнях трубадура Бертрана де Борна: не благородная воинственность, а свирепое наслаждение всеми ужасами войны, целью которой откровенно провозглашается грабеж; сословное презрение к народу перерастает в ненависть и желание видеть его «голодающим, раздетым, страждущим, необогретым» [7, с. 82].

Когда речь идет о средневековой культуре, в большинстве случаев имеется в виду официальная, «высокая» культура, созданная в церковной, феодальной или патрицианско-городской среде. «Культура безмолвствующего большинства» [4], т. е. бесписьменная народная культура, лишь сравнительно недавно привлекла внимание историков, которые пытаются реконструировать ее по письменным источникам. Сделать это нелегко по ряду причин. Общественное положение крестьян было приниженным, что отразилось даже на их названии: на смену позднеантичному «земледельцы» приходят термины «язычники», «бедняки», «мужланы», а позднее, во Франции, «вилланы» (подлые). Свидетельствует этот факт и об ином — о близости крестьянства дохристианской культуре, сохранявшей многие языческие черты, унаследованные от варваров и Рима. В деревне по-прежнему верили в духов, домовых, эльфов, русалок, драконов, поклонялись языческим богам, иногда — под видом католических святых. Сельские и городские праздники, карнавалы, обряды и обычаи также пропитаны духом язычества.

В средневековом сознании, как народном, так и элитарном, большое место занимала вера в магию, ведовство. В XI–XIII вв. магия отодвигается на второй план, уступая место ожиданию наступления Царства Божия на земле. Новый расцвет колдовства, демонологии, оккультизма приходится на XV–XVI вв.

34
{"b":"216122","o":1}