Нет, похоже, план Армана был единственно возможным выходом из положения. Рэв только оставалось удивляться, как успешно пока все складывалось. Она никак не могла поверить, что коварная Иможен настолько испугается, что пойдет на выполнение всех его требований! Но сейчас, сидя в карете, Иможен дала выход злобе.

— Глупец! — фыркнула она. — Чего вы добиваетесь? Вы думаете, Фуше, даже при всей неприязни ко мне, позволит вам убежать? Он твердо вознамерился лично доставить вас в Париж, как бы я ни старалась помешать ему!

— Я это учел, — просто ответил Арман. — Месье Фуше уверен, что остаток ночи вы проведете в Вальмоне, и никак не предполагает, что вы соберетесь в дорогу раньше полудня.

Иможен сжала губы, чтобы сдержать стон досады. Уж конечно, у Фуше есть основания так думать: ведь если бы не вероломное поведение Армана, она безусловно осталась бы в Вальмоне, и ничто не помешало бы ей наслаждаться долгожданной победой.

— По моим расчетам, при благоприятном стечении обстоятельств мы имеем десять — одиннадцать часов преимущества, — сказал Арман. — Единственная опасность заключается в возможной встрече с отрядом императора или чересчур бдительными представителями местных властей, поставленными в известность о моем бегстве!

Тут впервые вступила в разговор Рэв:

— А почему они должны думать, что вы направляетесь на север? Разве им известно, кто вы такой?

— Пусть ответит мадам герцогиня, — усмехнулся Арман.

Иможен тряхнула головой.

— Я не скажу ничего, что уменьшило бы вашу тревогу! — отрезала она. — Пусть страх смерти останется с вами, пока вы сами не выдадите себя!

Арман запрокинул голову и засмеялся:

— Представьте себе, мадам, мне не страшно! Что-то подсказывает мне, что мы благополучно доберемся до дому!

До дому… Он едет домой, а Рэв бежит из дома — опять! И все же пусть эта грустная мысль и посетила ее, сейчас расставание с домом не имеет для нее никакого значения! Рэв ясно и до конца осознала: она не просто покидает дом, но едет в другой! Где бы ни жил Арман, где бы им ни пришлось жить вместе, это будет и ее дом, отныне и вовеки! В прошлом она была почти совсем одинока. Теперь одиночество ей не грозит.

Арман рядом с ней; она стала его частью. Они душой принадлежали друг другу с первого мгновения, когда встретились их взгляды. Да, Рэв понимала, что вместе с любовью, которую дал ей Арман, она обретает дом, семью, защиту. Она обретает то, что у нее отобрали в детстве и чего ей так не хватало в юности!

Рэв умиротворенно улыбнулась Арману, и он подбодрил ее взглядом. Антуанетта подалась вперед и аккуратно подоткнула плед на ногах Рэв.

— Поспите, детка, и вы, месье. Я присмотрю за этой дамой!

Рэв казалось, что в подобных обстоятельствах спать невозможно, но треволнения прошедшего дня взяли свое, и очень скоро она почувствовала, что не в силах бороться со сном: глаза слипаются, а голова падает на мягкие подушки. Еще прежде она заметила, что Иможен уже спит, дыша ровно и ритмично. Руки с бриллиантовыми кольцами безжизненно лежали на коленях. «Во всяком случае, больная совесть ее не мучает», — подумала Рэв и тоже заснула.

Ее разбудили голоса: они въехали на постоялый двор. Подбежали конюхи, кучера слезли с козел, и начался обычный обмен приветствиями, вопросами, а то и руганью. Арман вышел из кареты и спокойно, властно начал:

— Мадам распорядилась, чтобы…

В этот момент давно проснувшаяся Иможен подалась вперед, быстро, кошачьим движением схватилась за ручку дверцы и через мгновение выскочила бы из кареты, если бы Антуанетта промедлила.

…Острый кончик кинжала оставил на запястье герцогини длинный порез. Иможен ойкнула и отпустила ручку, Антуанетта неслышно прикрыла дверцу.

— Как вы смеете! — прошипела Иможен. — Вы меня ранили! Посмотрите, что вы натворили!

В ответ Антуанетта вынула из кармана большой белый льняной носовой платок.

— Мне даны указания, мадам, — спокойно произнесла она. — Я готова их выполнять!

Иможен выхватила у нее платок и попыталась остановить кровь.

— Нужно немедленно позвать врача, или я умру от потери крови!

— Это всего лишь царапина, мадам, — вкрадчиво заметила Антуанетта. — Вам повезло, что я не выполнила указание месье полностью и не полоснула вас по лицу!

— Вам не удастся!

Антуанетта взяла у нее платок, разорвала его на ленты и аккуратно перевязала запястье.

— Мадам глубоко ошибается, если думает, что я остановлюсь перед чем-нибудь ради спасения тех, кого люблю! Но даже если бы речь шла не об их спасении, думаю, никто не осудил бы меня за то, что я лишила мадам красоты, которая принесла столько несчастья.

— О чем вы? — раздраженно спросила Иможен.

— В тот день, когда я уезжала из Фонтенбло в Вальмон, в соседних с нами апартаментах горько рыдала горничная старой графини де Мери. Графиня подавала императору петицию с просьбой вернуть ее сыну поместье в Лионе. Император удовлетворил ее просьбу, но нынешний владелец, граф де Мери, не захотел покинуть Фонтенбло, потому что его свела с ума очень красивая дама. Все остальное потеряло для него смысл. Но пока его мать молилась, чтобы он опомнился и оценил благо, которое для него сделали, дама сердца пресытилась им и юный граф покончил с собой. Для человека постороннего, вроде меня, это было потрясение, что уж говорить о матери, которая так любила своего единственного сына!

— Жюль вообще истеричный юноша, более уравновешенный человек никогда бы так не поступил, — с вызовом бросила Иможен.

— Более уравновешенный человек едва ли полюбил бы вас так беззаветно, мадам, — спокойно ответила Антуанетта.

Дверь в карету открылась, и появился Арман с подносом, на котором горкой лежали ломти свежего хлеба с румяной корочкой, намазанные маслом и покрытые тоненькими розовыми кусочками окорока.

— Это лучшее, что я смог раздобыть, хотя, пожалуй, такая пища не слишком подходит светским дамам, — улыбнулся он.

Рэв засмеялась.

— Светские дамы и простолюдинки не так уж отличаются друг от друга, когда голодны, — сказала она.

Она взяла кусок и вонзила белые зубы в хрустящую корочку. Иможен не утерпела и тоже протянула руку. Тогда-то Арман и заметил повязку.

— Вы поранились? — осведомился он.

Она одарила его злобным взглядом, но промолчала. Он не настаивал.

Свежие лошади живо тронулись в путь. Арман велел кучерам гнать как можно быстрее, но дорога была очень неровная, и карету качало из стороны в сторону. Настала очередь спать Антуанетте; у Рэв тоже отяжелели веки. Сквозь опущенные ресницы она вдруг заметила, что Иможен наклоняется к Арману, берет его руку… Послышался очень тихий, соблазнительный голос герцогини:

— Почему бы нам не прекратить борьбу? Давайте будем друзьями…

— А вы умеете дружить? — так же тихо, но не без удивления спросил Арман.

В ответ пальчики Иможен погладили его ладонь.

— Вы уезжаете в Англию, — прошелестела она. — Если попросите, я поеду с вами!

— И откажетесь от всего, что имеете здесь? Как же положение, богатство, влияние при дворе? — поинтересовался Арман.

— Разве это имеет значение? — отвечала Иможен. — Мои приобретения — это просто часть игры, которую я веду против мира, одна против всех. Вы никогда не задумывались, как забавно сознавать, что твоя красота даст тебе все, что угодно? Еще в детстве я впервые ощутила свою силу, а потом, когда начала ею пользоваться, убедилась: пока в мире существуют мужчины, будь то дворники или императоры, я буду иметь все, что хочу, и даже больше!

— Опасная философия, — заметил Арман.

— Отчего же? — пожала плечами Иможен. — Все к этому стремятся, все, от Наполеона Бонапарта до простого конторщика, хотят богатства и власти — да, власти, власти, власти! Получать то, что хочешь, исполнять все свои желания, утолять жажду сердца!

— А чего хочется вам, ведь у вас и так все есть?

— Я хочу вас! — тихо и страстно выдохнула Иможен. — Вы единственный, кто отвернулся от меня, кто оттолкнул меня. Чтобы сделать вас своим, я последую за вами на край света! И что же, теперь, когда я призналась вам, вы сможете мне отказать?