Герцогиня умерла, но Рэв должна была подумать о живом.

— Прервитесь! — произнесла она громко и властно.

Молящиеся разом повернулись на голос. Среди них оказались не только домашние — она узнала пекаря, бакалейщика, прачку, сапожника, мясника, адвоката… Первое удивление на лицах сменилось тревожным оцепенением, когда Рэв приблизилась, и все увидели, в каком она состоянии: бледное, напряженное лицо, растрепанные волосы, изодранные о ежевику руки и кровь на платье.

Первой заговорила Антуанетта, быстро вскочив с колен.

— Что случилось, детка? Вы ранены? — тихо, но очень настойчиво спросила она.

— Нет-нет, со мной все в порядке, — поскорей успокоила ее Рэв: слишком часто они с Антуанеттой попадали в опасные ситуации и боялись друг за друга. — Помощь нужна не мне. — Теперь Рэв обращалась ко всем: — Там человек… умирает. Произошла дуэль… объяснять некогда… но его необходимо немедленно принести в шато, а кто-нибудь из вас должен со всех ног бежать к врачу и умолять его поторопиться, чтобы спасти человеку жизнь!

Жители деревни, медленно и тяжело поднимаясь с колен, принялись засыпать Рэв вопросами:

— А что случилось?

— Кто это?

— Чем мы можем помочь?

— Где может быть врач в это время?

— Тихо! — Тревога за Армана привнесла в голос Рэв властность, которая никогда не была ей свойственна.

— Четверо… вы, вы, вы и вы, сейчас же отправляйтесь к павильону у озера. Возьмите с собой створку двери, на которой можно перенести раненого. А вы бегите за врачом, — повернулась она к длинноногому верткому парню. Чуть подумала и продолжила: — Антуанетта, вы с Лили приготовьте спальню, лучшую в доме, а также полотенца, бинты и горячую воду — все это нам пригодится.

— Лучшая комната не проветрена, — быстро сказала Антуанетта.

— Тогда мы положим его в комнату герцогини, — сказала Рэв.

— Герцогини! — ахнула Антуанетта.

— А почему нет? — яростно оборвала ее Рэв. Она была в этот миг львицей, оберегающей своего детеныша. — Разве герцогиня отказалась бы дать кров раненому? Ее комната проветрена и свободна, и ей она больше не понадобится. Его отнесут туда! Позаботьтесь, чтобы там было все готово! И — за дело!.. Чего вы ждете?

Ее властный тон подействовал: четверо мужчин кинулись искать носилки.

— Будьте внимательны, принесите того, кого надо, — крикнула она им вдогонку. — Там лежит еще один, но он мертв. Оставьте его! Я позже распоряжусь, как поступить с телом.

— Мертвец! — прошептал кто-то.

Но ни возражений, ни расспросов больше не было. Люди получили задание и резво взялись его выполнять. А Рэв осталась наедине с бабушкой — и со странными неуместными мыслями, какие порой посещают человека в тяжкие минуты.

…Совсем крошечное тельце — ребенок, а не пожилая женщина… Почему же при жизни никто не замечал ее маленького роста? Вероятно, из-за силы духа и яркого характера.

Вдруг Рэв прониклась убеждением, что умереть не страшно, что на самом деле это все равно что сбросить изношенное тело, как потрепанное платье, которое больше нельзя носить. Смерть не важна! Значение имеет лишь жизнь, а также сила и мужество, чтобы прожить ее достойно. Рэв показалось даже, что бабушка опять стоит рядом, сыплет свои словечки и смешочки и мерцает огоньком своих проницательных глаз. «Да, ты учишься, девочка!» — говорит ей герцогиня.

Но мгновенное видение растаяло, и Рэв принялась молиться за Армана. Не может же такая любовь, как у них, возникнуть и пропасть просто так? Должен же в ней быть какой-то смысл? Но если Арман умрет, ей лучше тоже умереть, потому что тогда в будущем ее не ждет ничего, кроме одиночества.

— Господи, помоги мне, услышь мою молитву! Спаси Армана!

Она стояла напряженно и настороженно, а события последнего часа медленно, коварно всплывали в памяти: неожиданное появление де Фремона, его наглость, сообщение о смерти брата. И как удивился Фремон, узнав Армана. Они говорили по-английски, но Рэв все поняла. Во время скитаний они с Антуанеттой полгода скрывались на ферме в окрестностях Руана, куда прибился и конюх-англичанин, служивший прежде у аристократа, казненного на гильотине. Он не смог вернуться в Англию и стал работать на ферме за питание и жилье. Ему нравилось учить умненькую Рэв английскому, а девочке нравилось у него учиться, потому что он был веселый и добрый. Им потом еще встречались англичане: горничная, жена лавочника… В общем, встретившись в своем шато с бабушкой-герцогиней, Рэв однажды не без гордости продемонстрировала ей свою беглую английскую речь. Однако герцогиня откинулась в кресле и долго смеялась, до слез! Рэв обиделась.

— Прости, детка, но ты застала меня врасплох. Я вообще не ожидала, что ты говоришь на иностранном языке, но твой английский — это кокни, язык кухни и конюшни, и слышать его в твоих устах смешно безумно! Я постараюсь загладить вину перед тобой: я исправлю твой лексикон и твое произношение, и ты будешь разговаривать как английская леди. Скажи мне, что я прощена!

Так и получилось, что Рэв без труда поняла, что сказал де Фремон Арману. Она даже поняла оскорбления, которыми де Фремон осыпал своего бывшего школьного товарища, не говоря уж о насмешливом тоне, который сам по себе был оскорбителен. И самое важное — де Фремон знал все про Армана. Виконт Шерингем, сын премьер-министра Англии, так он сказал, и Арман этого не отрицал.

Стоя у двери своего дома, Рэв в отчаянии закрыла лицо руками. Что может быть опаснее, чем нынешнее положение Армана? А если он в бреду выдаст себя? Ни один француз, прожив столько лет в страхе, не станет рисковать благополучием ради подозрительного иностранца.

Как вообще осмелился Арман на такое! Как он мог надеть чужую личину, зная, что ждет шпионов в случае разоблачения!

Подумав об этом, Рэв преисполнилась восхищения, а ее любовь стала еще глубже. Какой храбрец! Наполеон лютой ненавистью ненавидит всех британцев, потому что его план вторжения на их маленький остров потерпел поражение, и они, единственные в Европе, продолжают игнорировать его власть и насмехаться над его победами. А сын премьер-министра пересек Ла-Манш, чтобы разведать что-то на французской территории! Безрассудство, безумие! Или де Фремон все придумал? Может быть, она ошиблась, не так поняла услышанное? Но она знала: Арман действительно виконт Шерингем.

Сейчас она задумалась, почему с самого начала не заметила разницы между ним и обычным французом? Ничего ощутимого, ничего такого, что можно описать словами, но разница есть! То, что ее восхищает, нравится ей… нет, скорее то, что она полюбила.

Рэв стало еще страшнее: вдруг кто-то еще заметит это различие. И что она скажет людям, когда они вернутся? Но прежде, чем она приняла решение, до нее донеслись шаги и голоса. Рэв стремительно выбежала во двор.

Люди несли створку ворот, снятую с петель, а на ней лежал Арман. При лунном свете его бледность ужасала, и Рэв бросила вопросительный взгляд на одного из мужчин, несших его. Тот ответил:

— Месье жив, мадемуазель! Доктора еще нет?

— Нет еще, — удивившись своему спокойствию и хладнокровию, ответила Рэв. — Отнесите, пожалуйста, его наверх!

К счастью, лестница была широкая — ведь она предназначалась когда-то для кринолинов и фижм. Антуанетта ждала у дверей спальни герцогини.

Армана внесли в комнату, переложили на постель. Зажгли свечи в подсвечниках и канделябрах по обе стороны туалетного столика. Их свет заплясал на атласных портьерах устричного цвета и вещицах герцогини. Гребни с золотыми ручками и бриллиантами, вазы севрского фарфора, собрание табакерок покойного мужа, стоившее целое состояние, — довольно странная обстановка для человека с окровавленной головой и в сапогах для верховой езды! Мужчины, принесшие Армана, топтались в дверях, явно ожидая объяснения, что же произошло у храма.

Рэв так и не придумала, что им сказать. Слова застряли в горле, губы пересохли, а в ушах звучал насмешливый голос де Фремона:

«Шерингем! Что ты здесь делаешь?»