– Прочь! – крикнул Томми. Голос осекся. – Оставь меня в покое!

И он швырнул свои книги вдоль коридора, который вдруг начал менять форму, трансформируясь, словно декорация из “Тысячи пальцев доктора Т.” Он решил собрать книги, но те ускользали от него, и он слышал за спиной надвигающееся “Бум, бум, бум!” солдатских башмаков Быка Тэтчера. Его накрыло тенью, словно крылом зимней метели, и он в ужасе оглянулся… на будильник рядом с кроватью. Он слышал, как звенит будильник, и протянул руку, чтобы выключить его. Но звон прекратился прежде, чем он успел дотронуться. Он услышал голос отца:

– Кто это? Почему вы молчите? Черт побери, Цинтия, кто–то по идиотски шутит, или…

Томми сел в кровати и нашарил запасные очки на кровати рядом с собой. Он надел очки и посмотрел на часы. Часы были заведены и поэтому продолжали идти, когда прекратилась подача электроэнергии. В десять вечера. Пять минут первого ночи. “Кто же это звонит в такой час?” – подумал Томми. За окном по–прежнему выл ветер, швыряя дробь песка горстями в стекло. Еще до того, как погас экран телевизора, специальный выпуск метеоновостей был посвящен обстановке в районе Лос–Анжелеса. Комментатор предупредил о вероятности повышения скорости ветра до тридцати пяти и даже пятидесяти миль в час. А потом погас свет и экран телевизора.

Снова зазвонил телефон. Томми услышал приглушенное проклятие отца, снявшего трубку.

В этот день Томми вернулся домой, с трудом преодолевая порывы горячего ветра с запада. Стоило лишь взглянуть на небо, и можно было сразу сказать, что надвигается ураган. На сколько хватало глаз, по небу неслись тучи. Он никогда еще не видел ничего подобного, даже в Денвере. Но даже чудовищный ураган был ничто в сравнении с событиями в школе. Ему, конечно, пришлось вернуться в камеру хранения, и когда он поспешно доставал книги, чтобы как можно скорее убраться восвояси, Марк Сутро сообщил ему, что Бык и его дружки сегодня в школу не явились, так что он был в полной безопасности. А теперь вообще наверное никаких занятий в школе не будет. Вот здорово! Теперь он сможет посмотреть серию из “Флэш Гордона” и “Триллер” в мексиканской трансляции – если только дадут свет.

Он встал с постели. Со стены свирепо сверкал очами Орлон Кронстин. Он был изображен на красочном плакате в одежде и гриме “Короля Вампиров”. Он вышел в коридор и постучал в дверь комнаты родителей. Отец, худой, высокого роста, в очках с толстыми стеклами, совсем как у Томми – выглянул наружу:

– Почему ты не спишь, Томми?

– Проснулся вдруг. Услышал, как звонит телефон. – Он зевнул, приподнял очки и потер глаза. – А кто звонил?

– Понятия не имею. Какой–то болван. Он не назвался. В трубке что–то ужасно трещало, но голоса слышно не было. Отправляйся обратно в постель.

– Ветер все еще очень сильный, да, папа?

– Да. Весьма. – Он замолчал на несколько секунд, потом шире приоткрыл дверь. – Зайди на минутку.

Мама Томми, выпускница Радклифского университета, с темными, напряженно глядящими глазами и острым подбородком, сидела, подтянув колени к подбородку, горой поднимая простыни и покрывало. Она смотрела на темно–зеленые шторы, вздрагивавшие всякий раз, когда сквозь стены просачивался какими–то путями шепот ветра – отголосок бушевавшего за окнами урагана. Она взглянула но Томми улыбнулась тонкими ломкими губами.

– Тоже не можешь уснуть, да?

– Нет.

– Снаружи настоящий ураган. Боже мой! Разве в Калифорнии бывали ураганы? В кои–то веки…

– Он уже немного тише… Вечером вообще была ужасная буря,– сказал отец. Он сидел на краю кровати, смотрел на телефон. – Черт побери, кто это мог быть? Кто–то надумал подшутить?

– Не очень смешная шутка,– сказала Цинтия.

Томми подошел к окну, отодвинул штору и выглянул наружу. На миг он мог поклясться, что снова оказался в Денвере – повсюду лежали сугробы снега! Они уже начали даже покрывать машины. Потом он увидел поваленное пальмовое дерево. Крона перистых листьев была полностью сорвана ураганом, оставив уродливый тупой обломок–культю, и Томми тут же вспомнил, что это Калифорния, и здесь не может быть снега. Это песок, горячий, сухой, толстым слоем накапливавшийся, образуя горки дюн.

– Откуда столько песка, пап? – спросил он. Сердце его билось немного учащенно.

– Из Мохавской пустыни. Ветер перенес его через горный хребет. Ну и повезло нам, верно?

– Да,– сказал Томми,– наверняка. – Он напряг зрение, стараясь рассмотреть дом Вернонов на другой стороне улицы. Сквозь крутящиеся струи песка ничего не было видно.

– Как мне не хотелось приезжать в Калифорнию,– говорил отец Томми в это время. – Я сказал мистеру Оуксу, что я всегда был верен компании и останусь человеком “Ахиллеса”, но… – Он взглянул на жену. – Если бы мы могли остаться в Скоттс–дейле… Вот это был в самом деле прелестный город. Никаких пробок, никакого смога, никаких безумцев–убийц…

– Папа,– очень тихо сказал Томми. Он не совсем понимал, что видит, но чувствовал, что должен что–то сказать.

– Теперь еще это,– сказал отец. – Проклятье! Ни света, ни… а где наш транзистор, Цинтия?

– Папа,– сказал Томми,– там что–то…

– Тот приемник, который мы купили в марте? По–моему, он все еще где–то в ящике, дорогой. Вероятно, в одном из стенных шкафов. Сомневаюсь, что батарейки еще годные.

– Я попытаюсь найти. Томми, раздобудь свечку и спички, если уж мы не будем больше спать, ладно?

Томми кивнул и снова выглянул в окно. Ему показалось, что он увидел какую–то фигуру, стоящую в струях песка на крыльце дома Вернонов. Человек смотрел через улицу на дом Томми, казалось, прямо на него… Но теперь там никого не было видно. И все же по спине пробежала дрожь. Он отправился за спичками и свечами, миновав отца, искавшего коробку с радиоприемником в кладовой, и ощупью спустился в кухню. За стенами свистел и вскрикивал ветер и в центре дома, казалось, образовалась дыра тьмы и тишины, вползшей в дом, когда пропал свет. Томми начал выдвигать ящики. Он нашел пару свечей, теперь нужны были спички. Он поискал на полке над раковиной и краем глаза уловил какое–то движение за окном. Какой–то темный силуэт… Томми не был уверен, но кажется, кто–то пробежал мимо окна. Сердце качало не кровь, а ледяную воду.

– Мам! – крикнул он,– где спички?

– Прямо под мойкой! – ответила она.

Порывшись в ящиках, он обнаружил наконец большую коробку спичек “Огненный вождь” – того сорта, что зажигаются от любой шершавой поверхности. И вдруг со стороны входной двери донеслось жуткой нотой “умпфф!”, и он услышал грохот и звон в гостиной. В лицо, пока он бежал из кухни, ударил вихрь песка. Входная дверь повисла на одной петле, кофейный столик врезался, отлетев, в стену. Сверху послышался окрик отца:

– Томми, что там?

– Дверь открылась! – крикнул он в ответ. – Ветер выбил ее из петель… кажется.

– Проклятье! Если песок попадет в дом… Томми, можешь ее чем–нибудь подпереть?

– Я попробую.

Преодолевая упругость ветра, он подтащил к двери стул, чтобы надежно подпереть ее. Дверь теперь была закрыта, хотя ветер продолжал с диким свистом врываться сквозь щель. Покончив с этим, Томми поспешил подняться по лестнице в комнату родителей. По коже на затылке и шее бежали мурашки.

Отец уже отыскал транзисторный приемник и настроил его на волну местной станции “Кала”. Играла какая–то рок–группа, певец с завыванием пел что–то о том, как все люди имеют свое место в пищевой цепочке. Томми зажег свечи, поставил по одной с каждой стороны кровати. Песня кончилась, хриплый голос объявил, с трудом пробиваясь сквозь шум помех.