Отец чувствовал себя неловко в ее присутствии. Это была не его прежняя Нэнси. Она замкнулась, и ее внутреннее спокойствие подавляло его.

— Извини, — с трудом произнес он, когда они остались одни.

— Не стоит. — Она отказалась от мартини, который он приготовил, и едва прикоснулась к еде.

— Что ты собираешься делать? Вернешься на Кейп?

Она удивленно посмотрела на него:

— Нет. Я уехала оттуда, чтобы найти свое счастье.

Чипс никогда не отличался сентиментальностью.

— А как же Джек? Он должен приехать сюда.

Нэнси слегка улыбнулась:

— Джек не очень-то спешит расстаться со своими делами, не так ли? Его жена говорит, что уходит от него, его тесть лежит с сердечным приступом, а он лишь через три дня после окончания совещания соизволит почтить нас своим присутствием.

— Чикаго важнее.

— Ну конечно, — равнодушно заметила Нэнси. — Это политика.

Чипс выпил мартини и налил себе крепкого бренди.

— Куда же ты поедешь теперь?

— К Зие.

Чипс уткнулся в свой бокал.

— Я больше никогда не увижу Рамона, но хочу быть поближе к нему. Хотя бы ненадолго. Я собираюсь на Мадейру в отель «Санфорд».

Чипс подумал, уж не чокнулась ли его дочь после письма Чарли Добинея.

— Какого черта! Если ты поедешь туда, то обязательно встретишься с ним!

— Нет, — спокойно ответила Нэнси. — Зия не пустит его к себе, пока он не женится на порядочной девушке. Мадейра — последнее место на земле, где я могу встретиться с Рамоном.

— Но ты едешь к Санфордам! После всего, что они сделали!

— К Зие, — поправила Нэнси.

Чипс посмотрел на нее, и она заметила тоску в его взгляде. На какое-то мгновение ей показалось, что он готов бросить Бостон и уехать вместе с ней.

— Ты ведь давно не видела ее, — сказал он.

— Ни разу после медового месяца.

Чипс совсем забыл, что Нэнси и Джек провели медовый месяц в «Санфорде». Он чувствовал себя так, будто шел по топкому болоту.

— Тогда почему бы тебе не поехать в другое место?..

— Зия всегда была очень добра ко мне, — сказала Нэнси вставая. — Еще с тех пор, когда я была маленькой девочкой. И сейчас мне нужна ее доброта.

Она надела пальто.

— Я не могу оставаться здесь. Глория может вернуться в любой момент, хотя ты и говорил, что она на Ямайке. Я едва ли выдержу ее присутствие. Мне также не хотелось бы видеть Джека и вступать с ним в бесконечные пререкания. У меня просто нет сил. Мои вещи сложены. «Мавритания» отплывает в полночь. Твой секретарь ухитрился забронировать мне каюту. С собой я забираю Марию. Моррис и Коллинз вернутся на Кейп.

Она обвила руками шею отца, и он крепко обнял ее.

— Я думаю, это ненадолго, — сказал он хрипло.

— Конечно, — согласилась Нэнси, хотя знала, что это навсегда. — До свидания, папочка. — Она с трудом удержалась от слез, поцеловала его в шею и вышла из комнаты.

Через пять минут она уже ехала на юг. Ее «роллс» сверкал в лучах заходящего солнца на фоне оставшегося позади города.

— Еще один день плавания, и мы будем на месте.

Нэнси оторвалась от письма, которое она писала, и улыбнулась своему кузену Виру Уинтертону.

— И что ты собираешься делать дальше? Продолжишь путешествие на Канары?

Он усмехнулся:

— Канары, дорогая Нэнси, всего лишь предлог, чтобы затащить тебя на борт корабля.

— Ты хочешь сказать, что вовсе не собирался плыть туда?

Он снова улыбнулся. Легкий океанский ветерок взъерошил его светлые короткие волосы.

— Нет, конечно.

— Ты вообще не собирался плыть куда-либо?

— Нет.

Нэнси попыталась придать своему лицу негодующее выражение, но у нее ничего не получилось. Вир рассмеялся и подошел к ней.

— Дорогая Нэнси, разве ты отправилась бы со мной в плавание, скажи я, что взошел на борт «Рослин» только ради тебя?

— Конечно, нет. Ничего более нелепого мне не приходилось слышать.

Он взял ее руку и поцеловал. Его лицо осветилось нежной улыбкой.

— Вот именно. Поэтому мне необходимо было придумать какой-то предлог, чтобы подольше побыть с тобой.

— Было время, когда ты не мог выносить моего общества, — сказала Нэнси с ответной улыбкой. — Прошлый раз, когда я была в Молсворсе, ты всячески избегал меня как чумы.

— Тогда с тобой был твой невыносимый муж, — сухо ответил Вир.

— Моей бабушке он понравился. Она сказала, что мы можем оставаться в Молсворсе сколько захотим.

— Просто твоя бабушка была очень довольна тем, что муж ее внучки несколько лучше мужа ее дочери.

— Мои родственники по материнской линии ужасные снобы, — сказала Нэнси, пряча незаконченное письмо в несессер.

— Да, мы такие, — учтиво согласился Вир. — Мы истинные англичане.

Нэнси засмеялась:

— Жаль, что бабушка умерла так скоро после моего замужества. Молсворс произвел на Джека приятное впечатление. Он с удовольствием снова поехал бы туда.

— Даже при новом хозяине?

— Новый хозяин никогда не приглашал его, — Я вообще никого не приглашаю. Мне больше нравится затворнический образ жизни.

— Решил поиздеваться надо мной, — смеясь заметила Нэнси. — Хотелось бы получше узнать, что ты собой представляешь.

— Дорогая Нэнси! Я — открытая книга.

— Вот уж нет. И ты прекрасно знаешь это. Зачем ты пытался отречься от титула пэра?

Он откинулся назад в плетеном кресле. Закинув ногу на ногу, он повернул лицо к солнцу и закрыл глаза.

— Потому что я хотел заседать в палате общин, а не лордов. Я хотел быть избранным в парламент и представлять собой силу, с которой надо считаться.

— А разве Вир Уинтертон, герцог Мелдон в седьмом поколении, ничего собой не представляет?

— Нет, просто нуль.

Нэнси взглянула на него, слегка нахмурив брови. Она не слишком хорошо знала своего кузена. Несколько последних дней были, пожалуй, самым длительным периодом ее общения с ним. Когда она и Джек путешествовали во время медового месяца по Европе и посетили родовое гнездо ее матери, Вир был настроен очень враждебно. После смерти бабушки не стало повода посещать Молсворс, и в последующие приезды в Англию она всегда останавливалась в «Ритце». Вир всегда оставался для нее загадкой, что вызывало сожаление, поскольку он был весьма привлекательным.

После прибытия лайнера в Саутгемптон и после того, как она устроилась в своем обычном номере в «Ритце», ею овладело сентиментальное чувство, будто она совершала паломничество в Молсворс. Вир просил ее остаться, но Нэнси отказалась, поясняя, что прибыла в Англию всего на несколько дней проездом на Мадейру. Вир был в восторге и поделился своими планами. В конце недели он вместе с друзьями собирался отправиться на Канары на своей яхте «Рослин», предназначенной для дальних морских путешествий. Мадейра лежала на пути их следования. В течение короткого промежутка времени до отплытия, после того как Нэнси согласилась, большая компания приглашенных Виром друзей, включающая Фолкнеров, Каселсов, лорда и леди Данледин и лорда Класмара, стала редеть буквально с каждым днем. Каселсы приболели, Фолкнеров задержала предстоящая судебная тяжба, члена палаты лордов из числа газетных магнатов оторвали дела где-то в другом месте, а лорд и леди Данледин просто не явились. Вир ничуть не беспокоился по этому поводу. Команда «Рослин» была на месте, и яхта отплыла в назначенное время.

Глядя на то, как он сидел, подставив лицо солнцу, с легкой улыбкой на губах, Нэнси уже не сомневалась, что намеченная компания на борту «Рослин» была попросту выдумкой Вира. Не собирайся она на Мадейру, Вир никуда бы не поплыл, и если верны ее предположения, то он подготовился к путешествию довольно быстро. По-видимому, запасов продовольствия на яхте было вполне достаточно, поскольку нельзя было сказать, чтобы судно куда-то спешило.

После заснеженного Нью-Йорка, холодного и сырого Лондона ласково пригревало солнышко. Нэнси оправила свой жакет и подумала, закончит ли она когда-нибудь письмо Верити. Это была не очень-то приятная задача, и она с радостью отвлеклась от этих мыслей, когда Вир продолжил беседу.