Фиона моргнула, бархатистый звук его голоса вывел ее из полузабытья. Очнувшись, она макнула пальцы в горшочек с мылом и принялась намыливать ему волосы. Взяв в другую руку кувшин с водой, она лила воду на голову, смывая пену и одновременно наслаждаясь шелковистостью его черных кудрявых волос.

— Можно мне принести ножницы, чтобы подровнять ваши волосы?

Гэвин полуоткрыл глаза и лениво произнес:

— Давным-давно я получил хороший урок: нельзя позволять женщине орудовать ножницами или другими режущими предметами в непосредственной близости от твоего горла.

Фиона опустила почти пустой кувшин на пол.

— Вы мне не доверяете?

Гэвин пожал плечами. От этого движения часть воды выплеснулась из ванны. Фиона быстро подняла его тунику, лежавшую на полу, чтобы та не намокла. Схватив полотенце, она встала на корточки и принялась вытирать образовавшуюся лужу. Почувствовав на себе его пристальный взгляд, она обернулась.

— Вы смотрите, как я вытираю воду?

— Ничего не могу поделать с собой, так все бы смотрел и смотрел, как ты за мной ухаживаешь.

Фиона улыбнулась, а потом рассмеялась. Прием ванны никогда не был связан в ее понимании с чем-то сексуальным. Несмотря на это, Гэвину каким-то образом удалось придать даже вытиранию пола легкий оттенок сексуальности.

Она удивленно и смущенно изогнула брови. Он смотрел на нее из-под полуопущенных век, взгляд у него был одновременно и оценивающий, и восхищенный, что не могло не польстить ей.

— Иди ко мне, — позвал он ее хрипловатым голосом.

— Но там нет места, — смутившись, прошептала Фиона.

— Места тут полно, — настаивал он.

— Но куда я сяду?

— На мои колени, куда же еще?

Святые небеса! От одной этой мысли Фиону бросило в жар. Гэвин продолжал смотреть на нее своими чарующими синими глазами, от одного взгляда которых у Фионы подгибались колени.

Но тут он озорно улыбнулся, и Фиону только тогда осенило: он играет с ней.

От растерянности она потеряла дар речи. Прежде никто не флиртовал с ней. Не в характере Генри было шутить с ней в таком смысле. Он был добр, мягок, снисходителен, но чтобы так заигрывать с ней — нет, на такое Генри никогда не был способен. И такое заигрывание было не только удивительно, но и приятно.

Фиона кокетливо откинула прядь волос, принимая правила игры.

— Кто принимает ванну, милорд, вы или я?

— Принимаю я, но я не жадный, могу поделиться ванной с тобой.

Глаза у Фионы широко раскрылись от удивления, однако в них не было заметно испуга, что очень понравилось Гэвину. Его предложение искупаться вместе не шокировало, а скорее пробудило в ней любопытство. Такой интерес был очень ему по душе, тем более что огонь страсти разгорался внутри его все сильнее и сильнее.

Было так забавно подшучивать над ней. Ему нравилось наблюдать за тем, как она хмурилась, пытаясь скрыть возбуждение под маской напускной озабоченности, когда выполняла свои обязанности.

Пыталась, но у нее это получалось не очень хорошо.

Кроме того, Гэвина окружало так много слуг, лица которых часто выражали озабоченность и чувство выполняемого долга, что это иногда вызывало у него раздражение. От Фионы он ждал чего-то совсем другого, не похожего на его привычные впечатления.

— Почему бы тебе не присоединиться ко мне? Чем ванна хуже постели? Разве тебе не понравились наши забавы в постели? Как мне кажется, ты восприняла это как приключение?

В ее глазах явно проглядывала грусть.

— Мне кажется, вы очень порочный человек.

— О, ты меня еще плохо знаешь.

При этих словах Гэвин встал во весь рост, так что брызги воды полетели во все стороны. На этот раз Фиона не бросилась вытирать лужу, более того, даже не пошевелилась. Уставившись на него, она стояла как зачарованная.

Зардевшаяся от смущения, с округлившимися глазами и полуоткрытым от изумления ртом, она походила на прекрасную статую. Соски стали твердыми и выступали на фоне платья. Его пенис пришел в возбужденное состояние. Она не отрывала взгляда от этой части его тела. Атмосфера в комнате стала напряженной, словно наэлектризованной.

Им овладело искушение взять ее прямо сейчас, не медля ни секунды. Гэвин весь дрожал от нетерпения, он и так слишком долго ждал. Он схватил ее и принялся целовать. Фиона застонала и задрожала в его объятиях, как натянутая струна.

Он целовал ее золотистую кожу, нежную шею, чутко отмечая то, как она отвечает на его ласки. Обычно в подобных ситуациях он не отличался терпением, особенно когда им уже овладевало возбуждение. Но сейчас все было иначе. Сладострастные вздохи и стоны Фионы нравились ему все больше и больше, и ему захотелось продлить удовольствие.

Гэвин упивался пробудившейся в ней страстью. Испытываемое им наслаждение было удивительно острым, теперь ему хотелось познать не только ее роскошное тело, но и ее душу.

Горя от нетерпения, он сорвал с нее платье. Обнаженная Фиона молча смотрела на него своими бездонными зелеными глазами, и в них сквозило нечто такое, что у него от нежности и любви к ней сжалось сердце. Если бы он не знал, что она была замужем, то подумал бы, что она девственница, которая по вполне понятной причине робеет и боится, как и любая девственница перед тем, как стать женщиной. Она как бы замерла на пороге таинства, которое вот-вот должно было свершиться.

Гэвин ласково и нежно улыбнулся, желая подбодрить ее. Фиона улыбнулась в ответ, однако ее нижняя губа предательски задрожала. Он погладил ее по груди, радуясь ее упругости и мягкости. Обхватив нежно оба соска, он принялся играть ими. Дыхание у нее вдруг пресеклось, и по ее телу пробежала дрожь.

Теперь она дышала глубоко и прерывисто. Уткнувшись носом в ее шею, Гэвин тихо прошептал:

— А теперь пора перейти к главному?

Не дождавшись ответа, он, склонив голову, обхватил губами ее роскошный сосок и принялся пылко ласкать его и ореол. От этих ласк дыхание Фионы стало еще более тяжелым и прерывистым, Гэвин продолжал ласкать ее груди, наслаждаясь их совершенством и красотой.

Колени у нее затряслись и ослабели.

«О, да ты горячая штучка», — с восторгом подумал Гэвин, довольный и собой, и ее реакцией. Он подхватил Фиону на руки и понес к кровати. Оказавшись там, она раскинулась во всей своей чудесной красоте.

Только для него. Для него одного.

Зрелище было настолько потрясающим, что он чуть не задохнулся от восхищения. Исходивший от нее пьянящий запах сводил его с ума. Он сладострастно раздвинул ее бедра, любуясь ее самым интимным местом. Мягкое, шелковистое, нежное, словно цветок. Он слегка подул на влажные завитушки волос. Фиона застонала и выгнулась, на этот раз ее стон звучал громче и призывнее.

Торжествующий Гэвин принялся лизать атласную внутреннюю оболочку. Дыхание у Фионы вдруг пресеклось, она закричала, и ее голова заметалась по подушке из стороны в сторону.

Гэвин не останавливался. Закрыв глаза, она продолжала сладострастно стонать. Вдруг судорога пробежала по всему ее телу. Она изогнулась, словно прося о чем-то большем. Ее возбуждение передалось ему, и он с трудом удержал себя в руках.

Гэвин гордился собой, глядя на лежавшую перед ним Фиону. Благодаря своему опыту и сноровке он сумел добиться желаемого. Теперь оставалось сделать последнее, то самое, что рвалось изнутри его.

— А теперь я возьму тебя, — прохрипел он.

Фиона лежала перед ним, вся открытая и доступная. Она сама развела ноги, словно приглашая его войти внутрь ее. Его не надо было дважды просить об этом. Крепко обхватив ее за бедра, он привлек ее к себе. Его пенис коснулся ее трепещущей плоти и осторожно проник глубже, наполняя их обоих жаром наслаждения. Фиона сжалась, а затем, застонав, открылась навстречу его движению. Их соединила невидимая, но прочная нить. Ее нельзя было порвать, и ничего нельзя было поделать, и некуда было деваться от напряженного, захлестывающего душу томления. По их жилам бежала кровь, звеня и зовя куда-то вдаль, обещая невыразимо высокое наслаждение.