Гэвин ритмично двигался взад-вперед, и мощный поток страсти уже нес их к конечной цели. Ими овладело не только полное телесное, но и душевное единение. Наконец он в последний раз с силой вошел в нее и упал обессиленный, содрогаясь вместе с ней от сладострастных конвульсий.

— Я все время думал о тебе, — признался он.

Фиона удивленно приподняла брови. Она ласково провела рукой по шраму на его виске.

— Я считала дни, пока ты отсутствовал, каждый раз надеясь, что этот день последний и ты вот-вот приедешь. И наконец ты приехал.

Неужели она тосковала по нему? От этой мысли у Гэвина перехватило дыхание. Без всяких слов он схватил ее за бедра и придвинул к себе. Фиона не противилась, на душе у нее стало беспокойно и весело.

Он принялся ласкать ее, пока дрожь опять не пробежала по ее телу. Фиона сама схватила его за плечи и прижалась к нему. Сладостный момент наступил опять. Не думая, не соображая, подчиняясь одному лишь зову плоти, он овладел ею.

Обессиленный Гэвин лежал рядом с ней, переводя дыхание. Запах утоленной страсти, разлившийся по спальне, стал осязаемым, восхитительным, пьянящим душу. Когда его прерывистое дыхание улеглось, он с наслаждением уткнулся лицом в ее золотистые волосы. Он лежал в полузабытьи, нежно поглаживая ее кожу. И в этот момент все его тревоги, тяжкое осознание неудачи из-за вновь ускользнувшего Гилроя вдруг перестали давить на его сердце и омрачать душу.

Вздохнув глубоко несколько раз, он незаметно для себя уснул сном младенца. Так сладко и так безмятежно он давно не засыпал.

Размеренное дыхание и расслабленное положение тела убедило Фиону, что Гэвин крепко уснул. Ей пора было уходить. Она осторожно огляделась вокруг себя, прикидывая, как бы по возможности тише и незаметнее выскользнуть из его постели и из его спальни.

Она как следует все рассчитала. Фиона любила составлять планы, они помогали ей сохранять душевное спокойствие, отгораживали ее от суровой реальности. Однако она не спешила переходить к действиям. «Полежу еще минуту-другую», — уговаривала она себя.

Не отдавая себе отчета, она прижалась к широкой груди Гэвина. Как покойно было лежать вот так в глубокой ночной тишине, нежно прижимаясь к нему, с ощущением полной безопасности. Его мерное теплое дыхание слегка касалось ее волос, усиливая ее благодушное и безмятежное настроение.

«Так вот что означает заниматься любовью». Господь защитил и оградил ее. Каким ласковым и нежным Гэвин был с ней. Неужели все мужчины так обращаются со своими любовницами? Тогда понятно, почему женщины обзаводятся любовниками.

Фиона покачала головой, вспоминая недавние удивительные минуты, полные блаженства. За это короткое время она узнала о любви больше, чем за десять лет брака с Генри. И это была не только физическая близость. Они смеялись, Гэвин подшучивал над ней, заигрывал. Рядом с ним она чувствовала себя женщиной, причем желанной. В ее глазах это лишь добавляло ему обаяния и привлекательности.

«Ах, если бы они могли всегда жить вместе!»

От этой мысли Фиона тут же пришла в себя. Она присела в постели, и прежняя тревога овладела ею. Нет! Пора отбросить пустые мечтания. Добром это никак не кончится. Она могла остаться навеки с разбитым сердцем. Она уже начала спускать ноги на пол, как вдруг Гэвин обхватил ее сзади.

— Куда ты?

— В свою спальню.

Он усмехнулся. Фиона хотела было что-то возразить, но тут же запнулась, вспомнив, что отказать ему она не вправе. Он обнял ее, осыпая поцелуями и опять увлекая в сладостную и страстную бездну. Она целиком отдалась его порыву, предчувствие эротических ощущений уже кружило ей голову. Его вездесущие губы и руки уводили ее все дальше и дальше в удивительный мир счастья, где не было никаких тревог и забот.

На этот раз все произошло намного быстрее и слаженнее. Содрогаясь от сжигавшего их обоих желания, они слились вместе, и во второй раз все оказалось настолько же чудесно, как и в первый.

Они были очень близки, но Фионе хотелось быть еще ближе.

Словно прочитав ее мысли, Гэвин приступил к действию. Одна из его рук скользнула вниз, к ее самому интимному и сокровенному местечку, и принялась ласкать. Фиона подавалась то чуть вперед, то назад. Внезапно внутри ее озарила настолько яркая вспышка, что у нее перехватило дыхание. Она как будто воспарила высоко-высоко, откуда все остальное не имело никакого значения. Издав нечленораздельный, полный страсти стон, она судорожно обхватила ногами тело Гэвина, стремясь вобрать его внутрь себя.

Но взметнувшая вверх ее волна стала спадать, все ниже и ниже. Фиона плавно опустилась на землю, все еще содрогаясь от овладевшей ею любовной страсти. Наконец все волнение внутри улеглось, и она замерла в сладостном забытьи.

Они лежали вместе, онемевшие от того, что им только что довелось пережить. Перевернувшись на бок и спиной к стене, Гэвин обхватил ее, прижав к своей груди. Фиона вопросительно взглянула ему в глаза.

— Я всегда сплю спиной к стене и лицом к дверям, — объяснил он.

— Даже здесь, в своем замке? — удивилась Фиона. Странно, неужели даже здесь он не чувствовал себя в безопасности?

— Нет, среди людей моего клана мне ничего не грозит, но все равно лучше быть начеку. Честно говоря, я давно привык так спать.

Он ласково удерживал ее возле себя. Фиона чуть поерзала, укладываясь поудобнее.

— Не обращай внимания на мои причуды. Спи спокойно.

Фиона не возражала. Но несмотря на усталость, как это ни странно, ей никак не удавалось уснуть. Она принялась считать звезды — фокус, которому обучил ее Гэвин, но сейчас ничего не получалось. Затем она попыталась дышать, попадая в такт дыханию Гэвина, но от этого у нее сладко закружилась голова.

Она начала размышлять, и ей опять стало страшно. «Правильно ли я поступила, приехав сюда? Сдержит ли граф свое слово? Защитит ли он меня и моего сына? Так хочется в это верить. А что, если он обманет? Как мне быть? Куда мне тогда идти?»

Нет, пора прекратить думать об этом. Иначе можно совсем потерять голову от страха. «Ну что ж, милорд, как бы там ни было, но я честно выполняю то, что обещала», — прошептала Фиона, опять отдаваясь ощущению надежности и безопасности, исходивших от него.

Эван Гилрой стоял в задумчивости на вершине скалы и смотрел на садившееся солнце. Темно-желтое светило превратилось в огненно-красный диск, озарявший долину и горы багряным сиянием. Вдали среди деревьев, растущих у подножия и чуть выше по склону, спрятанные от посторонних взглядов, стояли несколько хижин. Место было выбрано с умом, чтобы никто не мог найти далеко в горах эту крохотную, заброшенную деревеньку.

Его тайное убежище. То, где зализывают раны, что как раз и требовалось сейчас.

Эван не любил предаваться отчаянию. Хотя однажды с ним такое случилось. Это произошло давным-давно, когда они с матерью впервые оказались в этих местах, а уже наступали холода. Он сам до сих пор удивлялся, как им обоим удалось выстоять, пережить ту страшную зиму. Но сегодня он был бессилен: отчаяние овладело им, когда ему пришлось сообщить родственникам о гибели тех, кто следовал за ним. Его сердце перевернулось от боли, когда Дженни, жена одного из погибших воинов, находившаяся на сносях, прямо перед ним от горя упала в обморок.

— А, так вот где ты спрятался, — раздался позади него хорошо знакомый голос.

— Я не прятался, мама. Я стоял здесь и раздумывал.

— Не стоит предаваться грустным мыслям. Потом, как правило, пропадает желание есть. — Мать неловко похлопала его по руке. — Не надо забивать себе голову всякой ерундой.

В какой-то миг Эвану захотелось объяснить, что происходит в его душе, однако он подавил в себе это желание. Сострадание не имело в глазах его матери никакой цены. Напротив, она часто высмеивала тех, кто по глупости поддался чувству сострадания на ее глазах. Жизнь жестоко обошлась с Мойрой Гилрой, поэтому она ни к кому не испытывала жалости, а порой, поддавшись чувству обиды, изливала свое негодование и на сына.