— Ну как? — спросила она. — Ведь уже неплохо, скажите?!
Игорь приподнял кулак с оттопыренным большим пальцем, натянуто улыбнулся: — Супер!
Она посмотрела на меня:
— Глеб?
— Мне очень понравилось! — говорю. — Это все?
— Погоди.
Предостерег ее:
— Сашенька, не боишься испортить первое впечатление? Все уже поняли: ты играешь на гитаре не хуже чем в шахматы.
Белорус бросил на меня взгляд отчаяния и боли, уронил его под стул, похоронил на песке, где-то между окурком и левой ногой Антона.
Саша ударила по струнам еще раз; Игорь закрыл глаза.
— Игорь, — говорю ему, — нельзя так привязываться к вещам.
Девушка покрутила анкеры на грифе, подергала струны: — Она у тебя расстроенная совсем.
Белорус с подозрением наблюдал за ее действиями: — Где ты видела, чтобы так настраивали?
— Это мой способ. Не переживай ты так за своего динозавра. Все равно на свалку пора, обшарпанный весь…
— Она не…
Саша ударила еще раз и мы замерли. Звук получился металлический, звонкий. Случайность?
Девушка вскользь посмотрела на нас, ухмыльнулась, вдруг прижала к себе инструмент, и…
… бегали по струнам, цепляли их кончиками ногтей, порхали над ними как крылья стрекозы. Звуки чистые, насыщенные, яркие.
Смотрел и не верил глазам, ушам тем более. Играла что-то из классики, что-то красивое, необыкновенно-мелодичное. Как она это?!. Переходы, темп а главное — ощущение, что играет не одна гитара а несколько, будто две мелодии вплетены одна в другую, то разбегаются, то текут параллельно, опять сходятся, и снова…
Играла несколько минут, я не мог оторвать от нее глаз. Никто не мог.
Чуть сбавила темп, наверное пальцы устали; Саша, еле отодвинула от себя гитару, посмотрела на меня, но не только; взгляд задерживался на каждом, подолгу.
Стиль изменился, стал проще, звуки мягче, будто поменяли инструмент, и я услышал знакомые нотки. Эту мелодию я знаю.
"На дальней станции сойду, — запела девушка. — Трава по по-о-ояс. Зайду в траву, как в море босяком…"
Почему она не пела раньше? Очень красивый голос: густой, даже чуть грубоватый, немножко мальчиковый, озорной…
Сидели зачарованные, не шевелились, слушали.
Закончила эту песню, сразу начала другую, грустную, раньше не слышал, что-то про гимназисток — проституток. Не вникал в слова, они не нужны; я слушал как блестят ее глаза, слушал ямочки на щеках, слушал как легкий ветер гладит черные вьющиеся волосы.
А ведь я наверное влюбился. Думал, после Маши никого не смогу полюбить, а оказывается… Как этого боялся, уговаривал себя: Это легкий флирт, игра. Все быстро исчезнет, легко забудется… А теперь?.. Если бы она не давала повод, думать, что между нами что-то есть, не давала бы надежду, не смотрела бы так… может, ничего бы этого и не было? Или было бы? Может, от судьбы не спрятаться, и как ни крути?.. Нет… Нет… Зачем это делаю? Зачем простое объясняю сложным и путанным? Конечно влюбился бы! Не при чем тут судьба… Просто, таких женщин нельзя ни любить. Если проще, — то у нее правильные черты лица и фигура в моем вкусе… Если еще проще, — даже, не только в моем, а вообще… фигура женщины готовой выносить "полноценного гражданина"… Если, совсем просто, — то в кого здесь, еще, можно влюбиться? — одна на сто верст вокруг: и в статую влюбишься.
Мда… Что-то я слишком упростил. Все не так. Еще не видел ее, и уже знал, что люблю. И фигура не при чем, и лицо и голос, все не при чем… Пусть станет толстой и некрасивой, пусть… Так, даже лучше! Чтобы они не смотрели на нее так… Один я буду знать, какая она на самом деле, и никому не отдам… Моя родная душа. Как говорит Тая: "Моя половинка".
Антон дернул меня за плечо, тихо спросил: — Будешь?
— Да. Налей полный.
— Полный?.. Как скажешь…
А потом она выйдет замуж за Сергея. Будни, быт. Появятся дети, седина, скандалы, измены.
Иногда — раз в месяц, или в пол года, на какой-нибудь пошленький праздник, к ним в гости приходит несчастный одиночка со взглядом побитой собаки. Приходит на правах друга, хотя прав этих у него давно нет. Делает вид, что увлечен беседой с кем-то из приглашенных, а на самом деле просто ждет. Ждет, когда она выйдет из кухни, чтобы унести грязные тарелки, принести очередное блюдо, или…
Она не любит встречаться с ним взглядом, давно ничего не чувствует к этому человеку, ничего, кроме жалости и презрения. Он это знает, но приходит; он не может ни приходить. Старается не обременять ее своим присутствием: тайно, украдкой любуется ее глазами, улыбкой, смехом, но скоро и это кончится. Люди догадываются, смеются с него, даже друг, наверное, знает, но пока молчит. Может, жалеет, а может…
Гости расходятся, и он (тот несчастный) просит ее, что-нибудь спеть. Она берет в руки гитару, и он не может слушать. Идет курить на лоджию или на лестницу, или снимает с вешалки куртку и бежит на улицу — туда где никто не увидит его слез, стыда и горя.
Саша пела песню про еврейского портного:
"Было время, были силы, да уже не то
Годы волосы скосили, вытерли мое пальто…"
Я почувствовал, как из глаз потекли слезы, опустил голову вытер ладонью. Мне не стыдно — Игорь вон, тоже плачет, да и Сергей носом хлюпает.
Рассветало, собрались ложиться. На какое-то время мы с Сергеем остались одни. Он хотел встать, но я остановил:
— Присядь… Я хочу спросить…
Может, покажусь не искренним, но в этот момент, и о нем думаю тоже, может, даже больше, чем о себе. Понимаю, если и не я, то, кто-то другой. Она не будет верной женой. Он к этому готов? Он это переживет?
— Скажи друг, ты точно решил жениться?
— Конечно.
— Ты без нее уже не сможешь?..
— Мне было бы плохо.
— А если она не умеет готовить?
— Разведусь, да и все.
Сергей засмеялся, сел на соседний стул, что ближе ко мне.
— А измену простишь? — спрашиваю.
— Себе или ей?
— Будь серьезней.
— Где?
— Ну ответь.
— Каким?
— Когда люди любят, то прощают все, даже измены. Ты тоже так считаешь?
— Кто ж такие вопросы ночью задает?.. Ладно… Трудно сказать. Я бы задумался. Ну а ты? Сам-то ведь не такой. Ты Машку простил?
— Я другое дело. — говорю. — Я не о том хотел вообще… Может ты подождешь с этим, — а? Подождать… Может это не то?.. Мне, кажется, ты ее совсем не знаешь. А вдруг измена… и что тогда? В петлю полезешь?
— Ну зачем у тебя все так грустно? Убью вместе с любовником. А потом, найду другую…
— Убьешь?
— А что, смотреть на них.
— Еще водки? — спрашиваю.
— Давай.
Налил.
— Хороших снов, — говорю.
— Спокойной ночи!
22
Когда я встал, все еще спали. Все кто ложились. Игорь всю ночь играл на гитаре, но не пел: так, что-то подвывал. Я узнавал некоторые мотивы. Наверное он запомнил аккорды, или умеет их подбирать, но я услышал много из того, что играла Саша.
Я просыпался несколько раз, выходил курить. Казалось, белорус меня стесняется, всегда начинал играть что-то другое.
— Зачем? Играй то… У тебя хорошо получается.
— Очень плохо…
— Сыграй портного…
— Я сыграю "Doors", про девушку, которая живет на улице любви. Хочешь?
— Валяй…
Ревнует ко мне ее музыку? Может и он, тоже?..
Встал я рано — Игоря не было. Обеспокоился сначала, но напрасно. Потом заметил: спиннинга одного, тоже нет, и чемоданчика с блеснами. "Ну, что ж — удачи. Может сегодня, наконец, настоящей ухи отведаем?" Подумал об ухе, аж слюну сглотнул.
На столе — Сашина косметика, рядом зеркальце. Посмотрелся, провел ладонью по щетине. Надо привести себя в порядок.
Залез в палатку, нашел свою сумку, взял шампунь, мочалку, бритву, в общем решил основательно собой заняться.
Через пол часа — я в полном порядке. Специально, поставил воду на медленный огонь. Потихоньку из палатки стали выползать сморщенные люди; на пороге их встречал элегантный и красивый я, в черных матовых туфлях, черных брюках, голубой рубашке и черном галстуке (галстук Игоря), с чашечкой ароматного кофе на пластиковом блюдце.