— Почему, твой брат так поступает? Ты ведь, тоже сестра… тоже, хочешь счастья…
— Он думает, что я сильная, а она слабая… ей надо помочь.
— А ты сильная?
— Когда с тобой.
Чайник вскипел, сделал Маше чай, себе кофе, отнес на подносе в комнату.
— Куда ты опять?
Поцеловал ее.
— На балкон, покурю.
— У меня телефон садится.
— Я быстро. — Вышел на балкон, прикрыл за собой дверь, закурил. Город, как на ладони. Но я не люблю утренний город; он сейчас пустой и грустный, а вот вечером…
— А с ним ты какая? — спрашиваю. — Слабая или сильная?
— С ним, как со всеми… Знаешь, а ведь между нами до сих пор ничего не было… ничего…
— Зачем, ты это говоришь? Разве я тебя в чем-то упрекал? Мне не нужна эта ложь… Машенька — я уже свыкся с той правдой, которая есть.
— Это правда.
— В тот вечер я ждал тебя, видел как ты садишься в его машину, а потом видел вас в парке…
— Знаю. Я слышала твой телефон… Я просто жалела его Глеб. Между мной и им ничего не было и уже не будет, слышишь?
— Не вернешься в Москву?
— Нет. Я не люблю его. И Москву не люблю.
Я усмехнулся: — Да… Ты, с твоим темпераментом и год без секса… Какая че-пу-ха… Ха-ха… Вранье, а приятно… Знаешь, ты всегда так говори…
— Не хочешь, не верь…
— Знаешь, между мной и Таей тоже ведь ничего не было!
— В который раз, не было?
— Ни в который… мы с ней только общались и все.
— А вот это уже вранье! — немного разозлилась.
— Нет Машенька… Правда!
— Клянись!
— Клясться не буду, просто скажу — честно. Ты знаешь: если я говорю "честно", значит — честно.
— Хм… Знаешь, ты тоже так говори…
— Скажи, приятно?!
— Да, мне понравилось… Но ведь это неправда. Я знаю, что ты спал с ней.
— Правда-правда Машенька, верь мне….
— Ты Лиде, будешь изменять?
— Да… с тобой. Много, много раз. И вообще, ты родишь мне ребенка…
Она рассмеялась: — Ха-ха-ха, — а потом, печально так: — Нет Глеб, это наша последняя ночь. Мы больше не будем встречаться.
— Я проснусь, и ты будешь рядом, и завтра, и послезавтра, и… если захочу, у меня будет еще три дня отпуска. А потом… делайте со мной что хотите. "Потом" — я себе уже не принадлежу. Но эти три дня — ты будешь со мной. С братом твоим — договорюсь, и Лиде, что-нибудь навру. Три дня. Маша — только три дня, мне больше не надо.
Отключила телефон, вышла на балкон, укутанная простынею, обняла меня сзади, прижалась.
— Хорошо, — говорит. — Три дня… а потом — мы просто друзья. Обещай. Обещаешь?
— Обещаю.
— Клянись.
— Честно!
— Клянись! — настаивала она.
— Честно-честно!
— Ну хорошо.
Постояли, помолчали несколько минут.
— Холодно, — говорит Маша. — А там, было холодно?
— На озере? Нет, там было хорошо. Прижмись сильнее. Во-от так…
— Ты хорошо отдохнул?
— Да, на удивление, очень…
— А Сергею понравилось?
— Думаю, да.
— А этот — Игорь, так хорошо пел… всем так понравился… И мне он очень понравился. Красивый парень.
— Мне тоже, — говорю, — понравился.
— Подружились?
— Да, подружились. Хотя… уже и не знаю…Что значит — "красивый"? А я?..
— Я тебя люблю, — поцеловала меня в шею. — Расскажи про Онегу.
— Про Онегу… — задумался:
— Твои глаза похожи на Онегу утром, — сказал я. — Я скучал по тебе, и когда просыпался, то шел к воде, и тога мне казалось, что ты совсем рядом.
Да, у Маши — серые, глубокие глаза. Я очень люблю ее глаза… А ночью, Онега становится черной, блестящей… Такие глаза были у Саши. Жгучие, страсные.
Онега бывает капризная и ревнивая, но бывает и другая: спокойная, ласковая. В ветер волны закручиваются, как кудри непослушных волос, падают на знакомые черты. Я вижу ямочки на щеках, пухлые губки… А когда ветра нет, волны маленькие, накатывают на берег, оставляют на песке причудливо изогнутую полосу, так напоминает она Машины светлые волосы, что упали на ее обнаженную спину, и я гляжу в спокойную воду и опять передо мной лицо: прекрасные черты… такое доброе, такое родное…
КОНЕЦ
