— И даже так? Брови не выщипываешь? Губы не красишь?
— Кстати, у меня пропала помада, — сказала Саша.
— Это не я! — Испугался Антон.
— Есть такой термин, — сказал Игорь: "Латентный гомосексуализм".
— Антон! — из лагеря, окликнул Сергей. — Насос и мяч — где?
— В черной сумке.
— Где в сумке?
— Ааа… — Антон встал, посмотрел на белоруса: — Я не латентный…
— Я просто говорю, что есть такой термин, причем тут ты?
— Ну ты же, про меня, сейчас…
— Я за тебя, уже забыл давно… Нет, но если ты настаиваешь…
Антон раздосадовано махнул, пошел к Сергею.
— Зачем вы его обижаете? — грустно упрекнула Саша.
— Просто, пытаемся привить чувство юмора.
— Не надо, он отлично себя чувствует и без него. И вообще, будете обижать, поссоримся.
Потом играли в волейбол. Игорь с Сергеем, против нас троих. Почти все партии всухую. Они отказались от своих подач, уже откровенно навешивали, чуть ли не подавали мяч в руки, но и так мы не могли выиграть. Хотя, мне это не нужно. Мне больше не нужна победа, ни разу не послал мяч на их поле, всегда отдавал Саше. Зато, когда Антон забил гол, она так обрадовалась, даже в щеку его поцеловала. Почему так, ведь я "хожу королем"?
— Сашенька, а я забью — поцелуешь?
— Еще как!
И я начал играть всерьез. Так паршиво всерьез я еще не играл… Но к своему оправданию скажу, что поддаваться они сразу перестали.
Игорь подает, и из десяти подач, не беру ни одной. Я же стабильно посылаю мяч ниже веревки, или бью с такой дурью, что сам не могу предугадать направление. Мяч живет своей непредсказуемой жизнью. То его тянет в воду, купаться, то в лес по грибы. Мой последний шанс — четырнадцать один. Если я не забиваю, то подает Сергей, и на этом игра заканчивается.
"Великий мяч, бог всех мячей! Подари мне этот гол. Ты самый мудрый мяч на свете; ты летаешь высоко над нами; ты знаешь все наши слабости, тайны, грехи; ты спрятал в себе пустоту, чтобы они не набили тебя мусором; ты стал круглым, чтобы выкатываться из их черных углов; ты стал белым и они ослепли; ты покрылся кожей и им уже не найти тебя среди срубленных голов своих королей!(К чему, я это? Не важно — он меня понял) Воспари же в небо, стань вторым солнцем, новой вселенной, отдайся сути, разродись всем! Всем! Всем! Я дарю тебе свободу, а взамен-то прошу…"
И он взмыл, закрутился вокруг своей оси, и с какой-то горбатой невозможной траекторией пролетел над веревкой, вдруг набрал скорость, и ударился о землю с такой силой: что вздрогнула земля, ударной волной повалило деревья, на километры ввысь поднялся столб пыли и… Может, и преувеличиваю слегка, но гол я забил!
Саша выполнила обещание. А эти, конечно завидуют. Замерли, как столбы на фотографии. Только зря они так. Поцелуй мне не понравился. Не почувствовал того трепета, возбуждения. Скорее, что-то театральное, такой, бутафорский поцелуйчик. Стало неприятно, меня обманули, но все равно улыбнулся, поклонился, когда заголосили: "Ууууу!" и захлопали.
Через минуту — уже пятнадцать-два, и мы отправились в лагерь. Время полдника.
— Антон, а экскурсия сегодня будет? — спросила Саша. — Говорил, сегодня нас куда-то поведут?
— Сегодня Анатолий занят.
— А чем он может быть занят?
— Подожди, — сказал Игорь, — еще не все идолы готовы. Что-то где-то шлифануть, стомесочкой там… Новых, опять же должны подвезти. Только отлили — очень древние, тыщ десять до нашей эры.
— Я, что предлагаю, — сказал Антон. — Давайте перекусим, и сплаваем на "Велемоны". Это недалеко. Часа за три туда и обратно.
— А что давайте, — поддержала его, Саша.
— Это на восточном берегу? — спросил я.
— Да, их, практически, от сюда видно, они за островом, во — что слева…
— На веслах?
— А вот и нет. Журавлев дал бензина, так что, поплывем нормально.
— Не заведется, вода в моторе.
— Кто-то дрыхнет до обеда, а кто-то работает…
— Не заведется, Антон.
— Спорим.
— С тобой не хочу. А вот, честно, "хеменгуэю" с такого отношения. Вон — индейцев проспорил Игорю, и что?..
Но мотор завелся. Выплыли в начале шестого. Озеро спокойное, гладкое. На берегу остался Журавлев; махал нам на прощание. Крепкий старик. На дорожку мы так хорошо посидели. Водочки так… и за Сашей еще вино допили… И пиво. Много пива, еще и с собой взяли пак.
Не думаю, чтобы Игорь сильно хотел рыбачить, но взял спиннинг, и больше часа его не было. Только ушел и Сергей присоединился к нам, тоже так, по доброму… Так напиваться, за час, надо уметь. Давно таким не видел.
Пришел Игорь, принес двух окуней, небольших, с ладошку. Показал нам, и пошли с Сашей, отпускать. Издалека уже крикнул: — Да, и заканчивайте "ледовое попоище", плыть куда-то, вроде собирались!
— Мы готовы давно, — ответил Сергей. — Тебя ждали!
— Собирайтесь…
Разместились, немножко непривычно. Антон(опять в форме), как и прежде на штурвале, Игорь и Сергей на бортах: туда — ближе к носу, я и Саша в центре. Сергей взял фотоаппарат, фотографировал невесту, я рядом, поэтому все время в кадре. Только с нами двумя, уже пол сотни снимков. Игорь забрал фотоаппарат у Сергея:
— Давай я вас клацну… Сергей ниже… еще ниже… Антон, тебя не видно, приподнимись… вот, вот, вот… Ап! Готово!
— А ты? — расстроилась Саша. — Хочу фотографию с тобой.
— А мы попросим Журавлева, и он нас, всех, разом, того…
— Антон, что за "Велемоны", стоит ли?.. — спрашиваю.
— Я дам книжку почитать…
— Так, расскажи.
— Много лет назад, здесь было землетрясение…
— Присутствовал?
— Мне рассказывать? Сам вроде просил…
— Давай, давай…
— Четыре тысячи лет назад. Обнаружили двадцать пять признаков землетрясения. Люди покинули эти места — надолго. Эпицентром оказалось — урочище "Велемоны". Это уникальный природный памятник, и он неразрывно связан с древними поселениями "Пегремы". Благодаря открытию "Пегремского землетрясения", в отечественной археологической науке возникло новое сейсмоархеологическое направление, разработан секторно-графический метод, по фиксации развалов сосудов, для выявления направленного сейсмического удара. Успешно применен в разрушенных жилищах энеолитических поселений…
— Ты читаешь, что ли? — Повернулся к нему.
— Да.
— Саша посмотрела на меня: — А я слушаю, и с ума схожу.
— Рули лучше! В двух словах объяснить не можешь, что там?
— Подплывем, высадимся, поднимемся на гору и увидим разлом. Гигантская трещина, она расползается в разные стороны. Мы будем в самом центре: ширина метров сто и длинна пол километра. Здоровая такая, вам понравится.
— Другое дело. А-то устроил тут — секторно-графический позор.
— Зря. Тут интересно, вот послушайте: "Другая, мощная сейсмодислокация расположена в пятистах метрах к западу от береговой линии…", так, это не то… А вот — "Самообвал имеет форму трех террас, на которых залегают глыбы с разной степенью выветрелости. Такое строение позволило…"
— Стоп!
— Что случилось?
— Антон, друг, не делай так со мной! Я, человек, не для этого!
— Разве, не интересно?
— Не в том дело… Хочется ж самому прощупать глубину "выветрелости", понимаешь?
Не послушался, еще что-то читал, но я уже не слышал. Подумал, кажется, но вдруг явно почувствовал на спине, возле лопаток, Сашину ладонь. Испуганно оглянулся на Антона, но бородач увлечен чтением, ничего не видел. Ее пальцы нежно касаясь, очертили круг, стали грубее, настойчивее, и когда Антон перестал читать, пальцы с силой сжали кожу и ладонь вдруг исчезла; на лопатке, возле сердца вспыхнуло пламя. Саша отдернула руку, и вся отпрянула, отвернулась от меня. Больше ничего не слышу и не понимаю. Все, как в тумане.
Лодка уперлась в большие скользкие камни. Саша испугалась, что лодка порвется о их острые ребра. Но капитан сегодня — сама уверенность, лишь слегка приподнялась верхняя губа, обнажая рельеф искристых зубов, да глаза моряка сверкнули в оправе смелого прищура.
