— Откуда ты знаешь, чем закончится, если не читала?

— Я подсмотрела, никто не видел, и ты не говори никому.

— Страшная книга. А может, получиться, что жених был сумасшедшим — а стал притворяться нормальным? И у них, во втором томе рождаются дети; и тут за дело берется Стивен Кинг…

— Ну вот, ты все испортил. Теперь буду думать, что он только притворяется здоровым. Как, читать книгу с плохим концом?

— А середина, хорошая?

— Вроде ничего.

— Читай с конца, по странице и доберешься до середины.

— Ты так читаешь? — недоверчиво спросила она.

— Делю книгу на три части и читаю назад, по странице каждой части. Попробуй на досуге, такая интрига, выстраивается сама собой…

— Любишь интриги, Глеб?

— Нет, я предпочитаю книги без этих штучек: телефонные справочники, инструкции к мобильным телефонам, пособия для начинающих резчиков по дереву…

— Я вообще спросила. Ты интриган?

— Я родился на стыке полюсов, в забытый час, потерянного тысячелетия. Я — индваган. Восемнадцать мудрецов, восемнадцать лет учили меня восемнадцати наукам. Я должен осчастливить человечество. Люди смогут пить уксус не опасаясь за здоровье, и я добавлю в радугу еще один цвет.

— Зачем?

Хм, ну ладно, не буду добавлять… А ты, любишь?

— Кого?

— Интриги?

— Нет. Нет Глебушка, я не люблю интриги, пойдем купаться?

— Пойдем.

Песочный берег медленно уходит под воду, вода чистая: на большой глубине видно водоросли, камни, рыбу, в основном это окуни, не очень большие, но совсем не пугливые: давали себя разглядеть.

Саша первая, зашла по колена и остановилась, плечики вздрогнули, по телу пробежали мурашки.

— Иди вперед, — говорит. — Нагреешь немножко, и я за тобой.

Расправил плечи, втянул живот, уверенно шагнул. Надо уметь заходить в воду, — я умею.

Этому надо учиться, как бальным танцам, катанию на коньках или игре на рояли. Дилетанта видно, он заходит некрасиво, медленно, трусливо. Так заходить нельзя. Лучше отказаться от купания совсем. Не мучить ни себя, ни окружающих, заняться другим: построить песочный домик, убрать мусор с пляжа, вырыть новый общественный туалет. Ну раз уж полез, не поднимай свои хлюпенькие плечики, не делай так. Понимаю — это первая реакция, но ведь не помогает, ведь теплее не становится. Перестань трогать свою задницу, мацать плавки, поправлять их и щелкать резинкой, будто дышать нечем. Зашел достаточно глубоко, вода достигла мошонки — не вздрагивай — это противно. Если ты не один, и тот, кто залез раньше, брызгается, не визжи как "деффка" — игнорируй. Заходишь быстро, шаги прямые, уверенные; вода достигла пупка, можно нырять. Но ныряешь не брюхом, а красиво, почти под прямым углом, чтобы ножки грациозно клацнули над водой, а не… Лучше с разбега или с вышки, но тут не видно характера, внутренней силы.

…проплыл у самого дна, когда вынырнул, Саши не было. Десять секунд, двадцать, тридцать, начал волноваться, паниковать.

— Саша, — крикнул.

Надо, что-то делать, надо звать Игоря, Сергея, надо искать…

Опустил голову в воду, видно далеко но не достаточно.

— Саша!

— Эй, где ты там? — тихо, почти шепотом, но узнал ее голос. Огляделся по сторонам, — не увидел. Не показалось, точно слышал, оттуда, издалека. Секунд через двадцать появилась голова, далеко, метров за сорок, и опять исчезла. Протяжно выдохнул, выругался: "вот зараза". Кого, спрашивается, хотел удивить своими ныряниями, да она в воде — касатка. Не буду больше нырять. И вообще, я обиделся.

Вынырнула, почти сразу, засмеялась:

— Увидел таки! Испугался?!. Плыви сюда.

— Нет, все я на берег.

— Плыви, плыви…

— Холодная… Я на берег.

— Тону!.. Тону…

— Сашенька, что за шутки?

— Помогите!.. Пома..! — Опять исчезла.

— Саша! Саша!

Рванул к ней. А если это правда, смогу вытащить? Нет, вряд ли… Утонем вместе. Значит судьба… Приплыл быстро, она вынырнула в нескольких метрах от меня.

— Как медленно. Я бы у тебя уже сто раз утонула…

— Саша.

— Сашенька. — поправила меня.

— Саша. Ты испорченная девчонка! Со мной так себя не ведут…

— Вот как?

— Да так. Я плыву обратно.

— Но ведь ты приплыл…

— Первый и последний раз.

— Мне надо сказать тебе…

— Что?

— Подплыви ближе.

— Я отлично слышу.

— Но так, еще лучше.

Она подплыла, коснулась моей руки.

— Ну, не злись, — сказала ласково. — Ты ведь такой хороший, добрый, милый. Ты опять дрожишь… Иди ближе, я согрею. Ты меня почти спас, ты смелый…

— Сашенька, золотце… не делай так… Он мой друг, а я слабый человек…

— Поцелуй меня.

— Что ты делаешь? Саша.

— Смелей, ты же хочешь…

Она близко, очень близко, катастрофически близко… Пропади все пропадом…

Поцелуй был не долгим — две три секунды, но ее язык, дрожь, этот сладкий стон… Ни один поцелуй не был таким желанным, страстным, таким… запретным.

— Русалка, — сказал я, попробовал прижать, но она выскользнула, засмеялась:

— Видишь, а ты не хотел. А теперь на берег.

Из лагеря нас не видно, но мне показалась, кто-то смотрит. Вроде как, кусты шелохнулись, может, показалось?..

17

Сергей занимался индюком, сам. Никого не подпускал. Сам нарубил дров, разжег костер, выстругал вертел и насадил на него птицу.

Мы играли в покер. Сергея пришлось изгнать из компании. Постоянно отвлекался на индюка и тормозил игру. Еще он слишком много проиграл, и на расписках ставил чужие подписи. Поздно заметили, а-то выгнали бы раньше.

Ставки серьезные: я проиграл триста тысяч, Саша пятьсот, бородач миллион. Эти деньги, договорились выслать, сразу по приезду домой.

После каждой игры, Игорь брал расписки. Саша просила скостить долг хотя бы в половину, но белорус неумолим. Предложил заплатить немедленно, по смешному курсу — сто к одному.

Но Саше, проще через пару недель, вернуть пятьсот, чем сейчас — пять. Сейчас, эти деньги лучше пустить в оборот, а через месяц, и ему отдаст, и себе столько же заработает. Игорь, что-то заподозрил, но промолчал. От жадности рассудок его помутился.

Вечером пришел Анатолий Павлович. Принес шахматы.

— Итак, молодые люди, как будем играть?

— Эстафета, — предложил я. — Победитель остается, побежденный уходит, и так, пока все не сыграют.

— Кто начинает?

— Самые сильные, — говорю, — Вы и Сашенька.

— Ой! Я не умею, — сказала девушка. — Хотя, ладно, попробуем. Это ж как шашки?

— Я помогу.

— Глебушка не надо, я сама.

Фигуры на доске. Саша играла белыми. Первый ход ее. Взглядом опытного гроссмейстера осмотрела доску, поцарапала острым ноготком черный квадратик, чему-то удивилась, подняла глаза на меня:

— Е2 на Е4?

Я кивнул.

— Прекрасный ход! — похвалил Анатолий. — Божественный ход!..

— Глеб передвинь пожалуйста, я не знаю, где это.

— Вот эта пешка, становится, вот сюда. — Я сделал ход.

Анатолий сыграл: Е2 на Е4.

— А почему вы повторяете? А что, можно повторять? Глеб, а это честно?

— Вообще не честно… ни-то чтобы, но… В Петербурге, так уже не играют, но здесь…

— Вот! Повторять нельзя! — возмутилась Саша. — Придумывайте свои ходы, а так каждый может.

Анатолий:

— Я давно не был в Петербурге, но отбрасываю всякие сомнения. Такие, прекрасные люди, не могут обманывать. Тогда вот так…

Переставил пешку, на клетку назад. Получилось: Е2 на Е3.

— Все равно похожий ход. Глебушка, а так в Питере играют?

— Ну так, мастера старой школы… Им трудно перестроиться на новый лад…

— Ну, так, что? — спросил Анатолий, — Принимаете?

— Принимаем. Это будет старая школа против новой. Так, куда же теперь?

— Сашенька, давай вот эту лошадку…