Глаза у нее уже не были такими опухшими, но лицо было все еще очень воспаленным, красным, болезненным. Она улыбнулась и даже вскрикнула от боли:

– Ох! Неужели мы все-таки живы?

Торак тоже улыбнулся, но лучше бы он этого не делал: ему показалось, что лицо ему долго терли песком. Видимо, выглядел он не лучше, чем Ренн.

– Теперь надо выбраться отсюда и поскорее уйти подальше от этой ледяной реки, – сказал он.

Волк уже тихонько поскуливал: просился наружу. Торак схватил топор, разбил закрывавшие входное отверстие снежные комья, и свет так и хлынул в пещеру. Волк стрелой вылетел оттуда. Торак выполз следом за ним; его дыхание в морозном воздухе превращалось в облачка пара.

Вокруг сверкал мир снежных холмов и гор с зубчатыми гребнями, созданный метелью. Небо сияло яркой голубизной, его словно дочиста выстирали. И было совершенно тихо, даже ледяная река будто уснула.

Волк без предупреждения прыгнул прямо Тораку на грудь, уронив его в снежный сугроб, и теперь стоял над ним, весело улыбаясь и виляя хвостом. Торак, смеясь, попытался его схватить, но Волк отскочил, ловко перевернулся в воздухе и припал на передние лапы, задрав хвост чуть ли не на спину и приглашая поиграть.

– Ну давай поиграем! – согласился Торак и тоже опустился на четвереньки.

Волк снова прыгнул на него, и они покатились по снегу. Волк шутливо кусал его и рычал, а Торак носом толкал его в морду и таскал за загривок. Наконец Торак слепил снежок и высоко его подбросил, а Волк подпрыгнул, как всегда, удивительным образом изогнулся в воздухе, поймал снежок на лету и рухнул в сугроб.

Пока он отряхивался, а Торак, устав от возни, пытался встать на ноги, Ренн тоже выбралась из пещеры и, зевая, спросила:

– Надеюсь, отсюда не слишком далеко до Леса? А где же твоя накидка?

Торак хотел уже сказать, что накидку унесла буря, и повернулся к ней, да так и застыл, забыв обо всем на свете.

На востоке прямо над их пещерой – и надо всей ледяной рекой – пугающе близко громоздились Высокие Горы!

Много дней подряд туман и метель скрывали их, да и ледяные утесы нависали так низко, что за ними ничего не было видно. Но теперь в холодном чистом воздухе эти Горы были видны совершенно отчетливо, и, казалось, они уходили прямо в небо.

Торак даже пошатнулся, так сильно он закинул голову, пытаясь окинуть взором эти сумрачные вершины в шапках вечных снегов. Впервые в жизни горы были не просто темной неясной полоской на далеком горизонте. Сейчас Торак стоял почти у их корней и, вытянув шею, смотрел на их острые пики, пронзавшие облака. От гор исходила невероятная мощь и затаенная угроза. Здесь была обитель духов, а не людей.

«И где-то здесь, – думал Торак, – находится Священная Гора. Та самая, которую я поклялся отыскать».

Красный глаз светил по ночам все ярче и поднимался все выше. У Торака оставалось всего несколько дней, чтобы отыскать Священную Гору.

Но даже если он ее отыщет – что тогда? Как он должен поступить с этим Нануаком? И как им все-таки уничтожить медведя?

Ренн, проваливаясь в снег, подошла к нему и остановилась рядом.

– Пошли, – сказала она. – Нам надо поскорее выбраться отсюда. Надо вообще держаться подальше от ледяной реки и поближе к Лесу.

Волк вдруг вскочил, прыжками взлетел на вершину большого сугроба и стал прислушиваться, повернув голову в сторону предгорий.

– Что там такое? – шепнула Ренн. – Что он услышал?

И тут Торак тоже услышал это: откуда-то издалека, от подножия Высоких Гор, доносилась дикая и вечно меняющаяся песнь волчьей стаи.

Волк закинул морду вверх и, глядя в небо, провыл: «Я здесь! Я здесь!»

Торак был удивлен. Почему он откликается на зов какой-то чужой стаи? Волки-одиночки никогда так не делают. Они стараются избегать возможных соперников.

Тонким свистом он попросил Волка подойти к нему, но тот не двинулся с места: глаза его превратились в щелки, черные губы приподнялись, обнажая зубы; он самозабвенно выводил свою песню. И Торак впервые заметил, как сильно повзрослел его четвероногий друг. Лапы стали гораздо длиннее и мощнее, на плечах вовсю отрастала длинная густая черная шерсть, даже в голосе у него теперь уже почти не слышалось щенячьего повизгивания.

– Что он им говорит? – шепотом спросила Ренн.

Торак сглотнул застрявший в горле комок и хрипло пробормотал:

– Он рассказывает, где находится.

– А что они ему говорят?

Торак прислушался, не сводя глаз с Волка.

– А у них идет разговор с двумя волками-разведчиками, которые бегали к водопадам в поисках северных оленей. В общем… – Торак снова прислушался, – они отыскали там небольшое стадо и теперь объясняют, где оно находится, и говорят, что выть теперь нужно, уткнувшись мордой в снег.

– Это еще почему?

– А волки часто прибегают к такому фокусу, чтобы обмануть северных оленей. Когда их вой звучит приглушенно, олени думают, что волки гораздо дальше от них, чем на самом деле.

Ренн зябко повела плечами:

– И ты все это способен понять?

Торак пожал плечами.

Она потыкала снег башмаком и вдруг заявила:

– Я не люблю, когда ты говоришь по-волчьи! На душе так странно становится. Страшно.

– А я не люблю, когда Волк разговаривает с другими волками, – сказал Торак. – От этого и мне становится странно и страшно.

Ренн попросила его пояснить, но он ей не ответил. Слишком больно было говорить об этом человеческими словами. Впервые в жизни он осознал, что хоть и понимает волчий язык, но никогда не был настоящим волком и никогда им не станет! А потому между ним и его Волком всегда будет стоять непреодолимая стена…

Волк перестал выть и подбежал к ним. Торак опустился на колени и обнял его, чувствуя под густой зимней шерстью еще довольно тонкие молодые кости и слыша яростный стук его верного сердца. Прижимая Волка к себе и вдыхая знакомый сладостный запах шерсти и лесных трав, он почувствовал, как Волк нежно лизнул его в щеку и прижался лбом к его лицу.

Торак даже зажмурился. «Никогда не покидай меня!» – хотелось ему сказать. Но он не знал, как сказать это по-волчьи.

И они пошли на север.

Это был мучительный переход. Буря завалила все вокруг плотным глубоким снегом, сбив его в высокие сугробы, но и между сугробами снега было по пояс. Помня о ледяных трещинах, Ренн и Торак сперва тыкали в снег стрелами, что еще больше замедляло их продвижение вперед. И все время они чувствовали: Высокие Горы смотрят на них, словно ожидая их неизбежного поражения.

К полудню они успели пройти совсем мало и все еще находились неподалеку от своей снежной пещеры. А вскоре наткнулись на новое препятствие. Это была настоящая ледяная стена, слишком отвесная, чтобы на нее можно было взобраться, и слишком твердая, чтобы в ней можно было прорубить проход. Видимо, ледяная река решила сыграть с ними еще одну жестокую шутку.

Ренн сказала, что хочет осмотреться, и предложила Тораку немного отдохнуть вместе с волчонком. Торак был даже рад этой передышке: мешочек с Нануаком казался ему теперь страшно тяжелым.

– Ты только осторожней, в трещину не свались! – крикнул он Ренн, с беспокойством глядя, как она идет к просвету между двумя самыми большими ледяными утесами, похожими на острые клыки.

– Тут, похоже, какой-то проход! – крикнула в ответ Ренн.

Она сбросила заплечную корзину, нырнула в узкую щель между «клыками» и… исчезла.

Торак испугался. Он уже хотел броситься за ней следом, но тут она вновь появилась и закричала:

– Ой, Торак! Иди скорей сюда! Посмотри! Мы добрались! Добрались!

Волк прыжками понесся к ней. Торак тоже скинул заплечную корзину и последовал за ним. Ему страшно не хотелось лезть в эту щель – она напоминала ему пещеру с мертвецом, – но, выбравшись на ту сторону прохода, он даже задохнулся от восторга.