— Пичи! — звал он ее. — Пичи! Пожалуйста, очнись!..
— Мистер Бриндиси! Мистер Бриндиси! Я привел доктора Хинстона!
Сенека увидел двух вошедших в комнату мужчин.
— Вы пришли, чтобы спасти ее! Она… Я… Что-то случилось… Золото… Я заплачу вам золотом! — сбивчиво говорил Сенека.
Он подбежал к вазе, что стояла на маленьком столике и опрокинул ее содержимое к ногам Пичи.
— Много… Я могу дать много золота, серебра, драгоценностей. Бога ради! Я могу дать вам все, что вы пожелаете, — сказал Сенека. Он почти что потерял рассудок: руки его тряслись, глаза растерянно бегали. Доктор Хинстон попытался успокоить Сенеку. Он взял его за руку и подвел его к креслу-качалке.
— Успокойтесь, — сказал ему доктор. — И присядьте вот тут, сэр, — указал он на кресло.
Сенека уставился на кресло-качалку, вспоминая, как он прекрасно провел в нем время со своей женой, с Пичи.
— Это кресло… Нет… — сказал Сенека. — Я не… Я не хочу садиться…
— Хорошо, — сказал доктор Хинстон и подошел к кровати.
— Я подожду на улице. — сказал мистер Уэйнрайт. — Если что-нибудь понадобится… Я пойду присмотрю за лошадью графа… В общем, я буду на улице… — сказал он и быстро вышел.
Пока доктор Хинстон осматривал Пичи, Сенека ходил взад-вперед по комнате, заломив руки. Осмотр затянулся. Доктор молчал. Но почему?
— Душно, — прошептал Сенека. — Может быть, Пичи душно?
Он подбежал к окну и раскрыл его настежь.
Легкий ветерок ворвался в комнату и освежил лицо Сенеки. Сенека уловил запах земли и быстрого ручья, запах деревьев и диких животных, листьев и свежих дров.
Каждый запах напоминал ему о Пичи. Он прислушался к звукам, простым и прекрасным. Сенека хотел было выглянуть из окна, но его атлетическая фигура застряла в оконном проеме. Он приоткрыл глаза и увидел веревки. Они качались от порыва ветра.
— Посмотри на меня, Пичи!..
— Я смотрю, мой дорогой. — Эти слова стояли у Сенеки в ушах. В голове у него все перепуталось.
— Моя рогатка… — пробормотал он. — Я думал, что я потерял ее, доктор Хинстон…
Доктор Хинстон повесил стетоскоп и сказал:
— Мистер Бриндиси…
Сенека был весь внимание. Он боялся задать доктору вопрос, который стучал в его сердце, его душе, его разуме. Но доктор сам ответил на этот вопрос.
— Она жива, мистер Бриндиси, — спокойно сказал доктор Хинстон. — Но я не знаю, сколько это будет продолжаться. Она проявляет все симптомы умирающей жизни.
— Да, симптомы, — сказал Сенека. — У нее все симптомы налицо. Это — «типинозис», доктор Хинстон. Вот что убивает ее. Разве вы не заметили? Вам бы прописать ей лекарства от типинозиса.
Сенека уставился в пол.
— Типинозис? — переспросил доктор Хинстон. — Мистер Бриндиси, вот уже тридцать лет я работаю доктором, но о такой болезни не слышал. Заверяю вас, что такой болезни не существует.
— Я говорил ей об этом. Но она мне не верила, — пробормотал Сенека.
— Мистер Бриндиси…
— У нее есть травы, — вспомнил Сенека. — Вы можете дать ей травы.
Он открыл шкаф и нашел ее мешок с травами.
— Вот, вот где они! — воскликнул он и запустил свою руку вовнутрь.
Вдруг он неожиданно нащупал что-то твердое. Он вытащил руку и увидел сверкающий камешек, который хотел ей подарить. Она сохранила его, здесь, в сумке с травами.
— Мистер Хинстон! — позвал Сенека. Он положил камешек в карман и поднес мешок с травами доктору…
— С любовью… вот как она говорила… Она говорила, что если лекарство приготовлено с любовью, то оно очень хорошо действует. А еще она использовала топленое сало, лук и чеснок, яичную скорлупу, воду. Я схожу за водой, и мы с мистером Уэйнрайтом все приготовим как скажете, — сказал Сенека и направился в другую комнату. Доктор Хинстон пошел следом за ним.
— Я не знаю толком ничего в травах, мистер Бриндиси, — сказал он, ставя сумку Пичи на кухонный стол.
— Я хочу сказать вам только одно: ваша жена была отравлена, — продолжил доктор. — А пока я не узнаю чем, я не могу дать ей противоядие.
У Сенеки внутри похолодело. Он будто бы онемел.
Доктор Хинстон попытался было усадить его за один из стульев у стола, но безрезультатно. Сенека стоял и смотрел на стол, на трещину в нем, на корзину с фруктами, хлебом и сыром. Вокруг стола валялись крошки сыра, немного белые, немного желтые. Много крошек было на столе. Вдруг Сенека заметил крошечную полевую мышку. Она лежала на боку, скрючив лапки. Две другие мышки лежали рядом. Сенека напряг память.
— Она всегда убирает пищу со стола, доктор Хинстон, — задумчиво произнес Сенека. — Она запирает это все в ящик, чтобы мыши не достали. Но сегодня… Ей некогда было, сами понимаете. Мы очень быстро собрались и уехали. И посмотрите, что получилось из-за нашей спешки… Мыши… Они проникли в корзину.
Смутная догадка ослепила Сенеку. Мыши лежали около сыра, а у некоторых остались крошки сыра во рту. Значит, мыши ели сыр. И Пичи тоже ела сыр.
Мыши умерли… У Сенеки дух перехватило. Кровь застыла в жилах. Он внезапно ринулся к двери, опрокинув на ходу столик. Столик грохнулся на пол.
— Мистер Бриндиси! Что… Сенека схватил стоявшего за дверями плотника и закричал:
— Та женщина… Та миссис Бэлли… Она отравила Пичи! Где она?
— Что? — закричал плотник. — Я… Она… Мы… Доктор Хинстон и я проехали мимо нее и ее племянника по пути сюда… О, мистер Бриндиси, у нее был ваш фургон. Я думал об этом прежде… Но она, должно быть, украла его в селе! Она…
— Черт побери! Скажи мне, где ты видел ее? — спросил у плотника Сенека.
— Она направлялась в порт… — произнес плотник.
Не дослушав его, Сенека вихрем побежал к лошади, вскочил в седло и направил лошадь галопом в порт. Он летел навстречу ветру, низко пригибаясь к шее животного. Он летел, опережая время, которого так мало оставалось для Пичи.
Орабелла хлестала осла длинным прутом направо и налево. Сумки с травами висели у Орабеллы через плечо. Она злилась на осла, который упрямился и не хотел идти. Бубба сидел рядом с Орабеллой и сопел носом. Ему было жалко животное. Он слышал, как бедный осел визжал от боли, но Орабелла продолжала его хлестать.
— Прекрати, п…прекрати, тетушка Орабелла, — просил он ее сквозь слезы. — Не бей его больше, пожалуйста, тетушка Орабелла, — ныл Бубба.
Но Орабелла не обращала внимания на племянника. Ей надо было как можно быстрее попасть в порт. Ей нужно было торопиться! Она боялась того, что кто-нибудь догадается, что она отравила Пичи. Орабелла была абсолютно уверена в том, что Пичи уже умерла. Да она еще, эта дура Пичи, заказала сама себе гроб!
— Эта сучка, — рассуждала Орабелла, — уже должна была съесть либо сыр, либо хлеб, либо фрукты, либо все вместе! И теперь золотой ручей будет принадлежать мне.
Рассуждая так, она вновь ударила осла. Она жаждала золота поскорее, а осел не желал бежать. И она хлестала и хлестала осла. Она жаждала золота!
— Нет! — закричал Бубба. — Ты зашибла его до крови. Я заберу его к принцессе — кузине Пичи. Она вылечит его…
— Идиот! — закричала на него Орабелла. — Она, твоя принцесса, мертва! Она съела отраву, Бубба! Она…
И вдруг она закрыла рот и прислушалась: вдали раздавался цокот копыт. Орабелле вдруг стало страшно. Она нутром почуяла неладное. Вот в клубах пыли она различила всадника. Он несся по дороге, как на крыльях, низко наклонив голову к шее лошади. Орабелла не видела еще этого всадника, но в душе знала, что это — принц.
Орабелла начала сильнее хлестать осла, но он не двигался с места. Совершенно обезумевшая, она сбросила свой мешок с травами на землю и крикнула Буббе:
— Прыгай скорее! Нам нужно спрятаться! Бубба, они бросят тебя в тюрьму, и ты никогда не выберешься оттуда!
У Буббы от страха мурашки забегали по спине. Он выпрыгнул из фургона и побежал за теткой, которая уже бежала по дороге.
— Прячься, — кричал он ей вдогонку. — Я уже спрятался.
С этими словами он начал переползать через каменную стену. Он еще не успел перевалить на другую сторону, как увидел рядом большую коричневую лошадь. Сенека ничего не знал о прячущемся мужчине и поторопился нагнать старую женщину в зеленых зарослях.
