– Джинни… – начал Гарри, боясь посмотреть жене в глаза, – я…

– Сейчас, пожалуйста, помолчи, Гарри, тебе ничего не надо говорить, послушай меня. Твоя беда, Гарри, в том, что ты любишь двух женщин, они обе нужны тебе, а ты нужен им. Гермиона и я – две половинки твоего идеала женщины, но в реальной жизни идеалов не бывает. Не скажу, что я была рада узнать о… тебе и Гермионе, но я всегда была готова узнать. Ну, или думала, что была готова. И ты теперь, конечно, мучаешься и думаешь, что хуже всех будет мне? А вот и нет, Гарри. Знай, что хуже всего придётся именно тебе, потому что ты обречён разрываться между двумя женщинами, которых ты любишь и уважаешь, и которым никогда не решишься причинить боль. И я это знаю, и Гермиона знает. Ты думаешь, она не понимает, зачем ты поехал, и о чём мы будем с тобой говорить? Ей сейчас очень плохо, Гарри. И мне плохо. Но я останусь в своём уютном, безопасном и привычном доме, а ты с ней полезешь в самое пекло, и в этом вся разница. Я ведь угадала? Она пойдёт с тобой?

– Я не хотел её брать, но…

– Знаю. Судьба. Все мы связаны судьбой в такой узел, что его невозможно распутать, да, наверное, и не стоит пытаться…

Джинни через силу улыбнулась, поцеловала Гарри и бодрым голосом объявила:

– Сёрьёзные разговоры на сегодня закончены, пора завтракать. Добби, накрывай на стол!

Вернувшись в Хогвартс, Гарри закрутился в куче мелких дел, которые придумывал сам для себя, чтобы скоротать время. С Гермионой он виделся только на людях, и Гарри понял, что никаких особых разговоров с ней больше не требуется – всё было обговорено и решено, все были готовы и ждали.

Вечером, когда школьники готовились к праздничному пиру, Гарри вместе с Хагридом вышел из замка. Всё было готово и здесь, костры, факелы. Хагрид нёс в руке зажженный фонарь. Они уже собирались возвращаться, как вдруг откуда-то из-за стены ночного леса раздались рыдания.

Гарри переглянулся с Хагридом:

– Это же баньши, – испуганно пробормотал полувеликан, – да как близко-то…

– Значит, сегодня ночью кто-то умрёт, – резко ответил Гарри, – баньши никогда не ошибаются.

Приближалась полночь, пир закончился. Орава галдящих школьников высыпала из замка, и тут же вспыхнули волшебные факелы. Дети собрались в круг у костра, позади них стояли учителя.

– Инсендио! – приказал Гарри, и костёр вспыхнул. Школьники радостно завопили.

Когда костёр прогорел, дети по очереди стали перепрыгивать через него, выкрикивая призывы к свету против тьмы. Сначала прыгали младшие классы, и учителя сразу уводили их, потом старшие. Наконец у костра остались только Гарри, Гермиона и Дуэгар. Дуэгар разбежался и тяжело перелетел через костёр, взметнув сноп искр.

– Давай, Гермиона, теперь ты, – сказал Гарри.

Гермиона прыгнула, ничего не произошло.

– Ну, теперь я, – сказал Гарри, – и да поможет нам Мерлин!

Он разбежался и прыгнул. В тот момент, когда он коснулся земли, все факелы разом потухли, а цвет пламени костра изменился на ядовито-зелёный. На Хогвартс рухнула странная тишина: пропали все звуки – скрип камешков под ногами, шелест листвы, треск угасающего костра.

– Что это?! – вдруг спросила Гермиона, указывая куда-то в небо.

Гарри повернулся в ту сторону, но ничего не увидел, однако до его слуха донесся грохот копыт, лязг стали и собачий лай. Звуки шли с неба, и они стремительно приближались.

– Это Дикая Охота! – охрипшим голосом прошептал Дуэгар, – Дикая Охота Гвин-ап-Нудда!

Врата Гвин-ап-Нудда стояли на алтаре лаборатории некромантии в замке Малфоев. Рваный занавес слегка колебался от невидимого ветра, в мертвенной тишине лаборатории был отчётливо слышен странный шёпот, исходящий из арки. Драко Малфой, Скорпиус и Эриния стояли рядом, они ждали. Внезапно факелы в подземелье мигнули, и их цвет из обычного оранжево-красного сменился на ядовито-зеленый, лица Малфоев и Эринии стали похожими на лица мертвецов.

– Время! – крикнул Драко, отшвырнул ткань, закрывающую проход в арке, и оторопел. Вместо задней стены лаборатории в проёме арке появился скупо освещенный тоннель с каменными стенами и неровным полом. Куда ведёт тоннель, не было видно – всё скрывал мрак.

Эриния вспрыгнула на алтарь, быстро шагнула в проём и вдруг отлетела, ударившись спиной об пол. Врата не пропускали её! Поднявшись, она попыталась преодолеть препятствие с разбега. Тщётно.

– Вместе! – хрипло каркнул Драко, – вместе со Скорпио!

Эриния схватила юношу за руку и потянула за собой. Теперь они попытались пройти вдвоём, но и эта попытка оказалась неудачной. Эриния молча повернулась к Малфою, ожидая дальнейших указаний, а Скорпиус безвольно застыл там, куда его отшвырнула арка.

Драко был в панике: всё рушилось! Что делать? Время тает, его не вернуть, каждая потерянная минута увеличивает риск всего дела. И тут Драко осенило: он схватил серебряную руку Питера Петтигрю, которая всё еще лежала в центре погасшей пентаграммы, и швырнул в арку. Живую руку Малфоя, нечаянно соприкоснувшуюся с мёртвой рукой, рвануло запоздалой болью. Соприкоснувшись с преградой врат, серебряная рука вспыхнула и сгорела, превратившись в облачко белого дыма, но и преграда лопнула, издав звук басовой струны

– Вперед! – теряя голос, заорал Малфой.

Скорпиус всё ещё медлил, и тогда Эриния сильно ударила его в спину, отчего парень пролетел через арку, а затем шагнула за ним. Драко видел, как они уходят по каменному тоннелю, постепенно исчезая во мраке. До рассвета оставалось несколько часов. Драко опустился в кресло и приготовился ждать.

Гарри отодвинул Гермиону за спину, взял в правую руку волшебную палочку, а в левую кинжал семейства Лестрейндж, который зачем-то решил взять с собой. Рядом в боевой стойке застыл Дуэгар, сжимая в руках топор на длинной рукояти. Дикая Охота стремительно приближалась. Впереди на огромном коне мчался скелет, облачённый в рыцарские доспехи, без щита, но с огромной двуручной секирой, за ним еще какие-то всадники, огромные псы, существа, представляющие собой тошнотворную карикатуру на людей, и прочая нечисть, разглядывать которую у Гарри уже не было времени. Дикая Охота изменила направление. Теперь она мчалась по огромной окружности, центром которой был костёр Самайна. Один из всадников стал снижаться, уменьшаясь в размерах, и у земли достиг обычного человеческого роста. Всадник, гремя древними латами, спрыгнул с коня и, шлёпнув его по крупу, отправил обратно в небо. Потом повернулся к Гарри и отцепил длинный прямой меч, который висел у него на поясе без ножен. В тишине проскрежетал нечеловеческий голос:

– Наконец-то мы встретились, Поттерёныш!

Рыцарь сделал шаг вперёд, размахнулся и нанёс мощный удар мечом, который Гарри еле-еле смог отбить волшебной палочкой.

– Не дёргайся, Поттерёныш, – ухмыльнулся рыцарь, – не тяни время! Против этого меча тебе всё равно не выстоять. Сейчас я убью тебя, потом перебью твоих крысят в замке, войду во Врата, и скрижали Грин-де-Вальда наконец-то обретут хозяина!

– Иэ-э-х-х! – это Дуэгар вступил в бой, ударив рыцаря топором. Тот на мгновение повернулся и парировал удар, да так, что Дуэгар отлетел назад, ударился спиной об угол гробницы Дамблдора и потерял сознание.

Рыцарь наступал на Гарри, нанося удар за ударом. Он не пытался фехтовать, а просто раз за разом опускал на голову Гарри свой меч, но с такой силой, что Гарри понимал – долго он не продержится. Его волшебная палочка была такой горячей, что Гарри боялся, как бы она не вспыхнула. Чтобы выиграть время, он попробовал отвлечь рыцаря из Дикой Охоты:

– Ты возьмешь скрижали себе?

– Нет! – лязгнул рыцарь, – я отдам их моему господину!

– Кто твой господин? – задыхаясь, спросил Гарри.

– Мой господин – хозяин Дикой Охоты!

– Гвин-ап-Нудд?

– Да!

– Тогда кто же ты?

Рыцарь не ответил, но внезапно налетел порыв ночного ветерка, и Гарри разглядел серебристые волосы, выбивающиеся из-под древнего шлема.