Кир-Кор слушал эварха внимательно, не перебивая. А когда тот завершил наконец мрачный экскурс в теорию сингулярной стадии реального абсурда, он отбросил последние колебания и возразил:
— Спору нет, проблема серьезная, суровая, и я отчаянно сожалею, что она как-то связана с моей персоной. Но уверен ли ты, что это моя проблема?
Михаил шумно вздохнул за спиной собеседника, неприятным голосом ответил:
— Согласен, не совсем твоя…
— Совсем не моя, — настоятельно уточнил Кир-Кор.
— Лучше бы ты их убил, — тихо проговорил Полуянов.
— А вот это, эварх, действительно уже моя проблема.
Минута молчания. Было слышно, как всхлипывают и сипят инжекторы воздухообменной системы.
— Извини, виноват… — пробормотал Михаил. — Просто я хотел сказать — гуманнее было бы… чем…
— Гуманнее — это как? — не сдержался Кир-Кор. — Удобнее? Не нужна была бы межэтажная возня с терминалами, с кольцами кабеля? Не надо было бы подсчитывать миллиметры роста каймы?
— Не усердствуй, — сделал попытку осадить собеседника Михаил. — Все равно не поверю, будто ты не понял, что именно имелось в виду.
— Отчего ж не понял? Понял очень даже хорошо — имелась в виду гуманная альтернатива. А это самое малое — восемнадцать гробов.
— Чушь. Впрочем, может быть, и не чушь. А почему именно восемнадцать?
— Считай. Трое антигероев двадцатого этажа, магистр, гроссмейстер с девятью серьезно пострадавшими соучастниками покушения плюс четверо погибших из бандитского экипажа шверцфайтера. То есть все те, что МАКОД и ты разрешили мне убить, но которых я, к великому счастью своему, как ты знаешь, не убивал.
— Если это законы МАКОДа, Кирилл, значит — они мои и одновременно твои.
— Игра со смертью тут идет в одни ворота, эварх, и сочинители законов отлично это понимали. Назовешь случай, когда бы грагал сознательно убил землянина?
— Разговор сейчас, сударь мой, идет о фантастически изощренных увечьях, — гнул свое Полуянов.
— Опять-таки — увечья я им нанес не сознательно, — парировал Кир-Кор. — Согласен, это выглядит теперь как наказание злодеев, но уверяю тебя, мне и в голову не приходило их наказывать — я просто отбивался! И кстати… уж если заговорили о наказании. То, что сегодня произошло с пейсмейкерской бандой, неплохо, по-моему, согласуется с вашей же концепцией возмездия. Ты не находишь?
Михаил хмыкнул.
— Возмездие — понятие деликатное, — заметил он.
— Возмездие — это справедливо жесткое наказание отъявленного негодяя, — подчеркнул Кир-Кор. — Но в какой именно форме оно должно лечить язвы общества? В форме пожизненной изоляции преступника? Уничтожения его? Публичной казни? Или, может быть, все-таки в форме «фантастически изощренного увечья»? Мне почему-то кажется, что ваша концепция обо всем этом умалчивает намеренно.
— И это понятно — возмездие должно вершиться не нами. Не путай его с наказанием.
— А в чем тут принципиальная разница?
— Наказание негодяя — в наших руках. Можем назначить, но можем и отменить. А вот возмездие — сакральное таинство. Судьба…
— Ампара? Сверхъестественное вмешательство?
— Каша у тебя в голове, сударь мой. Ампара — нечто совершенно естественное, как и любой природный закон. И действия ее в пределах локона возвратного времени так же естественны, как гравитация, скажем, или магнетизм. Разумеется — естественны и логичны преимущественно в рамках струм-логики. Но это уже дело философского вкуса.
«Ловко они каждый раз уходят за ширму струм-логики, — подумал Кир-Кор. — Не удастся мне вызвать его на откровенность, мало еще, видать, я философской каши съел».
Полуянов угадал его настроение — пошел на попятную:
— Да, кое в чем наши представления о «механизме» возмездия через возвратное время были неверны. Мы полагали, что неведомый нам «механизм» когда-то просто включится неким промыслом Ампары и будет работать сам по себе…
— «Вот приедет барин — барин нас рассудит»,[22] — прокомментировал Кир-Кор. — Уповали на то, что однажды кто-то где-то возденет Жезл Справедливого Гнева — и трепещи всяк, кто заслуживает возмездия?!
— Это была наша концептуальная ошибка, — согласился эварх. — В лучших наших традициях. Любой здравый вывод или логически выверенный прогноз мы непременно должны облечь в одежды поэтического мифа. Да что там прогноз — вся история человечества так или иначе мифологизирована. Вот и с Жезлом Справедливого Гнева накладочка вышла, здесь ты, Кирюша, прав. Действительно, думали, кто-то где-то возденет. Да ведь и в голову прийти не могло, что волей Ампары один конец этого Жезла будет вложен нам в руки. Дескать, вот вам, господа хорошие, действовать будем в соавторстве.
— Вложен в руки, но не вам, — пробормотал Кир-Кор. — К моему величайшему огорчению…
— Я имею в виду всю человеческую цивилизацию вообще, современную ее фазу в полиастральном объеме, — пояснил Михаил.
Кир-Кор невольно съязвил:
— Концептуальная ошибка ваша, а объем, значит, общий?
— Что ж делать, если Новастра находится на философском иждивении у Земли, — спокойно парировал Полуянов. — Мы допускаем ошибки, верно замечено, однако нам же приходится их исправлять. Кстати, образ новой реальности раньше всех осознал Ледогоров. Уж и не знаю, откуда у этого человека такая мощная интуиция. Раньше других он понял, что основными проводниками воли Ампары на нашей планете будут посредники — твои соплеменники, грагалы. Их присутствие здесь, их поведение, их галактические открытия, наконец — все это в целом преобразит нашу жизнь и в частности инициирует «механизм» возмездия как начало очищения от скверны. Вы, грагалы, для нас уже не «побочная ветвь человечества», с которой надо держать ухо востро, вы теперь — наше будущее, наша надежда, наша персонифицированная судьба, если угодно. Ледогоров пытался обсудить с коллегами этот свой философский прогноз еще на прошлом Соборе, но решающей поддержки не получил. И лишь на вчерашней Экседре Зыбкой Безупречности Ума большинство участников были склонны заинтересованно обсудить то, в чем он давно прозрел.
«Большинство, но не все, — подумал Кир-Кор. — В полной мере я прочувствовал это на „эзбушке“ сегодняшней».
— Ну и… что решили по вопросу о моих соплеменниках?
— Решают, — сказал Полуянов. — Суть только что произнесенного обращения фундатора к участникам Большой Экседры как раз и сводится к тому, чтобы философы официально одобрили и огласили статус полной легализации грагалов на нашей планете.
— Наконец-то! — вырвалось у Кир-Кора.
— На твоем месте я пока не стал бы ликовать. И знаешь почему?
— Конечно. Я догадливый.
— Вот! Еще вчера философам не были ведомы формы возмездия. А теперь, когда гроссмейстер обретается на Луне с мозгом новорожденного, когда весь его походный клир, за небольшим исключением, тоже хнычет здесь, требуя соски-пустышки, когда телохранители жестоко обездвижены, опасно окаймлены и чудовищно кентаврированы… Продолжать или не надо?
Кир-Кор не ответил.
— Да, Кирилл… Старая, как мир, истина: недосмотришь оком — заплатишь боком. Я очень тебе сочувствую, но и не будучи прорицателем могу предсказать, по какому пути пойдет полемика в ответ на предложение Агафона. Он ведь, кроме всего прочего, еще и романтик, наш экзарх. Благородный мечтатель. В этом нет ничего плохого… однако… сдается мне, для тактической пользы здесь надо было бы повременить.
— А может быть, он гениальный провидец? — сказал Кир-Кор не оборачиваясь. — Может, он видит грядущее лучше и дальше, чем все мы, вместе взятые, и…
— Не исключено, — перебил Михаил, — но я говорю о тактике. А что касается стратегической дальнозоркости Агафона… Да, надо признать, здесь он крупных ошибок не делал, за то и выбран фундатором. Его авторитет взлетел до небес, когда он первый понял, что открытый Олу Фадом Зердем — знак образования локона возвратного времени, в связи с чем предсказал скорое открытие и других артефактов Ампары. С экзархом спорили, однако ни опровергнуть, ни смутить его не смогли. Тебя он, кстати, тоже вычислил и предсказал. Причем — еще до того, как ты обнаружил Планар. Именно с твоей персоной он связывал начало больших перемен. Правда, с тобой все было более или менее ясно и без предвидений Ледогорова…