— Нефрет, которая в девидере нашего экзархата всем известна под именем Марины Секириновой, — отклонил комит его версию. — После отъезда Сибура этот шедевр светопластики использовали для украшения календарей принтдельцы Петропавловска.

— Без последствий, надеюсь?

— Без негативных, — уточнил Полуянов. — К новогодним праздникам на Марину обрушился небывалый шквал поздравлений — от знакомых и малознакомых людей. Как же — человек года! Женщина года!.. Затем — второй этап: многочисленные и весьма настойчивые приглашения участвовать в конкурсах красоты.

— Участвовала?

— Нет.

— Мне кажется, если она позволит себе улыбнуться, ей обеспечен успех.

— Верно подметил. Когда ее пригласили принять участие в заочном конкурсе красоты среди замужних на титул «Сударыня Ключевская Сопка», Марина весело рассмеялась, и десятисекундная видеофиксация этого рядового события принесла ей победу и приз — большую роскошную яхту-катамаран класса «золотой лев». Королевское судно.

— Спасибо за сувенир. — Кир-Кор опустил календарик в карман. — Приз, значит, ей приглянулся?

— Не знаю. Вряд ли ей довелось хотя бы раз подняться на борт «Новастры»…

— Такое название она дала своей яхте?

— Это был единственный акт проявления ее судовладельческой воли… Виноват, был и второй: акт дарственной передачи яхты «Новастра» объединенному клубу юнг Белобережья и Петропавловска.

Комит оглянулся на галдящую у заправочной станции молодежь, и Кир-Кор понял, что интервью пора закруглять.

— Большое спасибо, Иван Николаевич.

— За что?

— За скорую помощь. Все теперь ясно…

— По глазам вижу — не все, — твердо сказал Полуянов. — Выкладывай. Главное, чтобы на Большой Экседре ты был спокоен.

— Как я могу быть спокоен, если Сибур… пусть сам того не желая, нанес семье Секириновых моральный ущерб.

— Марина и ее муж — умные люди, и этим сказано все.

Помолчали. Эварх досадливо сморщил нос:

— Опять-таки вижу — не все. Значит — подробности?.. Ладно. Мой брат Леонид, опасаясь того же, побывал в семье Секириновых и доложил коменту девидеры, что инцидент исчерпан и никакой проблемы здесь нет. Кому-кому, а Леониду можешь поверить — он лукавить не станет, ты его знаешь. Муж Марины — специалист по диагностике церебральной патологии — при мне однажды сказал: «Борьба с избытком любви на Земле способствует процентному росту олигофрении».

— Специалистам виднее, — заметил Кир-Кор. — Скажи мне, эварх, со всей откровенностью… сам ты обо всем этом что думаешь? Чем все это может кончиться?

— Я не Юрмед Вертоградов, в психонавтике слаб, — поскромничал Полуянов. — Предполагаю: в следующий раз Сибур внезапно обнаружит, что Ирина стала очень похожа на свою мать, и… могут возникнуть совсем иные проблемы. Мое предположение с твоим случайно не совпадает?

— Нет. Извини… То есть я допускаю, конечно, вероятие смены вектора влюбленности у Сибура, но это, к сожалению, произойдет не в следующий раз. И если вообще произойдет, то не раньше, чем Ирина полностью повзрослеет. Такова природа Корнеевых… А где гарантия, что через пять, скажем, лет Ирина по-прежнему будет видеть в Сибуре своего Ромео?

— Да… такой гарантии нет, — согласился эварх и посмотрел себе под ноги. — Природу Секириновых мы оба знаем все-таки хуже, чем ты — природу Корнеевых.

Визуально комит нисколько не изменился, и все же Кир-Кор явственно ощутил перемену его настроения. Перемену в сторону сожаления и печали. Сожаления, умноженного на печаль… Редко бывало, когда грагал испытывал чувство растерянности перед землянином, но бывало. Непонимание, умноженное на некую разновидность неловкости… Можно даже назвать это робостью. Ощущение, что землянин в данный момент превосходит в чем-то гражданина Галактики, было острым, материально весомым и загадочным, странным. Потому странным, что подобное превосходство объяснению не поддавалось.

— Однажды, Иван Николаевич, на туристском привале ты нас всех позабавил шуточной песенкой ложкарей:

— Припоминаю. Сюжет этой песенки воспринимаешь как поучительный?

— Фатальный, — уточнил Кир-Кор. — Для нас, грагалов, фатальный. Поэтому я буду настоятельно советовать Сибуру избрать другой экзархат приписки. Очень настоятельно, по-отцовски.

— Властной, значит, рукой…

Комит вздохнул. Кир-Кор еще острее почувствовал: трещина непонимания расширилась, а ощущение необъяснимого превосходства Полуянова усугубилось.

— Странно, — признался он, — сейчас я чувствую себя перед тобой слепцом, сильно удивившим чем-то своего поводыря…

Иван Николаевич промолчал.

— Мне трудно предположить, что в моей отцовской позиции сплошные изъяны, — продолжил Кир-Кор. — Но я готов воспользоваться добрым советом. В самом деле, как поступить?..

— Прежде всего — не делать резких движений, — посоветовал Полуянов. — За годы у Сибура сложились со многими членами девидеры доверительные отношения, так неужели тебе не гнусно будет заботиться, чтобы их оборвать?

— Гнусно — нехорошее слово. Но точное. Я принимаю его. Точнее здесь, пожалуй, не скажешь… Начинаю думать, эварх, тебе удалось уберечь меня от ошибки.

— Скажем иначе, Кирилл: ты и я пытаемся оградить Сибура от наших ошибок. На земную жизнь он смотрит, конечно, глазами грагала, во многом — предвзято. Ну так пусть хотя бы его отношения с девидерой развиваются естественным и совестливым путем. Это — лучший путь, который мы с тобой знаем. — Комит, улыбнувшись, мягко добавил: — И лучшие помощники на этом пути — женщины.

«Девидера взяла Сибура под свое покровительство! — прозрел внезапно Кир-Кор. — И наверняка — по инициативе жены Полуянова, неутомимой защитницы страждущих и влюбленных». Спросил почтительно:

— Как поживает Мариула Яковлевна?

— Спасибо, неплохо. До сих пор помнишь ее по имени и отчеству… А ведь четыре годика миновало, однажды ты оказался гостем дома Полуяновых.

— Квартала Полуяновых, — снова уточнил Кир-Кор. — Как поживают ваши внучки Злата, Дашенька и Татьяна?

Иван Николаевич развел руками:

— Поверит ли Мариула, если я расскажу, что в памяти твоей мы все…

— Придется поверить. Память моя хранит имена и ваших правнучек: Алина, Вера, Надежда, Любовь…

Полуянов пристально всмотрелся в собеседника. На тонких его губах возник и тут же растаял намек на улыбку.

«А ведь он меня раскусил», — догадался Кир-Кор.

«Ничего хитрого, — отозвался внутренний голос. — На физиономии у тебя обычно написано все. Твое ребячье желание проявить хоть в чем-то свое превосходство он запросто уловил и, должно быть, подумал: „Тюфяк ты, парень!“ И поделом тебе. Не тягайся с эвархами».

— Феноменальная память, — сказал Полуянов. — Привыкнуть никак не могу. Практически абсолютная… До встречи?

— Ближайшая — на Большой Экседре. Приходи обязательно, будет занятно. Даю публичный сеанс ретропиктургии.

— Планар?

— Планар.

— Интротом из меня… В общем, прости старика, на сеанс не приду. Не буду увеличивать собой пси-балласт. Позже приду поддержать тебя на голосовании. Пока!.. Будь здоров и будь осторожен.

— Буду. Привет от меня и добрые пожелания твоим детям, братьям, внукам и правнукам, обаятельной твоей жене и ее сестрам Людмиле и Анне.

— Нет, ты уж как-нибудь лично… В квартале Полуяновых.

Эварх сделал шаг, собираясь уйти, и Кир-Кор решился наконец задать вопрос, который не давал ему покоя:

— Не знаешь случайно… звено «финистов» все еще на экваторе?

Полуянов вернулся в исходное положение.

— А ты как считаешь? — спросил с интересом.

— Думаю, все еще там. Надеюсь.

— Хороший ответ. — Иван Николаевич доброжелательно покивал. — Во-первых — думаешь. Во-вторых — думаешь правильно. А главное — встревожен… — Словно бы поймав себя на том, что разговаривает сам с собой, эварх встрепенулся и сообщил: — По просьбе фундатора сегодня ночью МАКОД откомандировал на экватор дополнительное звено поддержки. Звено аэромашин-дефендеров типа «альконост» стартовало на Финшелы с охранной базы Тамбовского экзархата.