Песня кончилась. Аплодисментов не было. Есть у людей такие песни, высшим признанием для которых может быть только длительное задумчивое молчание благодарных слушателей…

У лифтового пятачка, где в этот момент обретался один из самых благодарных слушателей, длительного молчания не получилось. Кир-Кора вывел из задумчивости нацеленный ему в левое ухо звук протяженного вздоха. Затем нежный женский (или девичий?) голос тихо (на геялогосе) произнес:

— О, какая чарующая мелодия!.. Вы не находите?

Кир-Кор обернулся (чтобы не попасть впросак, если вопрос адресован кому-то другому) и встретил взгляд очень рослой светловолосой молодой особы довольно приятной наружности. «Всего на пять сантиметров ниже меня», — уверенно определил он. Ответил:

— Мелодия — да… Но слова этой песни, эвгина, очаровывают глубиной сокровенного больше, чем даже мелодия.

— Правда?! — взволнованно прошептала светловолосая незнакомка. Ее неестественно длинные ресницы затрепетали. — Значит, я была очарована не только мелодией, но и глубиной текста! Как интересно!.. Вы говорите так необычно… Можете называть меня просто Ширли… Я Ширли Холмс.

«Очень приятно, — мелькнуло в голове Кир-Кора, — я доктор Ватсон».

— Очень приятно, — проговорил он. Представился: — Я Кирилл.

Волосы Ширли Холмс были гладко зачесаны назад, схвачены на затылке зажимом в виде золотой змеи; длинные пряди волос, искусно завитые бесчисленным множеством тонких «сосулек» и небрежно переброшенные через плечо, изящно прикрывали правую выпуклость смело декольтированной груди. Касание этой выпуклости и ее стремительно твердеющего соска Кир-Кор слишком явственно ощущал на своем предплечье чуть выше локтя. Неизвестно, как обстояли у Ширли дела с глубиной восприятия песенных текстов, но алибидемией она не страдала.

— Ширли-Кирли, — нежно прошептала эвгина, обнаруживая склонность к рифмо-каламбурическому словотворчеству; натиск соблазнительного полушария усилился. — Говорят, в этом городе, Кирли, где-то в районе порта… мысом выдается в море Сопка Любви! — заговорила она возбужденно. — Говорят, там в полнолуние просто очаровательно!

Белобрысый певец, отдыхая, тренькал струнами, брал дрожащие «гавайские» аккорды.

— Да, я об этой Сопке наслышан, — ответил Кир-Кор.

— Наша группа отправляется туда через полчаса, — жарко шептала Ширли Холмс. — Посещение Сопки Любви входит в программу сегодняшних развлечений. Кирли, вы должны лететь туда только с нами! Я уверена, вам хочется побывать на самой вершине Сопки Любви!..

— Хочется. Но прежде мне следует осмотреть свое альпинистское снаряжение. Извините.

Кир-Кор отыскал апартаменты под указанным в гостиничной карточке номером и с ее же помощью открыл дверь. В прихожей он сразу почувствовал сладкий запах роз… Этот запах непонятно почему до боли остро напомнил последний поцелуй Марсаны перед стартом «финиста» с Пляжа Любви на Театральном…

Его временное жилье по количеству комнат и комфортности обстановки несколько уступало весьма удобным апартаментам в «Каравелле», но, как он и хотел, были с видом на море. Точнее — с видом на Авачинскую бухту и Белобережье. Он возбудил мнемодим, подчиняя себе бытавтоматику местного сервиса, и перво-наперво заставил раздвинуться прозрачную стенку погодного экрана лоджии. Разбойно ввалившийся в гостиную океанский ветер грубо рванул рубаху на груди, смахнул с журнального столика весь аккуратно разложенный там глянцево-разноцветный полиграфический мусор, выдул из керамлитовой вазы и разметал по полу букет алых роз.

Белобережье светилось огнями экзархата вдали. Даже высокие здания на том берегу (и даже глазами грагала) различались с трудом. Хорошо был виден только ярко иллюминированный фасад «Ампариума». Как и всегда, сияла над ним белым, чистым светом четырехлучевая звезда. А высоко в небе — над бухтой и городом — ослепительно сияла еще одна замечательная звезда — орбитальное ночесветное зеркало. Пятно орбитального света было гигантским по площади, но не достигало Белобережья, и территория экзархата довольствовалась обыкновенным светом луны. Кир-Кор поискал глазами далекий купол АИЛАМ, нашел его по серповидному лунному блику и по мерцанию красного светосигнала на самой верхушке зеркально-призрачного здания. Это мерцание не позволяло уверенно разглядеть, светился ли еще верхушечный сегмент Академии — ретрит. Похоже, светился…

Чтобы унять шальные порывы ветра, Кир-Кор позволил прозрачным створкам погодного экрана сойтись на три четверти ширины проема лоджии.

Стоя посреди гостиной, он завел руки за спину и волевым пси-кинетическим усилием поднял с пола одну из роз. Подержал ее в воздухе, наблюдая, как с мокрых листьев стекают кристально чистые капли, не спеша опустил душистый цветок в вазу. Тем же способом поднял сразу две розы, водрузил их на место. Потом — сразу три… Это немного его развлекло. После гибели Нины он почему-то никогда не пользовался своими пси-кинетическимм способностями на глазах кого бы то ни было. (Даже Сибуру впервые продемонстрировал пси-кинез лишь в качестве практического приложения к урокам теории.) В одиночестве иногда развлекался перемещением и апроприацией не слишком тяжелых предметов. Он и сам не знал, чего было больше в этих его развлечениях: беззаботной игры с не очень понятной для него самого «магнетической» силой или инстинктивной тяги к периодическим тренировкам.

Девять возвращенных в вазу роскошных роз снова стали единым сладко пахнущим алым букетом. Завершая уборку гостиной, Кир-Кор взглядом «вымел» в проем открытой двери кабинета полиграфический мусор. Кабинет сегодня все равно никому не понадобится. И завтра.

После душа он вынул из бокса в гардеробной освеженные рубаху, брюки, белье, но одеваться пока не стал — налегке, в одних плавках, отправился осматривать спальную комнату. Кроме большого квадратного ложа в серебристо-бело-золотистой спальне никакой другой мебели в развернутом виде не наблюдалось. Встроенный в стену диван, встроенный шкаф, прозрачная стена-окно с полосками жидкокристаллических жалюзи, две напольные вазы с торчащими в горловинах мумифицированными снопиками разноцветных иммортелей. И все это аскетическое убранство было освещено овалами люминелей вокруг трех зеркал над изголовьем. По углам выпирали из стен люминофорные колонны, включить которые он не решился.

Шкаф был набит постельным бельем, одеялами, свежими халатами в прозрачных чехлах и прочей опально-хозяйственной мелочью.

Кир-Кор упал на приятно-прохладное ложе и, ощущая всем телом касания залетающих из гостиной завихрений ветра, с удовольствием раскинул руки в стороны. Вот так мог бы начаться его земной отпуск…

Ладно, пока не нужно думать об этом. Впереди — целая ночь. Свободная ночь. Странная ночь. Словно у Шехерезады… Не думай ни о чем дурном. По крайней мере, дай себе четверть часа пассивного отдыха. А когда тебе надоест неподвижность — решишь, где и как провести эту странно-свободную ночь. Можно выйти и побродить по улицам ночного города. Можно пообщаться с людьми в незнакомых компаниях. В конце концов, можно даже слетать на Сопку Любви, которую не уставали усиленно рекламировать в туристических проспектах. Не важно, что ты сделаешь или не сделаешь, а важно то, что у тебя есть свобода выбора — делать это или не делать.