Ледогоров извлек драгоценный древний сосуд из хрустальной призмы:

— Эта чаша была известна миру в одном экземпляре, а вот теперь их две… Уму непостижимо!

Разглядывая обе чаши, экзарх так раскованно вертел их в руках, словно утратил почтение к мировым раритетам. Кир-Кор опросил:

— Сейчас ты понимаешь, что это была не апроприация?

— Твоя чаша — точная копия этой!.. — не унимался фундатор. — Нет, твоя, пожалуй, чуть меньше…

— Да, я тоже это заметил.

— О! — не сумел сдержать возгласа удивления Ледогоров.

Сравнивая сосуды между собой, он случайно вложил одну чашу в другую… и с чашами что-то произошло. Что-то такое неуловимое и внезапное, отчего у экзарха в руках осталась всего одна чаша, которую он к тому же и выронил. Пытаясь спасти хрупкую современницу египетских пирамид, Агафон совершил бросок отчаяния, как при игре в регби. Кир-Кор поймал чашу, поддержал Ледогорова. Спросил:

— Что случилось? Я так и не понял, куда исчезла вторая чаша.

— Спасибо, донатор! — Ледогоров тяжело дышал. Успокаиваясь, на несколько мгновений закрыл глаза, перевел дыхание. И только после этого ответил: — Вторая чаша… твоя… растворилась в первой.

— Как это… растворилась? — Экс-донатор заглянул внутрь только что спасенного фиалофага.

— Да так как-то… Плотно осела внутрь первой. Я сделал движение, чтобы вынуть ее, но… вынимать уже было нечего.

Кир-Кор отдал чашу экзарху. Тот немедленно убрал феноменальный сосуд на прежнее место в сокровищницу — от греха подальше. Добавил:

— Когда я сделал движение, чтобы вынуть ее… на мгновение ощутил пальцами другую фактуру… Знаешь, поверхность нефритовой стенки исчезающей чаши не была гладкой. Я совершенно явственно ощутил под пальцами ряды небольших углублений. Которые, впрочем, тут же оплыли и сгладились. От неожиданности я все это выронил. Ряды углублений почему-то напомнили мне эколат.

Пока Ледогоров рассказывал, Кир-Кор перебирал в уме фрагменты своего недавнего полусна.

— Чаша Времени! — вдруг вспомнил он. — В моем полусне явственно прозвучали слова: «Чаша Времени!» Может быть, имелось в виду то обстоятельство, что чаша была временной? То есть — недолговечной?..

Минуту хозяин ретрита и гость обескураженно глядели друг на друга. Молчание нарушил экзарх:

— А может быть, мы получили намек или даже прямую подсказку, что эколат и пропавшая чаша связаны между собой природой Времени?

— Возможно, — согласился гость. — Если стенка чаши пусть даже на миг проявилась фактурой дырчатого эколата, такое совпадение заставляет задуматься. Оба артефакта могут быть как-то связаны между собой… Во всяком случае, прослеживается ситуационная связь.

Лицо фундатора словно бы просветлело. Тихая благодать отразилась на его лице. Фундатор плавным движением поднял руку с заклеенной розовым биопластырем пробитой ладонью, едва слышно проговорил: «Омен!..» И возвел очи горе.

— Омен?.. — Кир-Кор невольно окинул взглядом подкупольное пространство, но ничего, кроме сияющего белого диска с рисунком эпиптейи, там не увидел. — Агафон, вернись, будь добр, на грешную Землю, я жду тебя в сакральном ретрите твоей Академии.

Ледогоров вернулся.

— Омен — это знамение, Кирилл. Примета, если угодно. Указание, знак.

— Чаша?

Ледогоров кивнул:

— Чаша. И посвящение. Знак для тебя и для нас. Время Ампары приблизилось, мы у ее порога. Мы на самом пороге.

— Мы?.. Земля?

— И Дигея. Просто сейчас на Земле — основной контингент посвященных. Ты и семнадцать эвархов.

— Инициированных, ты хотел сказать? — счел уместным уточнить Кир-Кор.

— Слова разные, суть одна. Мы удостоились посвящения через тебя.

— Мне предлагается роль нового Авраама… Слишком большая честь для грагала, дорогой Агафон. Нет, со своими полумистическими делами разбирайтесь сами. У меня другое амплуа. Я — свободный разведчик звездных систем.

— Ради великой Ампары! Оставайся разведчиком — кто против? Кто спорит с тобой, дальнодей? Но ты уже — уже! — инициировал нас. Посвящение состоялось.

Обнаружив, что все еще держит в левой руке феррованадиевый пенальчик, экзарх сунул инозвездную драгоценность в сокровищницу — положил на верхнюю полку рядом с чашей. Повторил:

— Посвящение состоялось. Судьба. Понимаешь? Судьба!

— Слово «судьба» означает либо все, либо ничего. Я не доверяю ему, Агафон.

— Судьба, Кирилл, это снаряд, летящий прямолинейно и пронизывающий на своем пути все. Но редко какая из судеб имеет конкретно видную цель. Твоя имеет.

— Остается узнать, кто этот меткий канонир.

— Судьбоносная воля Ампары, — ответил экзарх без тени сомнения в голосе.

Кир-Кор помолчал, делая вид, будто внимательно разглядывает выставленные на полках хрустальной призмы ритуально-культурные ценности древних эпох.

Положение, в котором он оказался волей Ампары, судя по всему, не сулило ему ничего хорошего. Вдобавок его угнетало чувство раздвоенности. Это как в момент сильного землетрясения на склоне вулкана: под ногами разверзается трещина, и не знаешь, куда податься, — «…к какому облаку стремиться, какой довериться скале?..» На одной стороне трещины — смутные постулаты философской школы Ампары и какие-то слишком определенные ожидания, связанные с многовариантной неопределенностью уже, оказывается, наступившего Грядущего. (Или философы здесь чего-то недоговаривают, или все это притянуто за уши.) На другой стороне — целый ряд неординарных событий, которые при желании можно истолковать в пользу вероятного формирования особых зон смешивания Грядущего с Настоящим Прошлым.

По внешним признакам похоже, что именно это и происходит: феноменальные открытия, которые повергли в шоковое изумление грагалов, извольте видеть, замечательно вписываются в систему представлений философской школы Ампары!.. А может, действительно формируется то, что философы этой школы называют локоном возвратного времени? И поскольку сегодняшние события определенно указывают на то, что инициация на Планаре, увы, состоялась, зону смешивания времен волей-неволей придется считать зоной взаимодействия.

«Тем более если подтвердится уверенность региарха и фундатора в том, что моя планарная инициация уже передана семнадцати эвархам», — думал Кир-Кор.

— Уверенность без фактов — самомнение, — сказал Ледогоров. — Факты без уверенности — зерно с плевелами. Первым сумел отделить зерно от плевел региарх. Понять, что случилось, ему помогла метаморфоза, происшедшая с коммуникатором, который был рядом. Не обладая способностью к интротомии, Алехандро Эроховерро присутствовал на первом сеансе ретропиктургии просто, как говорят, за компанию, а на втором уже «подключался». Разве ты не заметил?

— Да, кажется, кто-то «прогнул» сеть ментасвязи… Я слишком был увлечен эколатом.

— Добавь сюда пси-кинетический феномен. Раньше ни коммуникатор, ни региарх не могли приподнять над ладонями и пушинки. Что теперь — ты сам видел.

— Да. Теперь они пси-кинетические тяжелоатлеты. Но, может, только они?.. Скажи мне откровенно, Агафон, ты чувствуешь себя инициированным?

Кир-Кор ожидал, что экзарх на какое-то время уйдет в себя, взвешивая и выверяя малейшие нюансы своих ощущений. Ничего подобного!

— Не чувствую, — ответил тот, не задумываясь. — Ощущаю бодрость — действительно особенную, совсем не вечернюю. Но ведь это другое.

— И даже никакого усиления пси-кинетических способностей?

— Не знаю. Я не проверял.

— Отчего же?! — удивился Кир-Кор.

— Повода не было.

Помолчали. Кир-Кор прочел в глазах Агафона понимание, мягкий упрек и сочувствие. «Он либо действительно гений-провидец, — подумал Кир-Кор в замешательстве, — либо гениальный фанатик!.. Фанат-ампарид». Эта мысль посещала его не впервые.

— Я вижу, ты в смущении, сударь, — мягко сказал Ледогоров. — Должно быть, намерен задать мне вопрос деликатного свойства?

— Да, — признался Кир-Кор. — Из тех, которые нельзя адресовать фундаторам, но можно — старым друзьям.