— Давай выпьем. И перестань щекотать мою ладонь, иначе я достану простыни и рассказывать о родственниках ты будешь часа через два.

— Правда?

Людмила так искренне обрадовалась, что Олег начал мучительно вспоминать, есть ли у него чистая и глаженая простыня. Он неделю не мог собраться взять из прачечной белье, но в шкафу должен быть старый комплект постельного белья. Кажется, не рваный…

— Олег, подожди, не отвлекайся. Мы сидим на диване, и он от нас никуда не ускачет. Ты слушай, что дальше было.

— Слушаю. Но пристального внимания не гарантирую.

Олег переключился с белья на проблему засунутых черт знает куда презервативов, попутно вспомнил, что и мыло в ванной скорее устроит непритязательного военного, а не ухоженную Людмилу.

А Людмила, не задумываясь о столь бренном, продолжала рассказывать:

— Валентина взяла у мамы журнал и уронила его у стола Егора. Тот намеренно медленно поднялся из-за стола и подал ей журнал. Что делать дальше, ей было невдомек, она своему мужу практически не изменяла, и тогда наш сердцеед Егорушка внаглую ее спросил: «У тебя телефон есть?» Валентина посмотрела на маму, сидящую за столом, а Егор, не смущаясь, говорит: «Ты не бойся, это моя тетя. Она нас не выдаст. Правда, Галина?» И моя мама согласно кивнула головой.

Ей до того было интересно, что она тогда ничего не рассказала даже моему отцу. Да и не до этого вообще-то было. Я разводилась с мужем, за которого выходила по великой и неземной любви всего четыре года назад. Сыну было три годика, родители переживали…

Егор и Валентина встречались полгода. Мама у них была за почтовый ящик. Телевизор в то время работал не то четыре, не то шесть часов в день. Развлечений никаких, и для мамы перипетии любовной интриги начальницы были все равно что для нынешних женщин «Санта-Барбара».

Валентина забеременела, муж ни секунды не сомневался, что от него. Илья очень похож на мать, так что здесь никаких проблем не возникло, Но после родов Валентина решила послать Егора подальше. Во-первых, тратилась она на него много, а это ее скаредной душе трудно было перенести, во-вторых, все сильнее боялась разоблачения и, не дай бог, развода. Она-то свое место через мужа, главного бухгалтера исполкома, получила.

Он не очень переживал по этому поводу, он к этому времени закрутил роман с начальницей отдела кадров своего завода, а затем с дочкой заместителя директора. На ней он на время остановился. Притормозил с любовницами на период женитьбы и медового месяца.

Институт он с грехом пополам закончил. Мама при поддержке Валентины стала заведующей библиотекой. У Егора родились две девчонки, потом он развелся, вторую жену из торговой среды взял уже с детьми и поэтому с продолжением рода решил завязать. Но к сыну постоянно приглядывался. Город-то маленький, все на виду.

Илье было тринадцать, когда умер муж Валентины. И тут Егор надумал объявить сыну, кто его настоящий отец. Валентина, естественно, взвилась и послала Егора к черту.

Он пил с расстройства два дня, а на третий похмелился, подстерег Илью у школы и увез в родную деревню, в Хроново, показывать родственникам. Хорошо, по дороге позвонил мне, похвалился: мол, с сыном домой едет. Мне в голову не пришло, что этот оболтус не предупредил Валентину, да и закрутилась я: Борис тогда школу заканчивал.

Валентина объявила розыск. А она к тому времени не только власть, но и деньги имела. В двух детских библиотеках на нее работали два подпольных пошивочных цеха, в городском бассейне она, договорившись со спортивным отделом исполкома, выстроила две незарегистрированные сауны. Все для наследника старалась, обеспечивая ему светлое будущее, а он, послушный мальчик, вдруг пропал… За ночь она поседела.

Маме моей позвонила вечером, а та ничего не знала. Утром мама сообщила мне, я поехала к Валентине… Если бы не я, она бы тогда умом тронулась.

Вернулись Илья и Егор через три дня. Егор в дымину пьяный, Илья тоже с великого бодуна: в наших деревнях, как ты знаешь, пьют с тринадцати лет, споить городского мальчишку — особое удовольствие. Валентина пообещала, что убьет Егора. Илья неделю сидел у постели матери. Она каждый день, и до того, и после, внушала сыну, что никто никогда не будет его любить так, как она. Никто и никогда.

Она совершенно права, материнская любовь самая верная, но она забыла ему объяснить, что на этом жизнь не заканчивается, есть еще любовь к Богу, мирская, грешная, платоническая, к родине, в конце концов. Илья решил, что ему хватит материнской любви и его собственной — к деньгам и власти. Видимо, его очень впечатлила история взаимоотношений матери и Егора. Через пять лет он так же наведался в библиотеку и положил глаз на Эсфирь. Любовником ее он стал уже после армии… но это отдельная история.

Когда речь зашла наконец о заведующей, Олег оживился:

— То-то, я смотрю, она мной ни грамма не заинтересовалась. Помнишь, в фильме «Москва слезам не верит» Гоша говорит героине, что пусть у нее на пальце три обручальных кольца будет, а взгляд у нее все равно незамужней женщины — оценивающий. У наших современных женщин, у девяноста процентов, вне зависимости от семейного положения, такой же взгляд. Я привык к вниманию.

— Понятно. Значит, я на тебя так утром смотрела?

— Так. Ну, а Танечка про что сегодня проговорилась?

— А! — Людмила махнула рукой. — Илюха совсем женщин за людей не считал. Уж если мамочка, кумир и совершенство, сумела при живом муже родить от любовника, значит, остальные еще хуже. А Танечку нашу попросили пристроить в библиотеку родители — очень состоятельные люди. Она от малого ума из дома сбегала, ее сверстники по подвалам таскали, как кошелек с деньгами. К тому же она безотказная в женском деле. Ее несколько раз насиловали. Другая бы в больницу попала, а этой как с гуся вода. Илюха вычислил ее слабость за пятнадцать секунд и нужным людям с рынка подкладывал. В той подсобке, где сейчас цветы, ставил раскладушку и брал с мужиков почасовую оплату.

Я, когда узнала, думала, кастрирую племянничка… А Илюша мне объяснил, что он для Таньки — благодетель, она же все равно будет трахаться со всеми без разбора, а тут хоть не заразится и не искалечат ее по пьянке. Он прав — она неизлечима. А мужикам, когда подопьют, без разницы, на кого залезать, была бы фигура…

— И Елена тоже?..

— Нет. Ленка умная. Она сама себе мужиков выбирала, а Илья с них за знакомство деньги брал.

— А беременна от кого?

— Я думаю, от Ильи, только замуж за него она не хотела. Они в параллельных классах учились, Илья еще в школе ее обхаживал, но без толку, а три года назад, после армии, в своей библиотеке встретил. Видимо, решил взять реванш. Неделю назад я видела на рынке, как Валентина Геннадьевна орала на Елену. Я в машине сидела, плохо было слышно, но Елена еще тот подарок. Она кричать не стала, она Валентине очень внятно сказала, что хрен когда та внука увидит. И плюнула ей под ноги.

— Значит, Илья бордель на рабочем месте устроил?

— Можно сказать и так. Хотя, по моим многолетним наблюдениям, в любом разнополом коллективе такие дела творятся, что по сравнению с ними выходки Ильи — детские шалости. А что у него с «травой» было, не знаю. Сам он ничего такого сюда не приносил. Может быть, те, кому он помещение сдавал?..

— А можно разве сдавать?

— Нет. Но Эсфирь ему все разрешала, лишь бы почаще видеть. И заметь, чем он к ней хуже, тем она к нему лучше… Что-то я засыпать начала. Ты, Олег, постели пока, а я в ванную минут на двадцать нырну.

Олег вскочил с дивана, журнальный стол от его резкого движения отъехал к телевизору и замер, нервно подрагивая. В такт ему закачалась бутылка с водкой, но устояла. Людмила, не размениваясь на обещающие поцелуи, уплыла в ванную.

Олег разобрал диван. Причем он настолько нервничал, что сразу нашлось и белье, и третья подушка. Он включил настольную лампу и лежал, глядя в потолок. Ровный шум воды в ванной усмирял его нетерпение.

Людмила решила оставить стирку на завтра и переложила замоченные вещи в раковину. Она задремала в теплой воде и проснулась, когда стенка ванной под спиной и шеей стала прохладной. Вода совсем остыла и холодила тело. Включив на полную мощь горячую струю, Людмила размешала воду в ванной. Черт возьми, как неудачно она заснула! Вот ведь, встретила впервые за много лет стоящего мужчину, надо пользоваться моментом и ловить от него кайф, а она в ванной прохлаждается.