Торнтон пришел на наблюдательный пост очень быстро, в его действиях, словах и жестах читалась решимость и отсутствие страха перед будущим. Он наполнял, заражал этим ощущением людей вокруг. Сбросив капюшон, посланец нойонов тут же обратился к присутствующим.

— Приветствую, великий народ Таталии, слава людям храбрым и достойным большего, чем участи простых смертных. Я представляю древний союз нойонов, восхищенный непоколебимой стойкостью вашего народа. По просьбе вашего правительства мы пришли к вам на помощь в минуту тяжелого испытания. Сейчас вы видите, — он махнул рукой в сторону огромного числа личей и скелетов, продолжавших прибывать с северного направления, — начало нового мира, зарю новой эпохи. В данный момент герцог Фолии, вторгшийся в ваши земли со своей алчной ордой, получает то же послание. Уверен, устрашенный мощью объединенных сил Таталии и бессмертных, он отступит!

— А если нет? — рявкнул кто-то из воинов, потрясая мечом.

Торнтон резко развернулся, но в его взгляде не было ненависти.

— Тогда мы примем бой, и армия Фолии исчезнет в отрогах старого хребта! Им не одолеть наши стальные легионы и ваши доблестные отряды. Они обречены отступить!

— А чем мы заслужили вашу благосклонность? — выступив вперед, спросил Огильвис.

Этого вопроса Мади боялся больше всего.

— Империя нойонов сама нуждается в вашей помощи! Нам нужна ваша отзывчивость и понимание. Нужна территория для осуществления наших планов. Для сотворения нового мира, в котором именно Таталия должна занять лучшее место под солнцем!

Тут Михаэль будто изменился в лице. Маг-адепт из охраны Мади сразу почувствовал, как мощнейший энергетический поток впился в голову Торнтона. За него теперь говорил некто другой, чья тень легла на весь мир, протянувшись от остроконечных башен на далёком юге до этих тропических саванн.

— Волей владык нойонов заявляю вам, — продолжал Торнтон, — мы не связаны более никакими обязательствами с Великими силами Белого круга. Мы идем сами, и вам выбирать, с кем вы. С нами — тогда мы все заодно, если против, то мы уйдем.

— Это глупо! Арагонцы далеко и ничего нам не сделали дурного! — раздался шепот в толпе солдат за спиной Огильвиса.

— Они наша забота, от вас нужна лишь земля, а не воинство! Ваша забота — это море сброда, скопище ничтожеств, с миру по нитке набранного в наемную армию Фолии, — указал Торнтон. — Признайтесь себе — вы не хотите драться, не хотите, ведь так?! Примите сейчас помощь Темного круга, и беда навсегда обойдет Таталию стороной!

Люди колебались, слышались крики и за, и против. Предстояло действовать решительно, не дав смуте расцвести буйным цветом. Мади резко вышел вперед и пожал протянутую руку Торнтона, заявив, что от имени правительства принимает союз. В этом публичном рукопожатии было для Мади что-то странное. Ему показалось, он пожимает руку не Михаэлю, а какой-то серой фигуре, скрытой там, в непроглядном мраке, за черными вершинами пепельного хребта. Он ощутил, что уступает серой, холодной и жестокой машине, желающей править и побеждать. У дипломата на миг потемнело в глазах, мир поплыл, а фигура Торнтона изменилась. Будто его тело вдруг высохло, волосы поседели, а на голове оказался старенький фолийский шлем с черным рожком. Мадивьяр взглянул на собственную руку и четко видел, что она вся в крови, стекавшей на камни под ним… В ушах нарастал жуткий звук, стон сгорающих заживо людей, вой, готовый в клочья разорвать череп…

Он дернулся назад, и видение исчезло, как только поток свежего ветра с равнины ударил ему в лицо.

— Они действительно отходят, отходят, смотрите! Ура! — закричали люди у самой стены.

Затем выше других высунулся Огильвис.

— Правда, гноллы бросают знамена! Бегут! — радостно вскричал он.

— Всё кончено. Радуйтесь, Мади, — заглушаемый радостным ревом толпы Торнтон с трудом говорил уже совсем своим голосом, — вы теперь герой. Придет время, и слава брата померкнет в лучах вашей славы.

Он хлопнул Мади по плечу и пошел вниз с укрепления.

Проконсул ничего не ответил и, подойдя к стене, вместе с Ларго наслаждался видом поспешного отступления передних шеренг фолийцев и аккуратным построением квадрантами новых войск, приведенных слугой нойонов.

Позже Мади пожал руку Огильвису и поспешил вниз в таможенный домик. Ему было стыдно перед всеми этими людьми, не понимающими, что на самом деле сейчас произошло.

Ближе к вечеру к нему заглянул Огильвис. Он был весел и слегка пьян. Рассказал о том, как помирился с Росмиром, теперь оба были согласны, что опасная идея союза с нойонами, может, и не так плоха, коль спасла их от верной смерти.

— Все в руках Творца, — указал на небо рыцарь, — другого пути просто не было!

Мади поблагодарил его за выдержку, а сам всю ночь не мог потом сомкнуть глаз. Его мучил вопрос — ведь тогда, до войны, до его поездки на юг были другие пути! Когда, когда мы все потеряли?!

Сон ещё долго не шел к могущественному таталийскому дипломату.

В сорока лигах к западу от лагеря таталийцев, в походной палатке герцога Брохильда хозяин также готовился ко сну, но ему было ещё паршивей, чем старшему Локхеду. Он даже не знал, проснется ли утром, или его найдут с перерезанной глоткой. А спать хотелось, но из головы не шел яростный спор с генералом Вистаном. Эти крики об измене и предательстве руководства, о «собаках», которым нет дела до своего народа, о зажравшихся скотах из Эджвотера…

Его покинули все. Войска спешно отступали, в беспорядке грабили собственные обозы, бросали раненых и больных. Командующий армией генерал Вистан выехал в столицу Фолии — болотную цитадель Эджвотер, бросив герцога среди вражеской земли и предавших солдат, все более походящих на разношерстную банду мародеров.

Приняв выписанные лекарем капли, Брохильд лег на блистающую позолотой походную кровать, однако уснуть ему так и не дали.

Один из немногих оставшихся верными телохранителей откинул полог шатра и прошептал.

— К вам гость, великий герцог!

— Никакого гостя, пускай убираются все в преисподнюю, никого не хочу видеть, никого! — прошипел гнолл и, уткнувшись в сверкающую белизной подушку, зажмурился. Гвардеец ушел, но полог остался откинутым. Брохильду дуло в спину.

— Ну разрази вас небо, что ж вы ничего не можете! — возопил герцог. — Закрывать за собой что, так сложно?! — Он привстал в одном легком халате, хотел сам поправить полог шатра и тут понял, что не один.

Какой-то монах в черном хитоне стоял во входном проеме, и бледно-красный свет обеих лун среди ясного тропического неба играл на складках его одежды.

— Кто вы? — в ужасе вскрикнул герцог и, попятившись, выхватил из-за пояса кинжал.

— Твоя последняя надежда, — раздался жесткий металлический голос, и легким движением капюшон спал с головы нежданного гостя, обнажив серебристые длинные волосы человека с молодым лицом.

— Дракис?! — в серых глазах гнолла отразилась ярость. — И после всего, что произошло, вы ещё смеете вот так ко мне являться?! Нойонская погань! Заберите в ваше гнилое жерло все ваши талисманы! От них столько же проку, как от снега летом! Подонок, как ты посмел? Продали меня?! Отвечай, мразь! Продали, списали меня, это после всего, что я для вас делал?!

Брохильд был в ярости и не контролировал себя, он бросился бы на моргула с кинжалом, если бы не страх, въевшийся ему в кожу и в кровь. Страх, который поселялся в каждом, кто имел дело с нойонами.

— Ты закончил? — неторопливо поинтересовался моргул и, пройдя по шатру до внутреннего столика, присел на позолоченную, покрытую синим бархатом скамью.

— Твоя речь, вся эта эмоциональная чушь меня пугает… Мне становится жаль того времени, что я потратил, чтобы добраться сюда. Вообще-то они хотели дать тебе шанс, — после некоторой паузы добавил он, ставя на стол допитый бокал, — но если тебя это совсем не интересует, что ж, я уеду и не буду тебе мешать. Ты ведь на коне, тебе помощь в обузу, ты великий герцог великой страны? — в голосе Дракиса был лишь вопрос, без издевки. Лицо оставалось серьезным, он давал Брохильду время самому осознать всю ничтожность своего положения.