— Ага, значит и об этом ты знаешь? Отлично. Колись.

— Есть вещи, которых тебе бы лучше не знать.

— Так-так-так… — я прошелся по комнате. — По твоему поведению я заключаю, есть большая вероятность, что Раковски по моей вине погиб, так?

Снова молчаливый кивок.

— И об этом ты от Дэна услышал?

— От него.

Я отшвырнул полотенце, врезал кулаком по ладони и обложил Дэна всеми известными мне гнусными ругательствами, а так же теми, что изобрел на ходу. Потом заметил, что дубль-я удивленно на меня смотрит:

— Ты чего это, а?

— Да просто этот… — я опять вклеил сочный эпитет, — с тех пор, как начал на меня охоту, уже пару убийств на меня подвесил. Узнаю характерный почерк.

— Ты хочешь сказать, он наврал?

Я мрачно проворчал, натягивая штаны:

— А вот тут на сто процентов не уверен — Югран мне затерли прочно. А что ты об этом знаешь?

— Только то, что Дэн рассказывал. А что за охота на тебя? Впервые слышу…

— Ну так еще бы… Дэн мог предполагать, что тебе сей факт не слишком понравится. И еще, просвети, не дай дураком помереть — что за история с Ларико вышла? Зачем ты ее-то туда закинул?

— Просто так получилось, что она на местную агентуру вышла, институтскую. И, соответственно, могла их рассекретить, меня в том числе.

— Это тебе, конечно же, Дэн подкинул?

— Вечно ты его во всех смертных грехах обвиняешь… Ему приказали для этого меня задействовать.

— Кто?

— Институт.

— Насчет агентуры, конечно, туфта полная… А вот ты почему на это пошел?

— Дэну я обязан достаточно многим, слишком долго мы с ним в одной упряжке работали, — дубль-я плеснул в стаканы пальца на три. — Ну что, двойничок, за встречу?

— За встречу, — я осушил свой стакан. — Слушай, двойничок, я что-то никак врубиться не могу: тебе, вроде, про меня должны были как по трафарету расписать, какой я оказался сволочью — и тут заявляюсь я, смываясь от институтского хвоста, а ты мне сразу предлагаешь себя в качестве подмоги.

— А чего тут понимать, — дубль-я тоже выпил, закусил хлебом. — Просто я себя в последние два года чувствовал последним засранцем… Ведь по идее, на твоем месте я должен был быть. А потом, — он усмехнулся, — уничтожение Секретников с автоматами тоже входит в институтскую компетенцию.

Мы молча посидели, покурили, двойник налил еще понемногу:

— Слушай, я, у нас еще почти час в запасе. Хочешь глянуть, что я за время твоего отсутствия натворил?

— Валяй, — проворчал я без особого энтузиазма. Дубль-я снял с полки объемистую папку:

— Графика, — и перебросил ее мне на колени, пристроился рядом. Я углубился в работы, но минут через пять почувствовал разочарование… Нет, не в работах дело, работы-то классные, это я понимаю, но только каким-то дальним уголком сознания, теперь прочно запертым. Я бы мог такие вещи делать, но сейчас мне на них неинтересно даже смотреть. Дело во мне. Изменился я.

Внезапно мой взгляд упал на косой осколок зеркала у противоположной стены. Да, то, что я изменился — не слова. Теперь нас с двойником просто спутать невозможно, и дело тут не в том, что волосы и борода у меня длиннее и выгорели на солнце, не в моем жестком загаре и даже не в здоровенной ссадине на лбу. Из зеркала пристально, с прищуром, уставился на меня средневековый воин-Чародей — угрюмый, жесткий, беспощадный, в углах рта залегли две глубокие складки, даже усы не скрывают, глаза смотрят сурово и подозрительно, скулы вдвое сильней заострились. Нехорошее у меня личико, прямо скажем. Серый брат какой-то…

— Что, двойничок, налюбоваться не можешь?

— Я б на твоем месте тоже посмотрел. Очень, знаешь ли, любопытное зрелище.

Двойник молча смотрел в зеркало — минуту, не меньше, потом повернулся ко мне и негромко, но как-то непривычно серьезно проговорил:

— Да, двойничок, здорово тебя обработали… Такое ощущение, что между нами теперь лет пять разницы.

— Пять… А пятьсот не хочешь? — я зло усмехнулся. — Готово, ко всему привык. Сейчас мне только в музее и место. Или в Преисподней…

— Не знаю, почему так, — негромко, пристально глядя на меня, сказал дубль-я. — Я вот не смог в Преисподней притерпеться.

— Слушай, я, — теперь в моем голосе, опять же против моей воли, зазвучала почти мольба, — но мы же с тобой идентичны до последней молекулы! Какая-то причина должна же быть у всего этого?

— Причина… Причина может быть та, что у тебя оказались способности для работы в И-группе.

— Что за И-группа? Ничего такого не помню.

— Интуитики. Исследователи. Ищейки. Особое подразделение, которое в Институте использовали. Для разведки в основном. Связано со всякой паранормальщиной и прочими радостями.

— Вот оно что… — я откинулся в кресле и потер подбородок. — Смотреть, значит, и анализировать… Но чародейству там, вроде, не учили.

— Насколько я знаю, нет, — дубль-я заглянул в пачку. — Вот гадство, курево кончилось… Слушай, еще минут сорок у нас есть, так я смотаюсь, куплю, а потом и попробуем подробней перетолковать. Под пули я лезть согласен, но вот отказывать себе в мелких радостях…

— Где ты сейчас купишь?

— Да тут ларек ночной за углом. А что это ты так вскинулся?

— Почем я знаю, может, ты сейчас из ближайшего автомата Дэну позвонишь?

— Ты, двойничок, не забывай, мы с тобой один и тот же человек. Вопрос на засыпку: ты бы побежал звонить?

— Резонно.

— Ну то-то же, — двойник уже напялил длинное серое пальто и шапочку-«пидорку». — Так, капуста, вроде, есть.

— Давай я схожу?

— Ладно, не компрометируй меня в глазах торгашей… — он вышел, прикрыв за собой дверь.

Я откинулся в кресле, плеснул в свой стакан на палец водки, покрутил его в ладонях, поставил. Все, вроде, нормально, но ощущение какое-то нездоровое. И идет по нарастающей. Через Юрд. Проходит несколько долгих, бесконечно долгих секунд, прежде чем я понимаю — опасность. Угрожает не мне. Ч-черт, только этого сейчас не хватало!

Подхватываю с пола пистолет, еще какое-то время вожусь с замком. Наконец удается открыть, через три ступеньки бегу вниз по лестнице, на ходу сдвигая предохранитель и взводя курок, вылетаю на улицу, морозный воздух обжигает легкие…

И тут же вижу двойника — засунув руки в карманы, чешет по улице — но сделать что-то не успеваю, в глаза бьют остлепительные фары. Сощурившись, вижу, как из-за угла, из-за недостроенной кирпичной коробки, выворачивает на двух колесах огромный грузовик. Все это кажется нестерпимо медленным, как в кошмарном сне, что-то внутри обрывается, остается только ледяная пустота, как со стороны слышу чей-то пронзительный, животный крик. В горле саднит. Это я кричу… Дубль-я оборачивается, отскакивает назад, в ярком, неживом каком-то свете фар на долю секунды вижу его (мое?) искаженное страхом лицо, потом фары накрывают, грузовик сворачивает на встречную полосу, глухой, мокрый какой-то удар — и в воздухе мелькает нечто, полностью лишенное сходства с человеком, нелепо растопырившая руки и ноги тряпичная кукла… И еще до того, как она ударилась о дорогу, грузовик тормозит так резко, что его разворачивает бортом ко мне, из кабины соскакивают двое, подбегают к тому, на земле, у одного в руках что-то негромко хлопает — раз, другой…

И тут я, наконец-то, вспоминаю про ствол, вскидываю его обеими руками, выкрикивая что-то бессвязное, давлю на спусковой крючок. Первая пуля разносит боковое стекло в кабине, вторая бросает одного из выскочивших на подножку, а я продолжаю яростно и бессильно нажимать спусковой крючок, ответный выстрел проходит как-то мимо моего сознания, только по щеке хлещет, обжигая, кирпичная крошка, отбитая пулей… Двое заскакивают обратно в кабину, один из них странно скособочен; грузовик резко, только полсекунды пробуксовав толстыми шинами, рвет с места, исчезает где-то за поворотом, в черноте улиц. Бегу к беспорядочно раскинувшемуся на земле телу, судорожно сжимая в руке бесполезный теперь пистолет, и еще не добежав, знаю уже, что он мертв — не может живой человек так лежать. Мне остается каких-то метров пять, я пока еще не осознал того склизкого, черно-сизого в холодном свете звезд, между шапкой и воротником — и в этот момент меня подхватывает знакомый уже черный вихрь временного переброса.