Шурочке пришлось их послать далеко в Индию, да так понятливо, что незнание русского языка, если такое вообще было, не помешало бы понять девушку самым диким дикарям. На это почти индийским мужикам было нечего ответить: они поняли, что им предлагают посетить, по меньшей мере, Лхасу, а заодно и Шамбалу. Кто ж из настоящих кришнаитов откажется от такого лестного предложения? Они отстали.

– Я тебе, сукина дочь, – Шура тащила за руку слабо упирающуюся Нино. – Я тебе покажу харю Кришны, а заодно и харю Рамы. Да ещё твою намылю, как следует. С жиру бесишься, идиотка? Тебе Ауробиндо мало? Не все деньги ещё отнесла совейскому йогу Свами?

– Ну, что ты! – защищалась Нино. – Кришнаиты добрые, они учат истинной вере, они ничего не жалеют для меня.

– Чего они не жалеют? – опять взъелась Шура. – Куска хлеба? А ты? Ты что для них не жалеешь? Деньги? Машину свою? Квартиру?

По тому, как Нино стушевалась, Шура поняла, что попала в точку. Причём, в больную точку. Не надо было быть особым физиономистом, чтобы понять – именно здесь Нино постигли какие-то неприятности.

– Так, так, – Шура даже остановилась, взяла в обе ладони голову подружки и заглянула ей в глаза. – Ну-ка быстро рассказывай: свою квартиру ты никому ещё не завещала?

– Нет, но…

– Что – но? – закричала Шура. – Что но?.. Или ты думаешь, тебя кто-нибудь из них пожалеет, спасёт и чему-нибудь научит? Кто-нибудь устроит тебя, кроме как в бордель? Ну-ка, выкладывай быстренько, что ты им уже задарила и что наобещала?

– Гуру просил машину, – призналась Нино. – Но только на время. Честно! Он просил для развоза литературы. Он вернёт! Ведь для распространения книг тоже нужен транспорт. А у них с развозкой книг возникли небольшие проблемы. Я обойдусь пока, а им машина очень нужна.

– Кришнаитам? Транспорт? – Шура всплеснула руками. – А ты, идиотка? Что ты сделала?

– Я отдала машину, – потупилась Нино. – Но, действительно, на время. Он ведь обещал вернуть! Притом, истинно верующий не должен цепляться за вещи в этом мире. Это грех, который притягивает к земле и не даёт понять истинной чистоты полёта. А без этого не достигнуть воссоединения с Мировой душой. Даже в Астрал никогда не поднимешься, а ведь там так красиво, такой полёт мысли, такие ощущения!

– Всё понятно. Тебя кальян раскуривать учили? Или жевать что?

– Да, – призналась Нино. – Я листочки бетеля[7] жевала. Это так вкусно, так бесподобно! Ты не представляешь.

– Погоди, – оборвала откровения подруги Шура. – Скажи-ка, ты ему доверенность написала?

– Нет. Дарственную…

– О, Господи!..

Шурочке пришлось довольно долго возиться с подругой, объясняя ей чуть ли не на пальцах всё любвелюдие сект и достижение с их помощью воссоединения с Мировой душой или же Вселенским разумом. Причём, многие из махатм, гуру, муэдзинов, кади и прочих представителей различных конфессий в открытую используют «благовонные» травки, после которых человек очень часто становится вполне управляемым наркоманом.

К счастью, среди легиона лжепророков обычно чувствуется нехватка сообразительности или же Первосвященникам просто лень сочинять что-то новое. Зачем изобретать велосипед, когда есть уже изобретённый, приносящий существенную пользу земным для постижения небесных тайн.

– И чем же тебе наш православный храм не по вкусу? – пыталась понять Шура. – Ты давно ходишь по воскресениям на Литургии. Мне бы твоё усердие! Но чем наши русские священники хуже иноземных кришнаитов?

– По вкусу – ответила Нино, – только в православии всё очень сложно. И запретов куча. А здесь – дари любовь, и она вернётся к тебе в тысячу раз сильнее, могущественнее и красивее.

– Понятно, лёгкой любви захотела – а ведь такой не бывает! – отрезала Шура. – Любовь в этом мире исчезает навсегда как, допустим, человеческие мысли. Если не бережёшь органа любви, находящегося внутри твоего сердца, то он непременно отомрёт. И про таких людей обычно говорят, дескать, бездушный. Неужели не слыхала?

Шурочке о многом ещё пришлось рассказывать и объяснять подружке, умеют всё-таки сектанты задуривать голову! Это одурачивание у них получается просто профессионально! Вот только за державу обидно: ни в одной стране земного шара не разрешают сектантам так вольготно существовать, как в России.

Нино постепенно всё же отошла от заученной программы. Не сразу, но отошла. Видимо, для зомбирования в сектах тоже нужно какое-то время, только на этот раз Шурочка успела вовремя. И всё же иногда Шура ещё заставала подружку, бесцельно бродящую по квартире, нацепившую на себя жёлтую футболку и настоящий сари. С этими шмотками Шуре пришлось поступить более, чем жестоко: она всё выбросила на глазах у подруги в мусоропровод. Зато после, не было у Шурочки ближе подруги, чем возвращённая блудная дочь Нино. Так что вовсе не удивительно, что позвонила девушка именно к ней, а не к кому-то ещё.

– Ал-лё-ё? – ещё раз переспросила Нино.

– Привет, дорогуша! Это я. Нинуля, знаешь, у меня тут проблема небольшая возникла… – неуверенно начала Шура. – Я даже не знаю, с чего начать и вообще, стоит ли?..

Но подруга тут же её перебила:

– Потрясающе! Это называется просто: что-то хочется, а кого – не знаю. Если у тебя проблема, которую ты, именно ты(!), не можешь решить, значит, проблема серьёзная, а если она к тому же ещё и небольшая, значит это мужик, а если мужик, то по телефону такие вещи не решаются. Ноги в руки и живо ко мне.

– Потрясающе! – как эхо повторила Шурочка.

Серый город. Но почему он весь такой серый? Даже дорога, которой идёт Шура, серая. Присмотрелась: нет, скорее, голубая. Да, голубой асфальт. Прямо как в Париже. Вспомнилась давняя недельная турпоездка с заездом в Париж и – самое первое незабываемое удивление – голубой асфальт. Нигде, ни в одной стране Шура не видела такого, а в Париже – поди, ж ты!

Здесь, в сером городе, под её ногами, был такой же голубой, какого нет больше нигде. Но это не Париж. Во всяком случае, Париж никогда не будет серым. Или не был серым? Кто его знает, что там сейчас. А здесь даже редкие освещённые окна в домах с серым отливом. Совсем нет светящейся неоновой рекламы. Может, не обязательно рекламы, но без обычных уличных фонарей город представить сложно.

А, может, это не вечер? Может, ранее утро – утро сырое? – потому что нет ни людей, ни машин, а небо серое-серое. Скорее всего, оно просто не может проснуться и просветлеть. Шура идёт по улице. Прямо по магистрали, по разделительной реверсной полосе. Но ни одной машины, ни велосипедиста, ни даже какого-нибудь прохожего, что для обитаемого города – нонсенс! Не может быть, чтобы все люди покинули город и теперь это только тень города или город теней!

Ничего, должно же что-то проясниться, хотя серый рассвет достаёт своей монотонностью, перекрашивая всё под себя. Нет, не всё. В руках откуда-то букет красных роз. Одиннадцать штук. Интересно, а это счастливое число? Почему же совсем нет людей? Без них довольно дико, одиноко, неуютно. Может, появится хоть один? Пусть даже серый, но человек, но живой!

Вдруг из молочно-серого ниоткуда прямо навстречу Шурочке вылетел ослепительно-белый Кадиллак с откинутым верхом. Сквозь ветровое стекло Шура пыталась разглядеть водителя, а там никого. Машина, не управляемая никем? Или просто лобовое стекло покрыто серой светозащитной плёнкой, сквозь которую невозможно разглядеть салон? Машина несётся навстречу: на пустом шоссе от неё деться просто некуда. Вспыхивают фары, по две с каждой стороны – одна над другой. Кажется, это какая-то устаревшая модель – только и успела подумать девушка.

Кадиллак блестящим широким бампером ударил Шуру ниже колен. Она упала на голубой тёплый асфальт, почти сразу услышала какой-то противный треск: вероятно, раскололся череп. Надо же, совсем не больно и не опасно. Значит, живые напрасно пугают друг друга смертью, скорее всего, она никакая не уродина и не скелет с косой, если не позволяет боли терзать человека. Только неприятный треск ломаемой затылочной кости черепа всё ещё стоял в ушах. Не исчезал, не испарялся, будто именно треск ломаемого черепа был той самой страшной мукой, за которой приходит небытие. И тут вдруг пришла боль: Дикая, Беспощадная, Весёлая, Оранжевая. Она пляшет, кружится, вертится, кувыркается, не желает отпускать, хохочет…