Писатели, например, тоже частенько любят изображать себя художниками. Художниками слова. И наоборот: некоторые художники пускаются в мемуарные россказни. Когда человек занимается не своим делом, то есть, садится не в свои сани, это не приводит ни к чему, кроме как к очередному возлиянию «за воротник». Именно это происходит довольно часто по случаю презрения к не понимающим и не ценящим творческого гения. И талантливый человек, возомнивший себя гением, опускается до обыкновенного прожигания и пропивания жизни.

Надо сказать, что Алексей Гиляров, позапрошлогодний морганический муж Шурочки, тоже был из числа то ли несостоявшихся художников, то ли непризнанных писателей. Но скорее всего, был ни тем, ни другим. Только считал себя обязанным пропадать в Центральном Доме художника на Крымской набережной с тем, чтобы набираться там умных образов, мыслей, бомондовых связей, но всё это обычно превращалось в обыкновенную сермяжную пьянку с сомнительными знакомствами.

Тем более, что Алёша не был официальным мужем, а так… У Гилярова в жизни всё сходило на «так» и на «авось пронесёт». Он считал, что настоящая семья никогда не скрепляется навсегда красивым чернильным штампом в паспорте. А без венчания или простой гражданской регистрации – это как правило тоже ни к чему настоящему не приводило.

Говорят, что женатые мужчины живут дольше, но это только кажется, потому что у женатых год за два идёт по всемирному стандарту. Вот Алёшенька и берёг себя: ведь любовь, обычно, проходит, а человек, тем более творческий, должен выглядеть!

Чтобы не впадать в панику или депрессию, мужчинский стресс нужно регулярно смывать, то есть обмывать себя до посинения. Этого так называемый муж старался не пропускать. А как-то раз он даже решил – так и быть – прихватить свою подружку на очередное гульбище, вдруг и она приобщится?! Ведь Шурочка тоже хочет выглядеть художницей, а какой из женщины художник, тем более без поисков истины на дне двухсотпятидесятиграммового стакана?! Пусть приобщается к сотолпному причастию. Тем более, в этот раз Алексей собрался посетить не «малину» художников на Крымской набережной, а Центральный Дом Литератора. Этот Дом являлся презентабельным местом сборища таких же неординарных личностей как художники или музыканты.

Осенняя Москва улыбалась им тёплым октябрьским солнцем, изредка кружащимися в безветренной амплитуде вечернего города кленовыми листьями и просто приветливыми лицами прохожих. Знаменитое заведение встретило их толпящимся вестибюлем, где среди пузатых колонн, обклеенных афишами, встречались знакомые и незнакомые писатели, заводились нужные и не очень разговоры, знакомства, либо звучал пустой попутный трёп с обсуждением писательских амбиций. Впрочем, всё было как всегда.

Шура прошла со своим временным мужем мимо афишных тумб и в глаза бросилась завлекающая надпись: «Татьяна Визбор. Творческий вечер с участием…» далее более мелким шрифтом значились участники представления. Для встречи с Татьяной на творческом вечере люди поднимались на второй этаж в конференц-зал, а те, кто пограмотнее, спешили в ресторанную мешпуху[2] или в элитное подвальное кафе.

– Это родственница Юрия Визбора здесь выступает? – поинтересовалась Шурочка.

– Не знаю, – пожал плечами Гиляров. – Вряд ли. Скорее всего, однофамилица. Но звучит классно! Самое отрывное, если эта певица окажется к тому же художницей, поэтессой и композитором в одном лице. Три в одном флаконе – это сейчас так модно, так гламурно!

Вдруг стеклянные двери в конце вестибюльного зала открылись и двое ресторанных вышибал в смокингах вытащили под белы рученьки вырывающегося мужчину. Шура так и остолбенела, вцепившись в рукав Алексея. Что-что, а никакого дебоша в таком месте девушка не ожидала увидеть. Ведь Центральный Дом Литераторов – это не какая-нибудь забегаловка! Недаром писателей и журналистов всегда причисляли к касте правительства. А тут охранники применили не дюжую силу и под руки как обожравшегося пивом пацана!

– Я этого гада всё равно пришибу! – закричал хулиган.

– Ба! Никак Трапезников опять набедокурил! – хмыкнул Гиляров. – Ну, этот может! Такого отмочит, мало не покажется!

– Ты его знаешь? – удивилась Шура.

– Кто ж Сашку Трапезникова не знает? – хмыкнул Алексей. – Это один из самых писучих нынешних писарчуков! Кстати, о трагике Трапезникове и юмористе Юрочке Петухове ходят довольно гламурные сплетни. Ты слыхала про очередной пленум Союза Писателей? Нет? Ну, тогда слушай, что здесь происходит из первых рук. Когда шёл последний пленум Союза Писателей, то Саша Трапезников и Юра Петухов оказались здесь же, в ресторане Пёстрого зала за одним столом. Трапезников замогильным голосом говорит Юре Петухову:

– Кранты, старик! Пленум наверху в зале заседаний идёт полным ходом, а нас не пригласили! Забыли!! Не помнят сволочи!!!

На что Юра Петухов, который только выпустил роман, где описывает, как нагло продавали Россию Ухуельцын и Перепутин, усмехнувшись, отвечает:

– Нет, старик, помнят! Поэтому и не пригласили! Боятся нас с тобой, так что давай помянем их, грешных!..

– Я был однажды дома у Александра Трапезникова, – продолжал вспоминать Гиляров. – Захожу, а из прихожей видна ванная, потому что двери открыты настежь. Но в прихожей валялась не одна сотня пустых бутылок из-под шампанского, которое вылито было прямо в ванну. Для чего? А в шампанском какая-то девица в это время купалась. Вот такая у него широкая натура.

Причём, Трапезников пишет довольно неплохие романы, – продолжил Алексей. – Да вот беда, связался он как-то с прохвостом Сибирцевым. Представляешь, тот, после пятого стакана принялся жену Сашкину ломать. Хорошо Трапезников не опоздал и несмотря, что не драчун, выкинул писателя Сибирцева из квартиры. Хотя Сибирцев такой же писатель, как я Брежнев.

– Как же так?

– Очень просто, – словоохотливо объяснил Гиляров. – Говорят, он вовсе не москвич, а в столицу прибыл под фамилией Братанцева, сменив её более благозвучную Литвинцева. Занимался какими-то довольно тёмными делами. Потом, женившись на москвичке Щербаковой Ольге, взял фамилию новой жены. И, – О! Как это трагично! – закатил глаза Алексей. – О! Как это похоже на родную совдепию! Короче – Ольга не перенесла замужества и покончила с собой. Сплетничают даже, будто бы выбросилась из окна. Все говорили, что любящий муж помог, но ему удалось отвертеться. Он умудрился усыновить мальчика погибшей бывшей жены и замял прямое убийство человека. Конечно, без вручений приличных сумм тут не обошлось, но лучше уж часть денег потерять, чем париться на магаданских нарах. Более того, Щербаков за отдельный взнос куда надо и сколько надо опять сменил фамилию и стал писателем Сибирцевым!

– Писателем?! – округлила глаза Шурочка. – Неужели писателем может стать любой проходимец?!

– Не любой, – ухмыльнулся Алексей. – Но проходимец может. Например, в последнее время московского читателя терроризирует Юрий Поляков. У него все романы попахивают откровенным педофильством. И поскольку он главный редактор «Литературки», то печатают и рассылают эту порнографию по библиотекам, дескать, пускай юные читатели осваивают литературу своего поколения. Важно не то, чтобы тебя читали взахлёб, а чтобы издали! Эта догма будет жить в России ещё косой десяток лет! Одно только радует: в председатели нынешнего Союза Писателей избрали человека неподкупного – Геннадия Иванова. Он на презентации какой-то книги Сибирцева сказал во всеуслышанье, мол, произведение Сибирцева достойно только того, чтобы прочитать и выкинуть, или сжечь! Хотя о книгах Полякова ничего не говорит. Иногда сказанное слово оборачивается иносказанием.

В общем, пойдём в ресторан. Там, наверное, Сибирцева увидим, или ещё кого-нибудь.

Пёстрый зал в ЦДЛ считался исключительно историческим местом: здесь на стене в каком-нибудь пёстром пятне обычной масляной краски можно было наткнуться на классическое назидание настоящего классика: