– Да и у меня куда как много обязанностей, – проговорил Лаймон. – Но они никак не противоречат твоим: тебе необходим человек, который станет тебя защищать. И этим человеком буду я.

– Я не хочу твоей защиты!

– Но ты в ней нуждаешься. Ты забыла, что только произошло?

– Я боюсь не за себя, а за маленького Колина. Неужели Ворон повесит мальчишку?

– Ворон поступит так, как пожелает.

– Ворон. Подходящее имя для этого падальщика. Ты ничего не сможешь сделать, чтобы остановить его?

– Гильдернстерну опасно противоречить, – ответил Лаймон.

– Ты что, боишься? – насмешливо спросила Равенна.

– Да нет, просто знаю его получше тебя.

– Пожалуйста, сделай что-нибудь.

– Я поговорю с Гильдернстерном, – пообещал он. – А теперь давай обсудим подарок по поводу помолвки.

Ему следовало давно закончить этот разговор, чтобы ненароком не выдать свои планы.

– Я не твоя… – Равенна сердито взглянула на него. – Ну хорошо. Я никому не скажу, что ты соврал про нас, но только спать с тобой не буду, – твердо заявила она.

– Даже если я спасу Колина? – полушутя спросил он.

– Нет. Как ты смеешь!

– Ты сама об этом заговорила. Ты могла бы, по крайней мере, вести себя со мной как с любимым человеком, улыбаться мне иногда, сидеть рядом со мной во время трапез?

– Думаю, что это я смогу.

– А потом я бы сидел у твоих ног и слагал стихи, сравнивая твои глаза со звездами, а губы – с розами.

Она смущенно улыбнулась.

– Какой ты глупый.

– Глупый? Пусть. – Он мягко улыбнулся. – Но если мне не позволено спать с тобой и петь для тебя, то что ты скажешь о прогулке в саду или поездке в горы?

– Наглец…

– Нет, моя девочка. Я хочу всего лишь уберечь тебя… «Должно быть, это слишком страшный мир для любой женщины… Если ее можно защитить, только заточив в брачную клетку…»

Мир Лаймона и Равенны стал гаснуть перед взором Шахразады. Через миг лишь силуэты в тумане напоминали о том, что эти двое ищут свой путь к счастью. Наконец царица погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Любой, кто оказался бы сейчас в опочивальне царицы, усомнился бы и в том, что она дышит. Но кроме лунного света, шелка пышного ложа не тревожил никто.

– Клянусь, о мудрейшая, царица еще не вставала!

– Малика, успокойся. В твоих словах никто не сомневается. Мне просто удивительно, что сестра пропустила и время занятий с детьми, и время игр в саду. А такого не бывало ни разу…

– Но… – Тут девушка замялась.

Герсими поняла ее и без слов.

– О да, Малика, да. Она царица, властительница, и имеет право делать все, что пожелает. Однако провести весь день в тиши опочивальни… Нет, это совсем не похоже на мудрую мою подругу… Быть может, мы все же решимся потревожить ее покой?

– Но…

– Да, я знаю. Ты стоишь недреманно на страже покоя великой царицы Шахразады. Однако сейчас, думаю, и тебе уже пора задуматься, быть может, призвать лекаря… Или даже нескольких… Ибо и полдень давно миновал, и, что греха таить, солнце движется к закату… А царица еще не покидала своих покоев…

– Она может делать все, что захочет!

Малика поджала губы, показывая, что разговор закончен. Герсими вздохнула.

– Ну что ж, да будет так.

«Не драться же мне с ней, в конце концов! И потом – она исполняет свой долг, исполняет более чем усердно… Одному лишь царю дано право приказывать ей…»

– Девочка моя, – услышала Герсими мягкий голос матери. – Иногда ты столь полно преображаешься, что вовсе забываешь об умениях, которыми одарили тебя мы с отцом…

– Матушка, – прошептала в ответ та. – Но что мне делать сейчас?

– Делать? Ровным счетом ничего не надо. А вот присесть на скамью у фонтана, съесть персик и попытаться услышать свою «сестренку» тебе вполне по силам. Даже моя внучка тебя сейчас не побеспокоит…

Герсими услышала теплую улыбку в голосе матери.

– Внучка?

– Да, девочка. Через два месяца родится крошка Ванадис. Она унаследует мудрость отца и твои умения без потерь. Мне видится многое в ее судьбе. Но, как у всех малышей, в тумане – ибо извилист и тернист путь новорожденного к своей доле… У нее будут еще братья и сестры… Хотя сейчас тебе об этом беспокоиться не следует – всему свое время.

Герсими утерла слезы.

– Благодарю тебя, мудрейшая из богинь!

– Не плачь, маленькая. Что бы ни случилось, уж я-то окажусь рядом сразу же. Но сейчас не следует думать о далеком будущем. Тебя снедает беспокойство о наставнице. И не зря. Попытайся войти в ее сновидения. Быть может, тебе удастся докричаться до ее разума… Герсими поежилась. Неспроста матушка дает такие советы…

– Слушаю и повинуюсь, моя прекрасная! – Девушка послушно склонила голову.

– Да, у тебя оказалась отличная учительница… Помоги ей, дочка! – И голос Фрейи пропал в высоких облаках.

– Повинуюсь, – вновь повторила Герсими.

«Что же случилось с тобой, сестренка? Что заставило беспокоиться даже мою матушку, не очень любящую род людской и делающую исключение, быть может, всего для пары десятков человек?»

Скамья была уютной, послеполуденный жар под лапы огромного кедра почти не пробивался, птицы утихли в высокой кроне. Герсими закрыла глаза и погрузилась в мир образов.

Ох, сколь долго ей пришлось учиться отгораживаться от этого прекрасного, обжигающе-яркого звонкого мира! Как непросто проходила эта привычка. Однако же каждое возвращение в подлинный мир было настоящим удовольствием – как возвращение в дом, где ты любим всегда просто потому, что это ты.

Очень быстро нашла Герсими среди сполохов чувств разум Шахразады. Однако не услышала ни удивления, ни радости, ни боли…

Ее «сестра» спала. Спала столь глубоко и ровно, словно сновидения вообще никогда не посещали ее. Герсими пришлось приложить усилие лишь для того, чтобы убедиться, что Шахразада еще дышит.

«Что же с тобой произошло, добрая моя наставница? Какой дэв украл твои чувства, погрузив в черную бездну сна без сновидений, желаний и боли?»

Герсими попыталась увидеть то, что видит перед собой «сестра». Лишь черная пелена встала у нее перед глазами. Попыталась услышать хоть осколок мысли, но ей не удалось и это, ибо сон царицы был куда больше похож на обморок. Но при этом не ощутила Герсими и никакой посторонней силы, удерживающей разум подруги. Ни джинны, ни ифриты, ни дэвы, которым вообще нет места в этом мире, равно как и в других мирах, ни даже эльфы или гоблины… Герсими показалось, что Шахразада по собственной воле опустилась в черный омут без сновидений. По собственной воле и без малейшего желания вынырнуть хоть когда-нибудь.

«Бедная моя сестричка… Что же ты с собой сделала…»

«Герсими? Подружка? Ты?»

«Ой, Шахразада… Ты слышишь меня?»

«Конечно, слышу! Как же мне было не услышать твой крик? Ты орешь не хуже ишака на базарной площади в базарный день!..»

Герсими рассмеялась. Да, это была ее «сестричка» – иногда чуточку ворчливая, иногда сосредоточенная, иногда даже раздражительная. Как все люди.

«Шахразада, ты так глубоко уснула, что мы забеспокоились…»

«Отчего бы это? Разве глубоко спать могу только я?»

«Сестренка, но уже наступает вечер, а ты еще не покидала опочивальни… Прошел час твоих занятий с сыновьями – сегодня с ними занимался Шахземан, когда увидел, что ты не торопишься выходить в классную комнату. Прошел час игры с детьми… Но ты все спишь…»

«Аллах всесильный, не может быть!»

Герсими ощутила, что сестра пытается сбросить с себя покрывало черного сна. Пытается, но безуспешно…

Да, Фрейя беспокоилась не зря – похоже, Шахразада увязла посреди черной бездны, как муха в янтаре.

Герсими напряглась, мысленно протянула ей обе руки, потянула. Вот пальцами она ощутила прикосновение пальцев «наставницы», вот они вцепились в ее руку с силой, какой трудно ждать от женщины… Еще чуть-чуть, еще…