Он взял её, обнюхал и блаженно прикрыл глаза.

— Ммм, вкусно пахнет… — пробормотал он. — Надо же, так поголубело, а пахнет как раньше. Вкуснотища! — и он залез пальцем в банку до самого дна, а потом с аппетитом облизал палец. — Ммм, индейка…

— Да, я знаю: с печёнкой, — добавил я, забрал у него банку и поставил в холодильник. А потом Мы вернулись домой.

Поздно ночью я проснулся оттого, что господин Белло встал с подстилки и на ощупь стал выбираться из комнаты, по дороге наткнувшись на стул. В полусне я услышал, как он открыл дверь и выскользнул в коридор. Я подумал, что ему надо в туалет, повернулся на другой бок и заснул.

Утром, когда зазвенел будильник и я потянулся, зевая и жмурясь, господин Белло уже сидел напротив, на стуле. Он втянул голову в плечи, сжался и смотрел на меня по-особому. Так, как смотрят собаки, когда натворят что-нибудь, а потом ждут, когда их накажут.

— Как это ты уже проснулся? — спросил я. — И чего это ты так странно сидишь?

— Макс, господин Белло сделал кое-что очень нехорошее.

— Что-то плохое? — переспросил я.

— Да, — смущённо признался он. — Кошмарррное.

— Ну говори!

— Консервы с индейкой и печёнкой так вкусно пахли. Так вку-у-усно! — начал он.

— И что?

— А ночью господин Белло проголодался. Очень сильно проголодался.

— Вот так так! Догадываюсь, чем это кончилось… — сказал я.

— И господин Белло пошёл наверх и открыл холодильник, — продолжал господин Белло. — Макс, господин Белло хотел съесть совсем чуть-чуть, всего одну ложечку. Ну в крайнем случае две. Но индейка с печёнкой были такие вкусные…

— Что ты всё сожрал в один присест, — закончил я.

— Да, да, да, — господин Белло чуть не выл, — господин Белло не хотел, но было так вку-у-усно…

— Молодец, — сердито сказал я. — Истратил последний шанс. Теперь ты ещё быстрее превратишься в собаку.

— Но господин Белло не хочет превращаться в собаку, господин Белло ведь хочет дружить с Максом и разговаривать, — жалобно запричитал он. — Макс, что ещё можно сделать?

— Что ж ты такой обжора! — всё ещё сердито отозвался я. — А ты почувствовал, что голубое мясо подействовало, когда ты его съел? В тебе что-нибудь переменилось?

Господин Белло подумал.

— Нет. Ничего не переменилось.

— Если повезёт, голубой сок будет действовать в два раза дольше, чем обычно. Потому что ты принял две порции, — рассуждал я. — Но это мы только предполагаем. А точно узнаем, когда ты опять начнёшь превращаться.

— Макс, а господин Белло обязательно опять превратится в собаку? Может, есть ещё какой-нибудь шанс?

— Может, и есть ещё один малюсенький шанс, — сказал я. — У меня тоже появился план — не всё же тебе планировать. И я надеюсь, мой план сработает получше.

— План? — спросил господин Белло. — Какой план у Макса?

— Поговорим сегодня после обеда, — сказал я. — А сейчас первым делом надо бежать в школу.

— Расскажи господину Белло план, пожалуйста! — попросил господин Белло.

— После школы! — отрезал я. — Между прочим, один мой знакомый обжора не хотел делиться своим планом.

План

Господину Белло до того не терпелось узнать, что я придумал, что он не мог сидеть дома и ждать. Когда я вышел за школьную калитку, он поджидал меня там. И это было очень кстати. Потому что в последнее время Роберт опять начал приставать ко мне и другим ребятам из класса.

Увидев у калитки господина Белло, он сразу присмирел, сделал вид, что и мухи не обидит, осторожно пробрался мимо него, а едва отошёл подальше — пустился наутёк. Роберт ещё не забыл, как в прошлый раз, когда он привязался ко мне и к Морицу Брандауэру, господин Белло схватил его за шкирку, поднял и хорошенько встряхнул.

— Здорово, что ты меня встречаешь, — сказал я господину Белло.

— Да, здорово, — подтвердил он. — А какой у Макса план?

Я не хотел его больше мучить и, пока мы дошли до дома, всё рассказал.

— Давай рассуждать логически, — начал я. — Откуда взялся голубой сок, способный превращать собак в людей?

— Старушка принесла, — ответил господин Белло.

— Точно. Но у неё он тоже должен был откуда-то взяться!

— Должен, да, — подтвердил господин Белло. — А откуда?

— От папиного деда Эдмунда. То есть от моего прадедушки, — рассказал я ему. — Он его изобрёл.

— Ах, это он его изобрёл?! — удивился господин Белло. — Хорошая идея пришла в голову твоему прудедушке Эдмунду.

— Прадедушку Эдмунда даже называли Чародеем Львиного переулка. Так вот, если бы я изобрёл что-нибудь такое же классное, знаешь, что бы я тогда сделал?

— Что? — спросил господин Белло.

— Я бы всё записал. Я бы вёл записи, понимаешь? Написал бы точный рецепт, чтобы ничего не забыть.

— Рррецепт, точно! — господин Белло радостно закивал. — Чтобы не забыть!

— А ты знаешь, где обычно хранят такие штуки? — спросил я.

— Где? — переспросил господин Белло.

— Ну подумай, вещи, которые никому не нужны… Где лежат вещи, которыми мы не пользуемся?

— В холодильнике? — предположил господин Белло.

— Глупости, при чём тут холодильник! — воскликнул я. — В чулане. На чердаке. Мы туда убираем всё, что мешает в квартире, стоит или лежит без дела. Наверняка туда отнесли все вещи прадедушки, и там они и лежат. После обеда у меня сегодня пинг-понг. А когда вернусь, залезем на чердак и поищем их!

Какой тарарам оказался на чердаке — трудно себе представить. Если бы госпожа Лиссенкова, наша уборщица, хоть раз сюда поднялась, она бы издала стопроцентный вопль ужаса, да такой, что в подвале бы все колбочки зазвенели.

Видимо, папа стаскивал сюда всё, что мешало ему в доме. И когда приносил на чердак пополнение, сваливал его прямо у входа, а то, что лежало там раньше, задвигал поглубже. Это можно было заключить по слоям пыли разной толщины. Хлам у двери ещё не очень запылился. А чем дальше от входа лежали вещи, тем серее они выглядели. Как будто их посыпали мукой.

— Пошли, нам надо в самый дальний угол, — сказал я господину Белло, перебираясь через коробку с засохшими тюбиками краски, кресло с отломанными ножками, старую пишущую машинку и свёрнутый ковёр в винных пятнах. — Если тут и есть записки прадедушки Эдмунда, то только под самой крышей, в завалах.

Господин Белло в это время внимательно обнюхивал старомодные платья на вешалке.

— Нюхнет как платье, которое было у Адриенны, — сообщил он.

— Брось ты эти тряпки! Иди сюда и поищи вместе со мной! — крикнул я.

— Господин Белло все равно не умеет читать, — ответил он, роясь в платьях.

С этим не поспоришь. Если на чердаке и были прадедушкины записки, найти и расшифровать их мог только я.

Под самым скатом крыши, за связками журналов по искусству, мне наконец попался старый кожаный чемодан. Смахнув пыль с крышки, я увидел наклейку в форме ромба. На жёлтом фоне был нарисован чёрный кенгуру в прыжке.

Я открыл чемодан. Он оказался до краёв забит пожелтевшими бумагами, школьными тетрадками, блокнотами, а ещё там была тонкая стопка писем, перевязанная красной ленточкой.

— Кажется, я нашёл! — крикнул я господину Белло.

Он тут же подошёл и сел на корточки рядом.

— Читай! — попросил он. — Что написал прудедушка Эдмунд?

— Прадедушка, — поправил я. — Сейчас прочитаю и скажу.

Но, перебрав чемодан и рассмотрев бумаги повнимательнее, я расстроился. Всё оказалось папино. Эти письма он писал маме, когда они ещё не поженились. Это я понял по адресу, потому что мамина фамилия тогда ещё была не Штернхайм.

Потом мне попались какие-то записи, связанные, скорее всего, с папиным экзаменом на провизора. Но куда интереснее оказались папины школьные табели! По крайней мере, я узнал, что он вовсе не был круглым отличником, как говорил. Только по предмету «Изобразительное искусство» у него стояли одни пятёрки.