И вправду на дворе был двадцать первый век, об этом свидетельствовал не календарь, а веселье в доме директора винзавода «Левобережный», что располагался в одноименной станице, Павла Ивановича Лугового.

Пятьдесят пять лет исполнилось директору, по сему поводу и собрался в его двухэтажном доме лучший люд станицы Левобережной. Были там глава администрации Лев Никанорович Пустоватый, несмотря на фамилию, мужик умный и хитрый, Вадим Ильич Нильга, директор агропромфирмы «Левобережье», начальник свинофермы Батистов Петр Иванович, директор школы Романов Максим Игоревич, начальник Левобережного отделения ОВД Засядько Петр Андреевич и другие знатные люди славной станицы Левобережной, вроде хозяев местных магазинов и ателье.

Все с женами, за исключением директора школы — у Романова не было жены.

А о том, что на дворе был двадцать первый век, свидетельствовал простой факт — на торжество не пригласили гармониста Кешу с его потрепанной гармошкой-трехрядкой. Везде приглашали, потому как лучше Кеши никто не мог создать нужное настроение в компании. А тут — нет, ибо у Лугового имелись музыкальный центр и куча лазерных дисков к нему. Хочешь — слушай Софию Ротару, хочешь — Бабкину или Пугачеву. Даже Киркоров в наличии имелся. А какой звук был у этого музыкального центра! Ну и зачем тут пьяница Кеша?

И это еще не все! Пили на дне рождения у Лугового не самогонку и даже не вино с его завода (хотя для себя у директора имелось такое вино — никакое французское не сравнится с ним), а заморские виски и джин. Которые, как ни странно, очень нравились женщинам, а мужики морщились, но пили, что поделаешь, мы теперь тоже цивилизованные, да и как не попробовать на халяву дорогие напитки? Вино, разумеется, тоже имелось в наличии, но его-то можно выпить всегда.

Кто бы мог представить себе такое в двадцатом веке, даже в конце его? Да никто! Вот и получается, как ни крути — наступил двадцать первый век, совсем другая жизнь.

— Максим Игоревич, да ты огурчики-то пробуй да капустку, очень хорошо даже под ихние напитки, — советовала директору школы жена юбиляра, сорокалетняя Марина, озорная смуглянка, еще очень даже симпатичная женщина.

— Спасибо, Марина Васильевна, — вежливо поблагодарил Романов. — Я вообще не очень-то… сами понимаете, должность не позволяет. Да и не хочется. А вот телятина у вас просто великолепная. Пальчики оближешь… Я уже третий кусок ем.

Романову недавно исполнилось тридцать пять, был он смуглым, черноглазым, одно слово — брюнет. Тонкий нос с легкой горбинкой, красиво очерченные губы и невероятная вежливость в общении сводили с ума немало женщин Левобережной. Особенно после того, как жена Романова два года назад сбежала в Краснодар с заезжим артистом. Но он никому не давал повода надеяться на что-то большее, нежели обычное знакомство, вел себя так, будто ничего не случилось.

— Так я тебе еще положу, ты ешь, Максим Игоревич, ешь, — расплылась в улыбке хозяйка и тут же добавила на тарелку директора школы пару кусков аппетитной парной телятины, запеченной в духовке.

Романов вежливой улыбкой поблагодарил добрую женщину.

— Видал? — пьяно пробормотал юбиляр капитану милиции Засядько. — Глаз на него положила. А я это давно чувствую.

— Мужик симпатичный, почти не пьет… — пробормотал Засядько, наполняя свою рюмку виски. — Надо его женить, и все дела. Я лично приду на свадьбу с удовольствием!

— Ох-ох, размечтался! — прошипела его жена Валентина. — Хватит пить уже! Романов-то почти не пьет, правильный мужик, а вы все?! Прямо сброд какой-то…

— Валентина, веди себя прилично, — помахал пальцем Засядько и выпил.

Глядя на него, налил и выпил, не дожидаясь очередного тоста, юбиляр Луговой. Ох, как же хорошо было! Только бы к едрене фене всех этих гостей и задремать бы на диване! Ничего уже не хотелось. И ведь знал же, что все эти джины с тониками да виски действуют похлеще местного самогона, а не удержался.

Но гости и не думали убираться к едрене фене, они танцы устроили. Павел Иванович заметил, что жена его пошла танцевать с директором Романовым, очень огорчился этому, не с директором свинофермы пошла, не с этим тупым ментом, что сидит рядом, а с тем, кого он подозревал! Да! Марина симпатизирует школьному директору, это ясно. И где симпатизирует? На его собственном юбилее! Это уже серьезно, это черт знает как серьезно!

С этими мыслями Луговой и задремал на диване, а когда проснулся, увидел, что жена его все танцует с директором школы. Отключился всего на пару минут, но показалось — полчаса проспал, открыл глаза — а Марина все еще танцует с директором школы! И тот слишком уж обнимает ее. Слишком, понимаешь ли, чересчур обнимает! Обнаглел совсем! А она прям-таки прижимается к нему, зараза!

Луговой встал с дивана, покачиваясь, подошел к танцующей паре. Другие пары остановились, заметив порыв хозяина торжества, ничего хорошего он не сулил, ну так лучше переждать гнев юбиляра.

— Марина! — заорал Луговой. — Тебе приятно, что он лапает, да? Может, прямо тут и трахнет тебя, на моем юбилее?!

— Паша, ты чего? — испуганно пробормотала Марина, отстраняясь от Романова. — Мы просто танцуем…

— Не просто, не просто!

— Павел Иванович, это самый обычный танец, называется танго, не стоит драматизировать события, — с улыбкой сказал Романов.

— Чего-о?! — заревел Луговой. — Да кто ты такой, учителишка жалкий?! Да я тебя с землей сровняю, говнюк! Я отчисляю бабки на твою паскудную школу, понял?! И эти люди, которые тут сидят. Благодаря нам ты и существуешь! И лапаешь мою жену?!

На винзаводе знали, если директора «понесет» — возражать ему бесполезно. И не возражали. Соседи тоже знали об этом и старались не связываться с сумасбродным мужиком, олигархом местным.

— Паша, ты чего? — изумленно крикнула супруга, впрочем, изумление ее было деланным, ибо танцевать с директором школы ей действительно нравилось. Но не до такой же степени, как думает разбушевавшийся супруг.

Просто танцевать, и все. Но разве это объяснишь Паше, он же сегодня юбиляр?..

— Павел Иванович, извините, что отважился потанцевать с вашей супругой, — вежливо сказал Романов. — Я ухожу, больше не буду отравлять своим присутствием ваш юбилей.

— Стой! Ку-уда?! Как поймали, так сразу в кусты?! Не пойдет! — еще больше разъярился Луговой. — Ты мне прямо скажи, чего надо от моей жены! Вот так прямо и скажи! Что, слабо?

— Паша! — воскликнула Марина.

— Заткнись! Ну, скажи!

— Я просто танцевал с вашей супругой, красивой и умной женщиной.

— Умной, да?! — орал Луговой. — Она — умная?! А ты кто такой, мать твою!..

— Умная. Я поздравляю вас с днем рождения, но, смею сказать, оскорблять женщину — это неприлично.

Луговой слегка присел, обвел взглядом присутствующих, сказал, разведя руками:

— Он мне будет указывать, что прилично, а что нет! Все слыхали? Да я ему сейчас, этому убогому учителю!..

Он махнул кулаками раз, другой, третий, на четвертый раз получил звонкую пощечину и свалился на пол.

— Эй, мужики! Кончайте дурить! — крикнул Засядько, чувствуя, что ситуация уходит из-под контроля.

— Паша! — закричала Марина, склоняясь над поверженным супругом.

Романов улыбнулся еще раз, пожал плечами и пошел к двери, дабы не усугублять ситуацию.

— Я тебе это запомню! — кричал Луговой, лежа на ковре в собственной гостиной. — Я тебя, падла, достану!

— Не достанете, — резко обернувшись, сказал Романов. — Кишка тонка, Павел Иванович.

И открыл дверь.

— Не тонка! — завопил Луговой. — Не тонка, понял?!

— А вот угрожать мне не надо, я ведь могу и ответить, — жестко сказал Романов, резко обернувшись. — Накажу так, что впредь сто раз подумаете, стоит хамить или нет.

— Ну ты это… думай, чего мелешь, — пробормотал Засядько, сильно раздосадованный тем, что замечательная пьянка превратилась в дурдом.