Странно, не правда ли? Романтики вдруг превращаются в убийц. Но это не такой уж редкий случай. К примеру, лидеры ультралевой западногерманской террористической организации RAF («Фракция Красной армии»), хорошо пострелявшей и повзрывавшей в 70–80 годы XX века, вышли вообще из пацифистского движения!
Так или иначе, на юге решили перейти к другим методам. Впрочем, стрельба уже началась…
Глава 3
Огонь на поражение
Революционеры начали стрелять и бросать бомбы. Жандармы стали их активно вылавливать. А между террористами и спецслужбами появились уже совершенно запредельные персонажи…
«Хватит трепаться, наш козырь – террор![15]»
«Первые кровавые дела начались за год или за два до наступления настоящего террора. То были пока отдельные факты, без всякого серьезного политического значения; но они ясно доказывали, что усилия правительства начали уже приносить свои плоды и что "млеко любви" социалистов прошлого поколения превращалось мало-помалу в желчь ненависти. Вытекая из чувства мести, нападения направлялись вначале на ближайших врагов – шпионов, и в разных частях России их было убито около полудюжины».
С. М. Кравчинский, литератор и террорист
Землевольцы не сразу перешли к терроризму. Для начала они потренировались на «внутренних врагах» – внедренных агентах жандармов. Первой такой «ликвидацией» явилось убийство полицейского агента Тавлеева, произошедшее 5 сентября 1876 года в Одессе.
После дела имела место такая вот мирная супружеская беседа:
«Прийдя однажды домой очень поздно ночью, Юрковский сказал мне: "Ну, Галя, я убийца. Я только что убил шпиона Тавлеева и это мне было легче сделать, чем убить собаку.
О Тавлееве знаю лишь, что убийство было совершено в саду близ ресторана "Мартена", в котором группа молодежи пела в это время "Дубинушку", и этим отвлекала внимание властей, чем и воспользовались террористы. Сад находился тогда на углу улиц Бассейной и Водопроводной, против теперешней станции "Чумка". Кроме Юрковского в этом деле участвовал еще Попко».
Это пишет революционерка А. А. Алексеева. Видный террорист Ф. Н. Юрковский был ее мужем. Семейный подряд, так сказать.
И пошло-поехало. За доказательствами того, что заподозренный человек – «шпион» (так тогда называли жандармских агентов), революционеры особо не гонялись. Могли шлепнуть по одному подозрению. Но самое главное – ребята перешагнули через кровь. Дальше уже было проще.
24 января 1878 года случилось покушение, имевшее далекоидущие последствия. Террористка Вера Засулич тяжело ранила петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова. Причиной было то, что Трепов приказал высечь революционера Боголюбова, сидевшего в тот момент в «предварилке» на Шпалерной улице. Вообще-то телесные наказания были запрещены законом, вот Засулич и решила, так сказать, отомстить.
Но более всего интересно здесь то, что суд присяжных Засулич оправдал! Хотя доказательства были несомненны, а за такие развлечения по российским законам светило 15–20 лет каторги. Однако адвокат П. А. Александров сумел в своей речи разжалобить присяжных, поведав историю в стиле мелодраматического сериала о бедной Верочке Засулич.
Публика была в восторге. Военный министр Д. А. Милютин свидетельствовал: «…Весьма многие… даже большинство, и в том числе многие дамы высшего общества и сановники… пришли в восторг от оправдательного решения суда».
Последствия этого дела были двойными. Террористы ощутили, что «общество» – за них. Что, разумеется, грело душу после всех провалов с хождением в народ. С другой стороны, именно после дела Засулич власть стала понимать, что с обществом творится что-то не то и с либерализмом пора кончать.
Интересно, что сама Вера Засулич в терроре и в народничестве вообще очень скоро разочаровалась и впоследствии примкнула к марксистам.
Дальше пошло уже легко. Были убиты агент полиции А. Г. Никонов, жандармский полковник Г. Э. Гейкин. Степняк-Кравчинский (тот, чьи слова стоят в эпиграфе) убил кинжалом петербургского шефа жандармов Н. А. Мезенцева. 9 февраля 1879 г. в Харькове был убит генерал-губернатор Д. Н. Кропоткин… В общем, землевольцы не скучали.
По пути была выработана и идеология терроризма.
«Политическое убийство – это прежде всего акт мести. Только отомстив за погубленных товарищей, революционная организация может прямо взглянуть в глаза своим врагам; только тогда она становится цельной, нераздельной силой; только тогда она поднимается на ту нравственную высоту, которая необходима деятелю свободы для того, чтобы увлечь за собою массы. Политическое убийство – это единственное средство самозащиты при настоящих условиях и один из лучших агитационных приемов.
Нанося удар в самый центр правительственной организации, оно со страшной силой заставляет содрогаться всю систему. Как электрическим током, мгновенно разносится этот удар по всему государству и производит неурядицу во всех его функциях. Когда приверженцев свободы было мало, они всегда замыкались в тайные общества. Эта тайна давала им громадную силу. Она давала горсти смелых людей возможность бороться с миллионами организованных, но явных врагов. «В подземных ходах пещер сплачивались они в те несокрушимые общины "святых безумцев", с которыми не могли совладать ни дикое варварство этого мира, ни маститая цивилизация другого». Но когда к этой тайне присоединяется политическое убийство как систематический прием борьбы, – такие люди делаются действительно страшными для врагов. Последние должны будут каждую минуту дрожать за свою жизнь, не зная, откуда и когда придет к ним месть. Политическое убийство – это осуществление революции в настоящем. "Неведомая никому" подпольная сила вызывает на свой суд высокопоставленных преступников, постановляет им смертные приговоры – и сильные мира чувствуют, что почва теряется под ними, как они с высоты своего могущества валятся в какую-то мрачную, неведомую пропасть… С кем бороться? Против кого защищаться? На ком выместить свою бешеную ярость? Миллионы штыков, миллионы рабов ждут одного приказания, одного движения руки… По одному жесту они готовы задушить, уничтожить целые тысячи своих собственных собратьев… Но на кого направить эту страшную своей дисциплиной, созданную веками все развращающих усилий государства силу? Кругом никого. Неизвестно, откуда явилась карающая рука и, совершив казнь, исчезла туда же, откуда пришла – в никому неведомую область. Кругом снова тихо и спокойно. Только порою труп убитого свидетельствует о недавней катастрофе. Враги чувствуют, как самое существование их становится невозможным, они чувствуют свое бессилие среди своего всемогущества. Политическое убийство – это самое страшное оружие для наших врагов, оружие, против которого не помогают им ни грозные армии, ни легионы шпионов. Вот почему враги так боятся его. Вот почему 3–4 удачных политических убийства заставили наше правительство вводить военные законы, увеличивать жандармские дивизионы, расставлять казаков по улицам, назначать урядников по деревням – одним словом, выкидывать такие salto mortale самодержавия, к каким не принудили его ни годы пропаганды, ни века недовольства во всей России, ни волнения молодежи, ни проклятия тысяч жертв, замученных и на каторге и в ссылке… Вот почему мы признаем политическое убийство за одно из главных средств борьбы с деспотизмом».
(Листок «Земли и воли» № 2–3. 22 марта 1879 г.)
Но этот цирк нравился не всем. К примеру, против террористических методов выступал будущий видный марксист Г.В.Плеханов.
«Положение дел был таково, что надо было отказаться или от террора, или от агитации в народе. Террористы поняли это и потому отказались от агитации».
Особенно резко он выступал против идеи убийства императора.