Кеннет тем временем взялся за ручку двери, но, словно передумав, вновь обернулся к молодой женщине и с нажимом произнес:

— Знаешь, мне дела нет до твоего прошлого.

А с» тех пор как мы познакомились, мне и на собственное прошлое плевать. Но если ты не считаешь нужным открыть мне правду, если ты не доверяешь мне, значит, нам не следует…

— Вместе работать?

— Нет, вместе спать.

Щеки Шатти запылали огнем.

— Если ты не хочешь…

— Черт подери, конечно, хочу! Заниматься любовью с чужим, посторонним мне человеком — вот что мне не по душе! Поверь мне, для меня все это внове. С любой другой женщиной я был бы только рад держаться на должном расстоянии. Но с тобой… — Шатти с нетерпением ждала окончания фразы, но Кеннет удрученно покачал головой и сказал то, что ей совсем не хотелось услышать:

— Да, вчера ночью все было прекрасно, но больше это не повторится. Не повторится до тех пор, пока не скажешь, кто ты такая и от чего убегаешь.

— А что, если правда тебе не понравится?

Кеннет досадливо взъерошил волосы.

— Да что ты натворила, черт тебя дери? Из тюрьмы сбежала? Подсыпала яду милой старушке и завладела всеми ее сбережениями? Банк ограбила? — Он помолчал. — Или ты замужем?

Ну что это за тайна такая страшная, что ты боишься открыться?

— Нет, я не замужем, — вздохнула Шатти. — И ничего дурного не совершила. Просто надеялась, что я тебе дорога такая, какая есть. А не в придачу к сведениям о моей прошлой жизни.

— Ты мне и нужна такая, какая есть, — резко выдохнул Кеннет. — А почему бы иначе я стал вытаскивать тебя из пьяной драки? Или спасать от переохлаждения? — Он уселся на край койки и завладел рукой молодой женщины. — Клянусь, мне и впрямь не волнует твое прошлое. Просто скажи правду — и мы вместе придумаем, как тебе помочь… Если, конечно, тебе нужна помощь.

— Но ведь тогда все изменится! — горестно всплеснула руками Шатти. — Изменится безвозвратно, поверь мне!

— Ладно, как только соберешься излить душу, я к твоим услугам. — С этими словами Кеннет чмокнул ее в щеку, встал и, не оглядываясь, зашагал к двери.

Шатти откинулась на подушку, прикрыла глаза рукой. Отчего бы и в самом деле не признаться ему во всем? Она ведь ничего предосудительного не совершила. Да, она богата, у ее семьи много денег, но ведь это не преступление. Правда, до недавнего времени она была помолвлена, и помолвка, наверное, до сих пор не расторгнута, поскольку официально она с Эдамом не порывала…

Однако за последние шесть месяцев Шатти хорошо усвоила урок: доверять можно только себе. Мало кто способен понять, что за причина погнала ее прочь из родного дома. Ей необходимо было понять себя, найти свое место в мире, освободиться от давления семьи и семейных капиталов. И за полгода она здорово преуспела. Но ей еще предстоит научиться самой себя содержать. И хотя дедушкиного наследства с лихвой хватит на все ее нужды, Шатти совершенно не хотелось жить на чужие деньги. Ей нужна интересная, перспективная работа и яркое, радужное, счастливое будущее.

Она перекатилась на живот и, сложив перед собою руки, оперлась на них подбородком, напряженно размышляя. Молодая женщина вспоминала прошлую ночь и пылкую, неудержимую страсть, что свела вместе ее и Кеннета. Да, ей хотелось пережить незабываемые, неизведанные доселе ощущения, но Шатти понятия не имела, что за какие-то несколько часов столь радикально изменит свои представления о себе и о жизни.

После истории с Эдамом Шатти научилась осторожности, поняла, что влюбиться — означает пойти на компромисс с собою. Вплоть до недавнего времени она ограничивалась ролью дочери и наследницы Гордона Алана Кэссилиса. И вовсе не собиралась провести оставшуюся часть жизни женой какого-нибудь пустоголового светского щеголя. Кеннет помог ей открыть в себе новые стороны характера — характера пылкого, страстного, любящего — научил лучше понимать себя.

Даже если совместного будущего у них нет, надо измыслить способ отблагодарить Кеннета за все, что он сделал для нее. Подарить ему незабываемую ночь любви — а может, и не одну, — казалось прекрасным, обоюдоприемлемым решением. И все-таки Шатти хотелось оставить по себе иную более осязаемую память — нечто, что Кеннет бережно сохранит при себе после того, как они расстанутся.

Взгляд Шатти упал на тетрадь в кожаной обложке, чей краешек торчал из-под стопки журналов. Молодая женщина вытащила тетрадь и задумчиво пролистала. В голове ее возник некий замысел. А к тому времени, когда она дошла до последней легенды — про благородного разбойника Лахланна Лэверока, спасшего от виселицы троих сыновей бедной вдовы, — Шатти уже знала, что делать. Она приготовит Кеннету самый замечательный рождественский подарок на свете: нечто, идущее от самого сердца… нечто, что непременно затронет его душу.

— А подарки на Рождество ты уже всем купил?

В последнюю минуту этим не занимаются! — отчитывала Кеннета Шатти, приподнимаясь на цыпочки и цепляя на елку очередной переливчатый шар.

Да-да, в кои-то веки на «Морском ястребе» стояла наряженная, искрящаяся огнями, душистая лесная красавица. И владелец шхуны нехотя признал, что помощница его была права: с елкой лучше, чем без нее. В душе и впрямь возникает некое особое ощущение… Праздничная атмосфера, вот как оно называется.

Шатти отошла на шаг, придирчиво разглядывая свое творение.

— До Рождества две недели осталось! — возмущенно продолжала она. — Подарки полагается выбирать не спеша, что-нибудь совсем особенное…

— Да я вообще никаких подарков покупать не собираюсь, — буркнул Кеннет, демонстративно отгораживаясь от елки газетой. — Если помнишь, я Рождество не праздную.

— Раньше не праздновал, — вкрадчиво улыбнувшись, поправила молодая женщина. — Но я взялась тебя перевоспитывать — и перевоспитаю.

Ведь сестры наверняка тебе что-то подарят, так?

Вот и ты изволь порадовать ближнего! А ведь у тебя еще и отец есть, и друзья, и жены друзей.

— С женщинами хуже всего, — пожаловался Кеннет, откладывая газету. — С друзьями никаких проблем: подаришь Гилу бутылку марочного виски, а Рэндалу — новый спиннинг, и все счастливы. А с женами-то их что делать? Я вот однажды Минване на день рождения лосьон подарил — французский, в красивом флаконе.

Так она на меня потом месяц дулась: он, дескать, для увядающей кожи. А откуда мне знать про типы кожи и всю эту чушь?

— Да ты бы хоть заранее спросил! — залилась смехом Шатти. — Обидел сестру ни за что ни про что!

— Слушай, а сходи-ка ты купи всем по сувенирчику, — оживился Кеннет. — Минване с Джанетт и Флоу с Бернис. А то, правда, вдруг они меня поздравлять вздумают, то-то по-идиотски я буду выглядеть с пустыми руками! Ты моя ассистентка, вот тебе новое поручение.

— Но ведь я их знаю только по твоим рассказам!

— Ты — женщина, — возразил Кеннет. — Ты должна знать, что им понравится.

Шатти подбежала к нему и нетерпеливо дернула за руку.

— А ну, вставай! Хватит на сегодня работать!

Пойдем-ка пройдемся по магазинам, может, чего и приглядим. Что-нибудь из бижутерии… или симпатичный свитер. А если сегодня ничего подходящего не встретим, тогда я, так и быть, возьму дело в свои руки.

Кеннет усадил молодую женщину к себе на колени, поцеловал в шею. В прошлом сама мысль пойти за покупками в компании женщины приводила его в ужас. Но в устах Шатти даже перспектива столь мрачная звучала вполне соблазнительно.

— Может, попозже? Не прямо сейчас?

Она решительно высвободилась из его объятий.

— Если мы останемся на шхуне, значит, судьба нам работать не покладая рук. А ведь с книгой мы почти закончили. Хорошо бы сдать рукопись раньше срока. Тогда ты сможешь сполна насладиться праздниками, не думая про дела.

Кеннет вновь уткнулся в газету, но строчки расплывались перед глазами и смысл прочитанного в голове не удерживался. Шатти права: книга почти закончена. А как только будет поставлена последняя точка, в ассистентке нужда отпадет. С этой мыслью он еще не свыкся, и отпускать Шатти ему страшно не хотелось.