Притом, что он по-прежнему, не знал о своей помощнице ровным счетом ничего, притом, что Шатти оставалась для него «девушкой без прошлого», Кеннет Лэверок утратил всякую способность противиться ее колдовскому обаянию.

Внутренний голос требовал: избавься от нее, пока не поздно, положись на врожденный инстинкт. Но если на одной чаше весов лежали доводы здравого смысла, то на другой — непреодолимое влечение к девушке.

И теперь он начинал думать, что, возможно, истинным несчастьем в его жизни было бы никогда не встретить Шатти Арран.

Шхуна плавно покачивалась на якоре. Снаружи завывал декабрьский ветер, внутри царила тишина. Шатти посмотрела сквозь иллюминатор: сколько снега на корме намело! Кеннет спозаранку укатил в Глазго на какое-то телеинтервью. И хотя он оставил ей целый список «ценных указаний», за работу Шатти еще не принималась, нервно расхаживая по салону туда-сюда.

Она так привыкла к обществу Кеннета, что без него уже не ощущала себя в безопасности.

Вчера, когда после прогулки молодые люди вернулись на шхуну и вошли в салон, воспоминание об интимных ласках, которыми они обменивались на улице, вдруг обрело грозную, осязаемую отчетливость. Озорной поцелуй среди сугробов — это одно дело, но необузданная, грозящая вырваться за рамки страсть в уединении салона — совсем другое. Того и гляди между ними все изменится безвозвратно.

Поначалу Шатти казалось, что ночь-другая страсти — все, что ей сейчас нужно', всего лишь следующий шаг в ее поисках приключений и неизведанных, волнующих переживаний. Но тогда Кеннет Лэверок был для нее всего лишь пригожим молодым мужчиной с потрясающе сексапильным телом. А теперь… теперь он стал тем единственным, кто способен заставить ее забыть и о себе, и о той новой жизни, которую она вознамерилась вести.

В такого мужчину, как Кеннет, влюбиться — пара пустяков. Он надежный, целеустремленный, талантливый, при этом твердо стоит на земле и знает, кто он такой и зачем пришел в этот мир. Он строит свою жизнь, полагаясь на собственные силы, а не на фамильное состояние или влиятельные связи. Он ни от кого не зависит… и с каждым днем Шатти влекло к нему все сильнее.

Девушка мысленно застонала, вновь выглянула в иллюминатор. Кеннет обещал вернуться еще до ланча. Они собирались прокатиться на местный завод по переработке рыбы и расспросить тамошний народ о ценах, об уровне жизни и обо всем таком прочем. Шатти посоветовала своему нанимателю добавить экономический аспект в седьмую главу, и Кеннет нашел эту идею весьма заманчивой…

— Ну ладно, — буркнула Шатти. — Мне скучно.

А когда мне скучно, я становлюсь невменяемой.

От нечего делать она изучила ряды книг на полке. Затем заглянула в душевую, открыла стенной Шкафчик, извлекла из него бритву, затем лосьон после бритья, основательно изучила и то, и другое, как если бы эти предметы могли подробнее рассказать девушке о характере ее босса. Потом убрала вещи обратно в шкафчик и отправилась в каюту Кеннета.

Она знала, что поступает дурно: нехорошо рыться в чужих вещах и совать нос в чужую личную жизнь! Ведь сама она столь же ревниво оберегает свои тайны от посторонних, а Кеннет ведет себя как джентльмен и допытывается о ее прошлом. Но кому повредит ее любопытство?

Если Кеннет не застанет ее на месте преступления — значит, ничего не узнает, а стало быть, и не обидится.

Шатти напряженно прислушалась, не раздадутся ли на палубе знакомые шаги. Затем, успокоившись, выдвинула ящик стола. С улыбкой извлекла на свет грубой работы свирель и тихонько подула в нее, гадая, умеет ли Кеннет на ней играть или это чей-то памятный подарок, не более. А еще в ящике обнаружилась упаковка презервативов. Девушка заглянула в нее: трех штук недоставало. При мысли о незнакомых ей женщинах, с которыми Кеннет, надо думать, занимался любовью, Шатти ни с того ни с сего ощутила болезненный укол ревности. Чека в ящике не нашлось, так что выяснить, как давно Лэверок встречался со своими дамами, не удалось.

Помимо вышеперечисленного в ящике обнаружилась упаковка аспирина, использованные билеты в кино, старые водительские права, ластик, брелок в форме красного дракончика и штук сто карандашей и ручек. Шатти вздохнула, задвинула ящик и переключила внимание на книжные полки. Вот теперь ее и упрекнуть не в чем: полки — это «открытый доступ». Раз уж она временно обосновалась на шхуне, поискать себе что-нибудь почитать на ночь — дело вполне естественное.

Шатти сняла с полки толстую тетрадь «на пружинках» и в кожаной обложке и, устроившись поудобнее на кровати, раскрыла ее на первой попавшейся странице. Она тотчас же узнала чуть наклонный, с завитушками, почерк Кеннета. Сначала девушка решила, что это дневник, и, поспешно захлопнув тетрадку, водворила на место. Но любопытство оказалось сильнее ее.

Написал ли Кеннет что-нибудь про нее, свою гостью?

Девушка вновь вытащила тетрадь и принялась читать. Но это оказался не дневник, а сборник преданий и сказок про благородных, непобедимых, отважных героев-шотландцев из клана Лэверок. Шатти тотчас же вспомнила вечер их с Кеннетом знакомства. Тогда ее спаситель, объясняя, почему вступился в пабе за совершенно незнакомую ему девушку, вскользь упомянул о прославленных, могучих Лэвероках.

Тетрадь в кожаной обложке оказалась настоящим кладезем чудесных легенд такого рода, пересказанных образно, живо и ярко. Шатти завороженно перелистывала страницы, с головой погрузившись в мир доблестных рыцарей, драконов, ведьм и зачарованных королевств…

— Привет.

В дверях стоял Кеннет. В волосах его и на плечах еще поблескивали снежинки. Девушка оцепенела от страха, поскольку взгляд вошедшего тут же обратился к кожаной тетради в ее руках.

Проклиная себя за неосмотрительность, Шатти виновато потупилась.

— И что это ты делаешь в моей каюте? — вопросительно изогнул брови Кеннет.

Девушка вспыхнула до корней волос.

— Прости, пожалуйста, — покаянно произнесла она. — Мне стало скучно, я решила взять что-нибудь почитать и случайно открыла эту тетрадь. — Девушка протянула законную собственность владельцу. — Чудесные истории, просто чудесные!

— Где ты это нашла?

— Среди журналов. Сдается мне, кое-какие сюжеты я узнаю. Это же баллады англо-шотландской границы, так? Из сборника Томаса Перси, если не ошибаюсь, и двухтомника Бухана тоже.

— Да, верно. Кто только эти баллады не собирал и не обрабатывал впоследствии, — усмехнулся Кеннет. — Тут и книга Джорджа Кинлоха, та, что вышла в тысяча восемьсот двадцать седьмом году, и собрание Чайльда конечно же, и много чего другого. Впрочем, отец пересказывал нам не академические издания и не собрания баллад и песен, а сказки и легенды как они есть. Так, как слышал их от своего отца, а тот в свою очередь — от своего…

Шатти завороженно кивнула.

— Я немного занималась фольклористикой, писала курсовую о развитии балладных сюжетов. Даже с манускриптом Гленридделла работала. Это очень ценное собрание древних шотландских рукописей в одиннадцати томах, хранится в библиотеке «Общества старины Шотландии». Мне туда специальный допуск оформлять пришлось. Но… — девушка лукаво сощурилась, — не помню я почему-то, чтобы всех этих героев звали Лэвероками.

Кеннет ухмыльнулся.

— Э-э-э… так это наши семейные предания, в манускрипте Гленридделла она конечно же не зафиксирована. Мы — сущие грабители с большой дороги, испокон веков щедро заимствовали уже существующие сюжеты и приписывали себе чужие подвиги.

Он забрал тетрадь из рук девушки, уселся на край койки и принялся задумчиво перелистывать страницы.

— Когда я совсем маленьким был, папа нам с сестрами на ночь вроде как сказки рассказывал. И всякий раз заменял героя на очередного Лэверока. В этих историях речь неизменно шла о воинской доблести, о дружбе, о сражениях. Но ежели Лэверок влюблялся, все заканчивалось просто ужасно. Так отец, наверное, выражал собственное отношение к женщинам.

— Но с какой стати?

— Да я же тебе рассказывал: мама его бросила. Отец от этого удара так и не оправился. — Кеннет положил тетрадь на стол. — Я вот на досуге пытался вспомнить все эти истории — так, как они звучали в устах отца. Даже подумывал издать их в виде сборника и подарить сестрам.