Литмир - Электронная Библиотека

Он был распутником и прелюбодеем, человеком, который открыто объявлял, что его жизненное кредо — эгоизм, человеком, использующим свое богатство и власть только для удовлетворения собственных желаний.

Однако он глубоко волновал Клер, пробуждая в ней совершенно новые, неведомые ей ранее чувства. И, как ни странно, хотя их взгляды на жизнь были диаметрально противоположны, более того, даже враждебны, он понимал ее, как никто другой.

Порывистый весенний ветер трепал ее юбки и ерошил волосы. В затененном углу замковой стены стоял пронизывающий холод, но Никлас был островком тепла и покоя. Она вздохнула, и се пальцы сами собой стиснули его твердую, сильную руку. Вопреки всем предписаниям морали и голосу рассудка она чувствовала себя с ним в безопасности.

Он тихо проговорил:

— Щеки как розы — это избитое сравнение использовал каждый влюбленный, воспевавший свою возлюбленную в плохих стихах. Однако невозможно придумать ничего лучшего, чтобы описать чудесный цвет вашего лица. Валлийские розы, цветущие на безупречной кельтской коже. — Он легко провел по ее щеке тыльной стороной руки. — Не оставляйте меня, Клер.

Даже если бы она уже твердо решила возвратиться в Пенрит, от нежности, которая прозвучала в его голосе, вся ее решимость рассыпалась бы в прах. Удивительно, но Никлас, казалось, искренне желал, чтобы она осталась с ним: значит, она стала для него чем-то большим, чем праздный каприз. Когда они сжимали друг друга в объятиях, Клер была слишком ослеплена страстью, чтобы осознать этот непреложный факт, но теперь ей ясно вспомнилось, как он дрожал, когда ее тело отвечало на его ласки.

Однако то, что ее близость действовала на него так сильно, отнюдь не гарантировало ей безопасности; куда более вероятен был другой исход — что они оба просто сгорят в пламени страсти. Размышляя вслух, она печально сказала:

— Если я сейчас уеду, мне еще удастся кое-как восстановить свою подмоченную репутацию. Если же останусь, то навсегда утрачу возможность жить прежней жизнью. И безвозвратно себя погублю.

— Я никак не могу согласиться с тем, что страсть всегда пагубна. Если физическая близость дарит блаженство и никто от этого не страдает, то что же здесь дурного?

— Подозреваю, что мужчины говорят эти слова невинным девушкам со времен грехопадения Адама и Евы, — сухо сказала Клер. — И женщинам, которые достаточно глупы, чтобы им верить, приходится потом рожать своих детей на улице и воспитывать их в работных домах. И вы еще говорите, что никто не страдает?

— Зачинать детей, не заботясь о последствиях, нельзя, это преступление как против ребенка, так и против его матери, — согласился он. — Но беременность — вовсе не обязательный исход страсти. Существуют довольно надежные способы предотвратить ее.

— Допустим, то, что вы говорите, правда, — заметила Клер. — Но даже при таком положении вещей случайная беззаботная половая связь — это все равно дурно.

Он покачал головой.

— Знаете, что я думаю? Будь способы, предотвращающие зачатие детей, широко известны, понятия о том, что хорошо и что дурно, претерпели бы значительные изменения. Наши нынешние моральные предписания, касающиеся отношений между полами, предназначены для того, чтобы защитить женщин, детей и общество в целом от опасных последствий беспечных связей.

Если б таких последствий не было и мужчины и женщины, руководствуясь желанием, а не моралью, могли свободно решать, отдаваться им друг другу или нет, — то мир, в котором мы живем, стал бы совершенно другим.

— Возможно. Но выиграют от этого только мужчины: удовлетворив свою похоть, они могли бы потом уходить со спокойной душой и необремененной совестью. А женщины… Не думаю, что они отнесутся к этому так легко.

— Некоторые из них способны на это, Клер, — в его голосе послышалась горечь. — Поверьте мне, на свете есть женщины такие же беззаботные и бессердечные, как мужчины.

— О, я уверена, что вы знали множество особ подобного сорта. — Она с грустью вздохнула. — Какой же вы нечестивец, Никлас! Аморальный, сладкоречивый дьявол, умеющий расписать грех так, что он покажется прекрасным! Вы полагаете, что если я буду вынуждена проводить время в вашем обществе, то в конце концов не устою перед вашими языческими чарами?

Он легко поцеловал ее в лоб.

— Такова моя заветная, но несбыточная мечта.

Клер засмеялась, но в ее смехе звучали нотки гнева и досады. Он делал все, чтобы ей пришлось очень туго.

Пора было наконец решить, что делать дальше. Играя с одной из его пуговиц, она постаралась собраться с мыслями.

Одно было ясно: ради людей, которые получат от графа обещанную помощь, она должна остаться. Чувство долга не позволит ей сделать иной выбор. А раз так, то нужно постараться пережить ближайшие три месяца с минимальным для себя ущербом. Надо окончательно примириться с тем, что остаться — значит стать виновной во множестве нарушений норм нравственности. Она будет горячо молиться, чтобы ей зачлось то, что она удержится от наихудших грехов.

Внезапно ей в голову пришла необычная мысль. Необычная и искусительная. Никлас — светский человек, который привык к тому, что все его желания неизменно исполняются. Вне всякого сомнения, очень скоро его перестанут удовлетворять простые поцелуи. Если она достаточно изведет его своим упрямым отказом вступить с ним в плотскую связь, то он, возможно, сам попросит ее уехать, но при этом будет считать себя морально обязанным выполнить свою часть их сделки.

Заинтригованная этой идеей. Клер принялась обдумывать ее со всех сторон. Чтобы добиться успеха, ей придется научиться разжигать в нем желание, сохраняя при этом достаточно хладнокровия, чтобы упорно говорить «нет». Чувственность — опасная вещь, и он в ней куда искушеннее, чем она, Но возможно, тот факт, что мужская страсть сильнее женской, сможет перевесить это преимущество… Приняв окончательное решение, Клер медленно произнесла:

— Совесть не позволяет мне уехать, коль скоро, оставшись, я могу принести столько пользы. Но предупреждаю: ваша цель — соблазнить меня, а моя — заставить вас решить, что я не стою ваших усилий.

Он испустил вздох облегчения, потом посмотрел на нее с глубокой нежностью.

— Я очень рад, что вы остаетесь. Буду с большим интересом наблюдать, что вы станете делать, чтобы допечь меня, по не думаю, что вы преуспеете.

— Поживем — увидим, милорд. — И глядя в его темные глаза, она почувствовала, как в ней шевельнулось какое-то злорадство. Она больше не была беспомощной жертвой его опыта и силы, которые так далеко превосходили ее собственные. Ее власть над ним была ограниченна, но, Господь ей свидетель, в меру своих способностей она использует ее.

Глава 13

Клер выглянула из окна кареты, и при виде погруженного в вечерние сумерки Лондона глаза ее округлились.

— Я даже не представляла, что на свете есть так много людей, — выдохнула она.

Никлас фыркнул. Он сидел рядом с нею, небрежно развалясь на мягком сиденье и скрестив руки на груди.

— Деревенская мышка прибыла в большой город. Клер насупилась с наигранной досадой.

— Уверена, что когда вы впервые приехали в Лондон, то вели себя совершенно бесстрастно.

— Вовсе нет, — весело сказал он. — Мне тогда было семнадцать лет, и меня так заворожило открывшееся зрелище, что я едва не выпал из окна кареты. Лондон можно любить или ненавидеть, но он никого не оставляет равнодушным. Я сделаю все, чтобы во время нашего пребывания здесь вы увидели как можно больше.

Экипаж свернул в сторону, и кучер проезжающей мимо повозки осыпал их кучера потоком грязных ругательств. Клер прислушалась, морща лоб.

— Этот возчик говорит на каком-то иностранном языке? — спросила она. — Я его не понимаю.

— Он разговаривает на особенно омерзительной разновидности кокни, просторечного диалекта восточной части Лондона, да к тому же использует слова, которые воспитанной молодой леди вообще не следует знать, — сдержанно ответил Никлас.

41
{"b":"21476","o":1}