Она бросила на него лукавый взгляд.

— А вы можете объяснить мне, что именно он сказал? Его брови поползли вверх.

— Хотя мне и очень хочется совратить вас, я не собираюсь использовать ради этого сквернословие.

Она улыбнулась и снова выглянула из окна. Далекое путешествие из Уэльса в Лондон было чересчур быстрым и весьма утомительным, но ей оно понравилось. После того, как мучительная сцена в замке заставила Клер примириться со своим положением, она стала вести себя с Никласом более непринужденно, и теперь в их отношениях появилось много веселого, шаловливого поддразнивания.

— Она научилась также наслаждаться его ласками, не теряя при атом головы. Оговоренный их согласием один поцелуй в день превратился в упоительные объятия, которые продолжались до тех пор, пока руки Никласа не начинали посягать на запретные места. Когда это случалось. Клер говорила: «Хватит». Он всегда незамедлительно подчинялся, и она чувствовала, что он, как и она, тоже слегка сдерживает свои порывы, наслаждаясь поцелуями, но не позволяя себе целиком отдаться желанию.

Но сколько это могло продолжаться? Клер прекрасно понимала, что рано или поздно Никлас даст полную волю своей чувственности и приложит все усилия, чтобы соблазнить ее. Клер думалось, что когда это время придет, у нее достанет сил, чтобы устоять, потому что с каждым днем она чувствовала себя все сильнее, во всяком случае, в тех узких рамках, которыми ограничивались их отношения.

А до той поры, когда он наконец атакует ее всерьез, она будет упиваться красотами и соблазнами Лондона…

Постепенно улицы стали чище и тише; наконец экипаж остановился. Кучер отворил дверцу, опустил ступени, и Никлас помог Клер сойти. Было уже почти темно, и единственным, что она смогла разглядеть, оказался широкий классический фасад Эбердэр-Хауса.

— Этому дому тоже срочно требуется домоправительница? — невинным тоном спросила девушка.

— Несколько дней назад я сообщил своему лондонскому агенту о нашем приезде, так что в доме чисто прибрано и имеется временный штат слуг. — Он предложил ей руку. — Разумеется, как хозяйка дома вы сможете внести любые изменения, какие сочтете нужным.

Клер с иронией подумала: «Вот еще один, весьма тонкий способ обольщения». Конечно, это кружит голову — чувствовать, что с тобою обращаются как с настоящей светской дамой и с твоим мнением считаются Но нет, она должна твердо помнить о зыбкости своего положения — это поможет ей не занестись.

Поднимаясь рука об руку с Никласом по мраморным ступеням, Клер вдруг почувствовала, что ее уверенность в себе начинает рушиться, как карточный домик. До сих пор ее общество развлекало его. Но в Лондоне наверняка есть множество других куда более интересных развлечений, и она вполне может наскучить ему, и он отошлет ее домой еще до конца недели.

И тогда она победит, не так ли?

Величественные покои и роскошная обстановка Эбердэр-Хауса оказались в хорошем состоянии, хотя за те годы, что дом стоял пустой, приобрели безликий вид гостиничных апартаментов. Никлас непринужденно представил Клер небольшому штату слуг как свою кузину, как делал это па протяжении всей их поездки из Уэльса в Лондон, снимая разные номера в придорожных гостиницах.

Поначалу слуги никак не моли взять в толк, кем же действительно приходится Клер их господину. Девушка догадывалась, что слишком плохо одета, чтобы и впрямь сойти за родственницу-аристократку, но на роль любовницы она, с е бедным и строгим гардеробом, не годилась и вовсе. Впрочем, все слуги были лондонцы, а жителей столицы трудно чем-либо шокировать, посему они попросту пожали плечами и сочли за лучшее беспрекословно подчиняться всем распоряжениям Клер — чего не сделаешь за такое щедрое жалование! Она же поняла, что их мнение о ней совершенно ей безразлично; в некотором смысле жить среди чужих людей гораздо легче, чем среди тех, кто знал тебя всю жизнь.

В свое первое утро в Лондоне Клер проснулась, переполненная радостным волнением. Когда она спустилась на первый этаж, Никлас уже сидел в утренней гостиной, прихлебывая кофе и читая «Морнинг пост». Увидев Клер, он вежливо встал.

— Доброе утро, моя дорогая. Вам хорошо спалось?

— Честно говоря, нет. Оказывается, в Мэйфере[10] почти так же шумно, как в окрестностях пенритской шахты. Но я надеюсь привыкнуть. — Клер бросила беглый взгляд па «Морнинг пост». — Подумать только, здесь можно прочесть газету в тот же день, когда она напечатана, а не несколько недель спустя. Какая роскошь!

Он, улыбаясь, налил ей чашку дымящегося кофе.

— Лондон — это центр мира, Клер. Изрядная часть новостей создается прямо здесь.

После того как она выбрала себе на завтрак несколько кушаний, разложенных па выставленных па буфете подогретых блюдах, они оба сели за стол.

— Я просматривал колонки светской хроники, — сказал Никлас. — Нигде нет упоминания о Майкле Кеньоне или графе Стрэтморе, однако герцог Кандоувер находится сейчас в городе.

Клер ощутила легкое беспокойство.

— Герцог? — переспросила она. Правильно истолковав выражение ее лица, Никлас пояснил:

— Это Рэйф. Не тревожьтесь: несмотря на то что он герцог и богат как Крез, он никогда не бывает несносным. Рэйф искренне верит в то, что должен неукоснительно следовать правилам поведения истинного джентльмена.

— Мне всегда было очень любопытно, что же делает человека джентльменом — помимо денег и богатых и родовитых предков.

— По мнению Рэнфа, английский джентльмен никогда не бывает груб, кроме тех особых случаев, когда он делает это намеренно.

— Не очень-то успокоительное определение, — заметила Клер. — А граф Стрэтмор — это, я полагаю, ваш друг Люсьен.

— Совершенно верно. Не беспокойтесь: хотя мои друзья и занимают высокое положение в свете, люди они терпимые — иначе они просто не смогли бы иметь дело со мной. — Он задумчиво улыбнулся. — Я познакомился с Люсьеном в Итоне, когда четверо мальчишек решили, что такого смуглого, похожего на иностранца типа, как я, непременно следует вздуть. Люсьен рассудил, что четверо на одного — это нечестно, и вмешался в драку, приняв мою сторону. Это стоило нам обоим подбитых глаз, однако мы умудрились прогнать наших четырех противников с поля боя, и с тех пор стали друзьями.

— Граф Стрэтмор мне нравится, — сказала Клер, доедая яичницу с колбасой. Яичница была не так хороша, как у миссис Хауэлл, но в общем вполне приемлема. — Интересно, кто-нибудь из «Падших ангелов» женат или же вступление в брак противоречит Кодексу Распутников?

— Насколько мне известно, все они холосты, хотя меня не было в Англии так долго, что за это время могло случиться все что угодно. — Он сунул руку в карман, вытащил оттуда несколько банковских билетов и вручил их Клер. — Вот, возьмите. Лондон — дорогой город, а вам наверняка понадобятся деньги на мелкие расходы.

Клер ошеломленно улыбнулась и пересчитала банкноты:

— Двадцать фунтов стерлингов. Ровно столько же, сколько я получаю за год, преподавая в школе.

— Если этим вы хотите сказать, что мир несправедлив, то я не стану спорить. Возможно, пенритскому школьному фонду следует повысить ваше жалованье.

— Двадцать фунтов — это щедрое жалованье. В Уэльсе есть учителя, зарабатывающие всего пять фунтов в год — правда, у них обычно есть и другая работа. К тому же, кроме жалованья, я имею и еще кое-что — многие ученики или их семьи приносят мне кое-что из еды и оказывают разные услуги. Не знаю, смогу ли я чувствовать себя удобно в том мире, где двадцать фунтов — это деньги на мелкие расходы. — И она пододвинула банкноты обратно к нему.

— Вы сможете чувствовать себя удобно везде, где пожелаете, — отчеканил Никлас. — Если двадцать фунтов кажутся вам слишком большой суммой, отложите их на свой побег. Они пригодятся вам для того, чтобы вернуться в Пенрит, если я вдруг начну вести себя невыносимо, каковую возможность нельзя полностью исключить.