— Она как следует обкорнала себя, да, Брюс? — спросил он.
— Ох уж эти доморощенные парикмахерши, — поморщился Брюс.
Лицо Келзи стало вдруг суровым, подбородок казался теперь немного тяжелым.
— И вовсе я их не обкорнала, — сказала она. — Корнают кухонным тесаком или мачете, а я всего-навсего немного подровняла волосы портновскими ножницами, которыми мама когда-то кроила.
Улыбка Тейта тут же погасла.
— Знаете что, — как ни в чем не бывало продолжала Келзи, — в последний раз, когда я ходила в парикмахерскую, мне сделали такую отвратительную стрижку и за такую бешеную цену, что я решила стричься сама.
Брюс покачал головой, ясно давая понять, что женщина, сама подрезающая себе волосы, ведет себя просто неприлично.
— Что ж, на самом деле все не так плохо, — успокаивающе сказал он. — Волосы достаточно длинные, чтобы мы могли экспериментировать.
— Замечательно, — произнес Тейт безо всякого энтузиазма.
У него было множество возражений против заключения контракта с девушкой, не имеющей опыта подобной работы. Рекламная кампания полна неожиданностей, и, прежде чем нанять модель, неплохо было бы знать, способна ли она справляться с проблемами. Конечно, Келзи Уильямс была очень симпатичной девушкой, но Тейт не хотел рисковать.
— Итак, — произнес Брюс. — Ты хочешь, чтобы я просто немного поиграл с ее волосами и не более того?
Тейта немного раздражал лексикон Брюса.
— Я хочу, чтобы ты открыл ей лицо, зачесав волосы наверх, — сказал он. — Чуть приподними на макушке и придай объем всей массе.
— Массе? Вот уж тут тебе не о чем беспокоиться. С чем, с чем, а с объемом у нее все в порядке. И не только на голове.
Брюс начинал всерьез раздражать его. Тейт окинул взглядом прикрытую полотенцем фигуру Келзи. Пожалуй, она была немного ниже ростом, чем ему бы хотелось. Но ее фигура поражала пропорциональностью — из-под полотенца выглядывали изящные пальцы и тонкие запястья, которые вполне заслуживали того, чтобы их украсили браслетами. Тейт поймал себя на том, что с удовольствием разглядывает фигуру сидящей в кресле девушки. Это было неправильно, он должен был думать сейчас совсем о другом. Ведь Тейт был твердо намерен доказать Джину, что нельзя подбирать на улице первую попавшуюся девицу в надежде превратить ее в первоклассную модель.
И все же, пока Брюс мыл и укладывал волосы Келзи, Тейт все время находился рядом, давал советы, подсказывал смелые идеи. И это было ошибкой, потому что с каждой минутой волосы Келзи очаровывали его все больше и больше. Наконец работа была закончена — они зачесали волосы назад, взбив их в пышную массу, а на висках завили несколько локонов.
— У нее действительно потрясающие волосы, Тейт, — заявил Брюс. — Потрясающие. Очень пышные и немного вьющиеся безо всякой химии. С хорошей стрижкой ей даже не придется делать перманент.
— А что это у нее на виске? — нахмурился Тейт. — Корова лизнула?
— Мммм, — замычал Брюс. — Ничего. Я придумал прическу, которая поможет скрыть этот дефект.
Наконец Брюс закончил заниматься волосами Келзи и развернул кресло так, чтобы она могла видеть себя в зеркале.
Посмотрев на свое отражение, девушка едва не вскрикнула от изумления. Она откинулась на спинку кресла, но тут же вздрогнула и выпрямилась, боясь помять волосы на затылке.
— Что я наделала, — испуганно воскликнула Келзи.
Брюс пожал плечами.
— Это всего лишь прическа, а не музейный экспонат. Сейчас вы пройдете в аппаратную, на вас направят свет прожекторов, и Чак начнет гонять вас, давать указания, переставлять с места на место, так что очень скоро голова ваша будет выглядеть так, словно вас как следует оттаскали за волосы.
Брюс отошел на несколько шагов и стал внимательно разглядывать результат своей работы с таким видом, словно перед ним один из шедевров мирового искусства. Затем он подошел поближе и чуть распушил волосы на макушке Келзи. Девушка сидела неподвижно и молча разглядывала свое отражение.
— Тейт? — она вопросительно взглянула в его сторону.
— Да?
— Что мне надо делать во время проб?
И зачем они только затеяли это все? Ему не надо было обнадеживать Келзи. Она старалась изо всех сил, но все равно не могла бы сравниться с профессиональной моделью. И ей незачем было приходить сюда на пробы. Глупо было думать, что эта милая, но неопытная девушка способна справиться с рекламной кампанией их продукции и всем, что с этим связано. Она была очень привлекательна, но все же далека от совершенства. И что привлекло их внимание тогда, в магазине? Ее миловидное личико? Или горячая речь в поддержку шампуня «Только для рыжих»?
Тейт ни за что не должен был говорить того, что сказал в следующую минуту. И все же он произнес это и на какую-то долю секунды даже сам поверил в то, что говорит. Наверное, так случилось потому, что к такой милой девушке просто невозможно было не преисполниться самых теплых чувств. Или потому, что почувствовал в Келзи некий глубинный, натуральный вкус и шарм, которые невозможно было подделать.
— Просто встать перед камерой и поразить всех присутствующих, — с восторгом произнес Тейт в ответ на вопрос Келзи. — Включите все чувства, все эмоции и поделитесь ими с кинокамерой с таким видом, словно это дорогой, особый подарок. Подарок лично от вас, Келзи.
Перед камерой Келзи было немножко страшновато, и поначалу она испытывала скованность, которая сменилась особым, волнующе-радостным чувством. Ей казалось, что она стоит посреди огромного круга, а все остальные — парикмахер, гример, осветители, звукооператоры, фотограф и даже Тейт и Джин — вращаются вокруг нее. Однако были моменты, когда девушке казалось, что она превратилась в фигурку из воска, которой пытаются придать нужную форму. Прежде чем к делу приступил фотограф, звукооператоры поэкспериментировали немного с ее голосом. Они что-то говорили о резонансе, тембре, искажениях, и у Келзи постепенно сложилось впечатление: что бы там ни было не в порядке с ее голосом, эти люди все исправят. Ее заставили читать какие-то глупые детские стишки, не имевшие ничего общего с рекламой шампуня. Когда Келзи закончила, все, улыбаясь, переглянулись.
Келзи буквально поразила работа осветителей. На ней была простая бежевая юбка и водолазка без рукавов, но умелая подсветка все время заставляла ее выглядеть по-разному и даже чувствовать себя по-другому. Установив на прожектора цветные фильтры, осветители меняли цвета. Келзи то купалась в лучах холодного белого света, то оказывалась в полутьме, освещаемая приглушенным неярким сиянием. Она вдруг открыла для себя, что ей нравятся некоторые цвета, например, голубой и красный, в то время как желтый, напротив, заставляет все внутри неприятно, болезненно сжиматься.
Фотограф все время давал ей какие-то указания. Он был здесь главным. По мере того как двигалась работа, с Келзи происходили удивительные метаморфозы. Она почувствовала себя во власти этого человека, а затем, через какое-то время, поняла, что начинает ему доверять. Чак, чтобы добиться нужного эффекта, все время старался подбодрить ее, польстить ей, похвалить.
«Встаньте вот так, сделайте руку вот так. Над головой. А теперь чуть ниже талии. Ну же, втяните немного живот. Мы ведь снимаем не рекламу для беременных, — шутил он. — Поднимите подбородок, выгните спинку. Накиньте на плечи жакет. А теперь сбросьте его. Сбросьте и быстро поднимите голову. Улыбайтесь. Шире. Неужели мне придется попросить звукооператоров выдать весь запас известных им скабрезных шуток, чтобы вызвать у вас улыбку?
Перерыв — отдохните, смените позу. Давайте немного растреплем волосы. А теперь выгнитесь вперед, словно кто-то давит вам на спину между лопаток. Будьте кокетливой. Соблазнительной».
Но что это? Келзи забыла вдруг о нацеленном на нее объективе. Взгляд ее устремился к Тейту — человеку, стоявшему за пределами досягаемости яркого света прожекторов и критически смотрящему в ее сторону.
— Эй? Вы немного устали? — участливо спросил Чак.