- Ты дура, что ли, Аська? Опять за своё? - Он рванул меня за руку и бесцеремонно толкнул на постель. - Лежи себе и хватит пищать. Много хочешь - поговорить. Спи. И скажи спасибо, что устал сегодня.

   Услышав последнее, я затаилась и осторожно натянула на плечи тонкое одеяло. Неужели и правда пронесло? Ладно, эту его грубость я переживу. В конце концов, сегодня мы в последний раз вместе. Хотя он пока не знает об этом. Только что я снова завела речь о том, что мы не подходим друг другу и лучше бы расстаться. А он снова вызверился... К его мату привычная. И правда - спасибо, что не ударил. Как было после второго раза - после очередного моего предложения расстаться. Ничего не понимаю. Почему он не скажет просто: или "давай разойдёмся, раз ты ко мне охладела", или "давай поговорим и выясним, что происходит, почему тебе тяжело со мной". Тогда бы появился логичный конец нашим отношениям. Ведь, по сути, и отношений-то у нас давно нет. Ни с моей, ни с его стороны... А на все мои предложения поговорить - либо мат, либо рычание.

   Он рухнул рядом; повозившись, хорошо устроился на подушках, после чего собственнически закинул на меня ногу. Не пошевельнулась, промолчала. В мыслях робко порадовалась, что успела спрятать косу, которую в последнее время он обожал наматывать на кулак и дёргать время от времени, чтобы помнила, кто здесь хозяин. Вскоре он расслабился и уснул.

   Несколько минут, достаточных для него, чтобы заснуть, я лежала тихо, прислушиваясь к размеренному сопению Женьки. Потом начала вспоминать, всё ли из личных вещей уложила в сумку. Кажется, ничего не забыла. Пора. Придерживая одеяло вместе с его ногой на весу, я осторожно вынырнула из-под тяжёлого тела. Хорошо ещё, кровать поставлена так, что с обеих сторон встать можно. Посидела, выжидая, покуда, спящий, он привыкнет к новому положению. Если проснётся, оправдание моему подъёму заготовлено: в туалет захотелось. Здесь, в этом доме-малосемейке, туалеты в конце коридоров. В самих комнатах-секционках - только кухня... Не проснулся.

   Не села - перетекла в положение сидя. Прислушалась. Нет, не проснулся. Приподняла свои ноги, всё так же затаив дыхание, и повернулась спустить их. Снова застыла. Нет, спит.

   Повернулась взглянуть на него. В свете луны увидела красивый профиль, сильные руки... Как же всё здорово начиналось... Даже комнатушка в таком доме не страшила. Даже то, что у него нет постоянной работы. Все недостатки затмевало его сильнейшее чувство любви ко мне. Всего через полгода перешедшее в чувство самодовольного собственничества и в помыкание этой самой собственностью.

   Соскользнула с кровати и, прихватив свои вещи, бесшумно прошла в прихожую.

   На предложении расстаться я настаивала трижды. Значит, всё в порядке. Теперь можно уйти и без предупреждения. Женька в последнее время слишком привык, что я постоянно уступаю. И обращался со мной так, словно я вечная его рабыня и он может делать со мной всё, что угодно его мерзкой, как недавно выяснилось, душонке. Фу... Вспоминать не хочется.

   В прихожей я осторожно сняла с тумбочки сумку - слава Богу, он не удосужился проверить, с чего это у моей сумки раздались бока, а потом нагнулась за босоножками. Бесшумно, хоть и по прохладным крашеным доскам, вошла в кухню. Время за полночь. Занавеска-шторка на окне отодвинута заранее, сразу после ужина. За окном - в чёрно-синем небе плывёт августовская полная луна. Держа в руках свои пожитки, я осторожно поставила ногу в зашевелившиеся чёрные тени - в углу, чуть дальше занавески.

   Длинный ворс на пышной "дорожке" спружинил под ногой. Здешние тени при моём появлении и не шелохнулись, будто знали, что вот-вот появлюсь.

   Я вышла из гардеробной в родительском доме, прошла по коридору, бесшумно поднялась на третий этаж и юркнула в свою комнату. Всё. Здесь он меня не найдёт.

   С подушек на диване на меня зевнула сонная кошачья морда: "Привет, Астра!"

   Под недовольное мырканье отодвинув тяжёлое расслабленное тело, я устроилась рядом и, даже не укрывшись, прямо поверх покрывала, начала засыпать. Кошка поворочалась немного и, вытянувшись вдоль моего живота, снова уснула.

   ... Дурой я оказалась точно - безо всяких "что ли". Взяла и пришла на пляж - на старое, полюбившееся место. Разве что в непривычное для себя время - не вечером, а рано утром. Понадеялась, что он не сообразит прийти именно сейчас.

   Сначала-то всё хорошо было. Не мешала даже расположившаяся рядом, довольно шумная компания из семерых парней и двух девушек. Даже не столько компания, сколько команда, в которой заводилой, а может, и предводителем был высокий широкоплечий молодой мужчина, как заметила я, исподтишка поглядывая на них, не пристанут ли. Этого - парнем не назовёшь. Чуть за тридцать, наверное. Вальяжный, лениво опёршийся на локоть, свободно он разлёгся на пледе, в то время как остальные заметно старались не мешать ему. За собой явно следит. Ишь, какой поджарый. Мышцы хорошие. Даже скорее - жилистый. Бывший спортсмен?

   Я отвернулась, улыбаясь. Красавчиком, может, и не назвать, но привлекательный. Из породистых - сам темноволосый, а глаза светлые, синевато-серые. Черты лица резкие, но симпатичные. Даже длинноватый нос к месту - при слегка вытянутом лице. Особенно, когда наклоняется и смотрит исподлобья. И девушка у него под боком симпатичная. Хотя... Девица-то, кажется, зря подлизывается к красавчику. Но её вызывающе чувственным формам я немножко позавидовала. Сама-то слишком сухощава, а в последнее время - время раздоров с Женькой, ещё и похудела - с нервов...

   Ладно. Не надо о плохом. Утреннее солнце припекает, словно чьи-то горячие пальцы по плечам гладят. Вода со вчерашнего ещё чудная, тёплая... Я сбегала к ней походить по теплому удовольствию, вернулась и присела на колени, быстро выкладывая из сумки всё нужное для плавания и загара. И только хотела лечь на покрывальце, как над головой раздался голос, от которого отчаянно зажмурилась: "Нет! Только не это! Мне это только кажется!" Но голос раздался, и привычно самодовольный:

   - Так и знал! Думала сбежать? Я же сказал: никуда от меня не денешься! Дура!

   - Женя... - Я поднялась на ноги быстро, зажавшись - подспудно боясь, что с него станется даже при свидетелях пнуть меня, лежащую.

   - Чего волосы распустила! Проститутка хренова! Сколько раз говорил тебе, шлюха, чтоб ты собирала их! Ну? Быстро!

   - Женя, пожалуйста... Давай не будем при людях... - А сама - непроизвольно уже руки на затылок, собрать густые волосы, сегодня впервые наконец распущенные так, как я всегда любила. Краем увидела, как смотрят примолкшие ребята из ближней компании, как смотрит тот, из породистых, - глаза опустила, а потом и вообще отвернулась - стыдно. И за себя, что такой бегласной сделали, и за Женьку, который упивается моей покорностью.

   А Женька уже по-хозяйски собирает мои вещи, швыряет их мне под ноги, чтобы положила в сумку, ворчит себе под нос. Господи, неужели придётся возвращаться к нему, и всё начнётся по новой?.. Или придётся просить папу, чтобы помог? Не хочу-у... Сама не заметила, как рот сморщился в плаксивой гримасе. С трудом, но пока держалась.

   Движение со стороны такое, что невозможно не обратить на него внимания. Шестеро ребят из компании по соседству поднимались спокойно, и вроде бы ничего такого не происходит: ну, поднимаются и поднимаются. Только вот в их движении грация оказалась не столько тяжёлая, сколько угрожающая. Словно поднимались хищники, готовые позабавиться с жертвой, которая до последнего ничего не подозревает.

   Женька пока не видит: занимается пакованием моей сумки. Но я испугалась.

   Парни между тем цепочкой обошли нас, двоих, напугав меня уже до дрожи.