Всем своим видом показывая, что она понимает важность возложенной на нее миссии, госпожа Элгар представила судьям бумагу, подписанную ею, старухой Помрай и другими женщинами.

Судья Джонс, до того молчавший, ибо должен был точно записывать сказанное, надел очки и прочитал документ. Потом, подняв седую голову, он сказал, как бы подводя итог:

— Глория Уоррен, на твоем теле есть дьявольская отметина.

В зале все замерли на своих местах, ожидая, что он еще скажет. По салемскому опыту было известно — это доказательство вины.

— Меня укусил москит, — не выдержала Глория. Ну почему они с такой легкостью верят всякой чепухе? — Это со всяким может случиться.

Малышка Руфи Колльер со страхом выслушала возражение Глории. Она уже оправилась от болезни, но Саре удалось внушить ей непреходящий ужас перед ведьмой. Целые дни с утра до ночи она слышала, что Глория Уоррен виновата во всем, что случилось с ней, не говоря уж о ее матери и маленьком братике. И ее разум не выдержал. Девочку стали мучить видения. Случайно пролетевшая возле ее лица муха превратилась в целую тучу насекомых, и она упала на пол, извиваясь всем телом и визжа, что ее кусают.

Судья Джонс привстал с места и побледнел.

— Зачем ты мучаешь ребенка? — с угрозой произнес он.

У Глории кровь заледенела в жилах.

— Я не мучаю! — в отчаянии крикнула она, понимая, что никакие слова не могут противостоять руфиному фиглярству.

До того как начался суд, у Глории была надежда, что разум восторжествует и ученые люди не пойдут на поводу у толпы. Теперь она поняла, что ошиблась. Приговор был вынесен задолго до ее прихода в молитвенный дом.

— Ты посылаешь своих дьяволов, — Джонс не спрашивал. Он осуждал. — Неужели тебе недостаточно, что ты замучила мать и дитя и обрекла младенца на адские муки? Тебе нужна еще одна жизнь?

Несколько секунд Глория не могла произнести ни слова, однако отчаяние пробудило в ней ярость. Она вздернула маленький подбородок, и щеки у нее вспыхнули.

— Я никого не мучаю! — выкрикнула она. — И не имею никакого отношения к дьяволу. Зачем вам надо, чтобы я оговорила себя?

Но ей не удалось тронуть сердце судьи.

— Признавайся! — прорычал он. Из голоса Глории исчезла дрожь. Глаза засверкали, как звезды.

— Я признаю, что я не больше ведьма, чем вы все.

Все замолчали в ужасе от того, что Глория Уоррен посмела выставить судью на посмешище. Однако это скоро прошло. Послышался тонкий чистый голосок Сары Колльер, словно она занесла над головой Глории острый меч:

— Не правда! Она ведьма! Я видела, как она летала над моей сестрой, когда она болела, а потом висела на шее моей матери, пока она не умерла.

— Сара! — Глория сникла, и голос у нее дрогнул. — Это же не правда. Зачем ты это говоришь?

Сара медленно поднялась, устремив глаза на судью и не обращая внимания на бывшую подругу.

— Она приходила к нам черной тенью и унесла жизнь моей матери.

Файлар передернул плечами, ужасаясь тому, что слышит.

— Ты уверена, что это она?

— Конечно, да, — ответила она безжизненным голосом, как будто впала в транс. — Я видела, как у нее сверкают глаза. Это бывает только у ночных духов. Они мучали моего брата, пока не убили его, — Сара помолчала. — Ее тень говорила со мной и обещала извести брата, чтобы отдать его душу дьяволу, — выдавила она из себя самое страшное.

После обвинения Сары суд превратился в простую формальность, нужную лишь для того, чтобы приговорить ведьму к повешению, несмотря на ее отказ признать себя ведьмой. Судья Джонс был уверен в ее виновности. Он о чем-то переговорил с Файларом, а потом обратился к Глории.

— Мы убеждены, — объявил он, — что дьявол не может принять обличье невинного человека, — он еще держал перо в руке. — Глория Уоррен! — он наставил на нее перо. — Мы будет судить тебя через две недели, — сказал он и объявил конец слушания.

В Салеме несчастные жертвы не привлекали к себе внимания зевак. В Сили-Гроув было по-другому. Тут любопытные валом валили поглазеть на ведьму. Несмотря на всем известный факт, что закованная в цепи ведьма теряет свою власть, добрая половина из них клялась и божилась, будто подвергалась разным мучениям. Однако цепи все-таки сыграли свою роль. Сразу после того как Глорию взяли под стражу, оправились от болезни Мэри Дуглас и Абигайль Эллин и засвидетельствовали в результате многочасового допроса, что все это время им не давала покоя тень ведьмы.

Их обвинения были записаны, как все прежние и поступавшие после первого слушания от людей, якобы пострадавших от колдовства дома, в поле или где-нибудь еще. Убежденный, что он первый распознал в Глории Уоррен ведьму, Джозеф Эллин стал известной личностью. Его песенка была напечатана и распродана во многих городах.

Мольбы Глории не достигли цели. Ее отвели в жаркую и сырую камеру и оставили там, не сняв с рук и ног тяжелых цепей, и она предалась мечтам о том, как придет Куэйд и освободит ее из рук злых тюремщиков.

Ей дали немного времени, чтобы она могла заняться собой, и когда она услыхала чьи-то тяжелые шаги, сердце у нее встрепенулось. Она ждала, что увидит Куэйда, а увидела голодные глаза Джосии Беллингема.

Долгая дорога от лагеря Байярда до Сили-Гроув несколько успокоила ревность священника. Убедив себя, что Глория поступала не по своей воле, он приготовился простить ей измену, тем более что и сам чувствовал себя виноватым. Он ожидал, что она признается в колдовстве, но она не сделала этого и лишила его возможности помочь ей избавиться от дьявольской власти. Ночью ему пришло в голову, что, если он возьмет в жены бывшую ведьму, из которой сам изгонит злых духов, это может сослужить ему добрую службу.

Попросив констебля проследить, чтобы ему не мешали, он вошел в камеру.

— Как ты посмел прийти? — спросила Глория, прижавшись спиной к стене, потому что боялась оставаться наедине со священником. — Ты больше дьявол, чем кто бы то ни было. Прячешься под маской благочестия. Проповедуешь другим то, что не исповедуешь сам.

— Успокойся, Глория, — проговорил Беллингем самым нежным голосом. — Тебе лучше помолчать — Ну уж нет.

— Да, — Беллингем долго размышлял над тем, как его дух пал с высот в пропасть, и теперь не желал ничего слушать. — Погоди, Глория. Я изучал черную магию и знаю, что с тобой случилось. Дьявол завладел тобой вопреки твоей воле.

— Какая я была, такая и осталась, — возразила Глория.

— Нет. Ты стала служанкой дьявола. Тебя обуял злой дух, и ты виновна в преступлениях против благочестия.

— А ты нет?

Беллингем покачал головой. Он надеялся, что девушка внемлет голосу разума, но она не желала ничего слушать. Ее дьяволы сильны, и они уже подступились к нему тоже. Они мучают его и заставляют так сильно желать эту женщину, что он даже не остановился перед тем, чтобы заточить ее в тюрьму.

Беллингем тяжело вздохнул.

— Разве ты не понимаешь, Глория? Это твой злой дух путает меня. Он вынуждает меня творить богохульство.

Стараясь говорить спокойно, он показал на трехногий стул, и Глория послушно села на него, продолжая все-таки настороженно следить за каждым движением священника.

— Если тебя мучает дьявол, то это твой собственный дьявол, — сказала она.

Он опять покачал головой. Как бы ни было трудно убедить ее в своей правоте, он должен это сделать. Всю жизнь Беллингем считал себя человеком благочестивым, и ему было невыносимо чувствовать себя виноватым в страшных грехах, совершенных им в последнее время. Не умея признавать свои ошибки, он искал оправдания, потому что не мог заставить себя видеть вещи такими, какими они были на самом деле. Он много молился и размышлял, и Бог подсказал ему выход из тупика, но его спасение зависело от Глории Уоррен.

Когда Беллингем подошел ближе, Глория содрогнулась от отвращения. Его словно лихорадило, и Глория почувствовала, что перед ней не тот человек, с которым она боролась у себя дома. У этого Беллингема был вид фанатика, и он не бросался на нее, а предлагал молиться о ее спасении.