Глория почувствовала, как на глаза ей навернулись слезы, но сдержалась и не заплакала, боясь, как бы Куэйд не увидел, что причинил ей боль своим рассказом.

— А других родственников у тебя не было, которые могли бы все узнать и искать тебя?

Никаких родственников больше нет, — ответил Куэйд. — Да и дядя, наверно, лгал всем. Он рассчитал наших верных слуг и нанял мерзавцев, которые исполняли все его приказания. Некому было помочь маленькому мальчику, да и Фиск не выпускал меня из поля зрения. Через несколько месяцев он поехал в Америку и взял меня с собой, а здесь бы мне пришлось работать на него, пока бы я не стал взрослым, если бы не сбежал.

— Неудивительно, что ты ненавидишь его, — проговорила Глория, негодуя на такое бессердечное отношение к ребенку. — Но теперь тебе уже нечего его бояться. Ты больше не ребенок, которым он мог помыкать. Ты мужчина, — она положила ладонь на руку Куэйда.

— В любом случае долг оплачен. Куэйд накрыл ее руку своей.

— Я боюсь не Фиска. Я боюсь себя. А что до долга, я сам давно бы уже мог его заплатить, однако это не мой долг, потому что и я был незаконно отдан ему в услужение, — его глаза сверкнули в темноте. — Это он должен заплатить мне за годы, которые у меня отнял, и за муки, которые мне причинил.

— Ты прав, — откликнулась Глория, и голос у нее дрогнул. Она даже не знала, что у нее может так сильно болеть сердце от жалости к Куэйду, который столько перестрадал в детстве, когда она в таком же возрасте жила в любви и ласке. — Значит, ты не поедешь в Кроссленд?

— Придется, — она почувствовала как напряглась его рука. — Судья приказал мне явиться к нему. Если я не подчинюсь, меня арестуют, — он выругался и глубоко затянулся трубкой. — Фиск что-то придумал, чтобы запустить свою лапу ко мне в карман. Ненасытный ублюдок!

— Мне жаль, что я не могу поехать с тобой.

Глория прижалась к Куэйду. Она считала несправедливым, что он должен отвечать Фиску и судьям, когда он ни в чем не виноват. Однако ему надо отделаться от прошлого, только тогда он почувствует себя свободным. Ему будет легче, если он сумеет скинуть с плеч тот тяжелый груз прошлого, который тяготил его долгие годы.

Куэйд ласково погладил ей руку.

— Я тоже хотел бы взять тебя с собой, любимая, но ты еще не моя жена.

Глория положила голову ему на плечо и потерлась щекой о хорошо выделанную оленью кожу. Она тяжело вздохнула.

— Боюсь, я постарею и подурнею к тому времени, когда ты наконец женишься на мне, — поддразнила она его.

— Мы состаримся вместе, — проговорил Куэйд, расслабляясь под ее ласками и обнимая ее за талию одной рукой. — А дурнушкой ты никогда не станешь. Сразу же, как только покончу с делами в Кроссленде, мы назначим день свадьбы. Близко-близко тот час, когда дерзкой Глории Уоррен наконец подрежут крылышки.

У Глории отчаянно забилось сердце.

— А сейчас как раз время повыдергать перышки у моего неторопливого обожателя.

Она ухватила несколько волосков на его руке и больно дернула.

Куэйд чуть не вскрикнул и отложил трубку.

— В эту игру хорошо играть вдвоем, — с деланной угрозой произнес он и стащил с ее головы чепец.

Тяжелая волна блестящих волос упала Глории на спину и была подхвачена Куэйдом, который отвел ей назад голову, пока лицо не осветила луна. Глаза у нее вызывающе сверкали, а на лице блуждала озорная усмешка. В нем тотчас вспыхнул ответный огонь.

— С тобой я буду играть во что угодно, любимый, — отозвалась Глория, поднося руку к расстегнутому вороту его рубашки.

Она чувствовала, как напрягаются и дрожат под ее пальцами мышцы на его груди. Этого Куэйд вынести не смог.

— Неудивительно, что ты называешь меня неторопливым, — произнес он прерывающимся голосом. — Боюсь, с тобой мне придется так тяжко, что Фиск покажется мне старым послушным псом, когда я доберусь до него.

— Не надо меня бояться, — от ее тихого ласкового голоса по его телу пробежала дрожь. Тоненькие нежные пальчики чуть-чуть щекотали кожу, и от этой сладкой пытки Куэйд застонал. — Я буду любить тебя, Куэйд Уилд, — прошептала она.

— О да, моя девочка, — Куэйд встал на колени и обнял ее. Его руки заскользили по влажной ткани на ее спине. — Я буду любить только тебя. Но боюсь, что, когда мы предстанем перед священником, нас будет уже трое.

— Ну и хорошо, — нараспев проговорила она и дотронулась до его живота.

Чувствуя, что так недолго и сгореть дотла, Куэйд сел на корточки, чтобы избавиться от ее нежных прикосновений и снять кожаную рубашку.

— Я тоже не возражаю, — прошептал он. — Только не хочу, чтобы тебя высекли за преждевременные роды. Мне кажется, я способен убить того, кто возьмет в руки кнут.

Теперь, когда он был без рубашки, его кожа в свете луны напоминала каленую медь. Глория подняла руки и ладонями коснулась его твердых сосков. Куэйд гладил ее бархатистые щеки.

Он опять едва слышно застонал, когда ее руки опустились на его живот. Ремень не стал помехой для нежных пальчиков, тем более что его тело тоже жаждало ее прикосновений.

— Девочка, у тебя совсем нет жалости, — Куэйд всем своим весом опустился ей на вытянутые ноги. — Я же тебе говорил, что есть люди, которые считают, будто я слишком много времени провел в лесу и одичал. Ты хочешь проверить, так ли это?

Глория тем временем занялась шнурками на его штанах.

— Нет, — спокойно проговорила она. — Зачем мне дикарь? — Куэйд удивленно нахмурился и вновь застонал, когда почувствовал, что пояс стал свободным. — Дикарь не мучает женщину, когда хочет любить ее… или изнасиловать.

— Не мучай, — не в силах сдержать стона, он схватил ее за руки, чтобы не дать ей совершить задуманное. Их взгляды встретились. — Однако, я думаю, ему бы этого хотелось. И мне сейчас хочется.

Она раскрыла зовущие губки.

— Помучай же меня немножко, — прошептала она, стараясь высвободить руки. Разреши мне дотронуться…

— Нет, Глория, — с трудом выжал он из себя, потому что ее упрямые пальчики в это время дотронулись до его живота. — Неужели ты сама не понимаешь? Не надо просить того, чего нельзя делать по частям. Стоит только начать, а там не остановишься.

Она обиженно надула губки. Не желая идти у нее на поводу, Куэйд притворно рассмеялся, но она замурлыкала в ответ и призывно засверкала глазам. Опуская глаза вниз, она тихо проговорила:

— Ты хочешь. У меня есть доказательства. Куэйд облизал пересохшие губы.

— Да, Глория, хочу. Хочу так, что не понимаю, как еще цел, — он покачал головой. — Не надо играть с моими чувствами, детка. Ведь я сейчас как умирающий от жажды человек, которого связали на берегу реки. Если ты перережешь веревки, я брошусь в воду и выпью ее всю до дна.

— Жаль, у меня нет ножа, — Глория заерзала под ним. Юбки у нее задрались и открыли его взгляду белые бедра.

Измученный борьбой, Куэйд вздрогнул. Он потерял над собой контроль и, как голодный, накинулся на нежные груди, прикрытые тонким полотном. Тем временем пальчики Глории скользнули внутрь и дотронулись до его твердых ягодиц.

Куэйд сам не помнил, как расстегнул пуговички у нее на груди и снял с нее кофту. Он знал только, что никогда не устанет любоваться ее прекрасным телом, прикрытым только розовой рубашкой. Вскоре последовала за кофтой и она. Теперь ему больше ничто не мешало. Круглые груди с темными сосками ждали его ласк, и он не стал медлить, сначала потихоньку, а потому жадно захватывая шелковистую крепкую плоть.

С губ Глории слетел стон. Ей хотелось ощущать прикосновение рук сразу на всем теле и самой обнять его всего целиком. Она шептала его имя, а он терзал ее соски, распаляя естество все сильнее и сильнее.

— Чудесно, — вскрикнула вдруг она. — Я сгорю в твоем огне.

— Ты сама огонь, любимая. Самый прекрасный, самый жаркий огонь, о котором только может мечтать мужчина.

Он подсунул ей под спину руки и прижал к своему обнаженному животу ее груди, не удержавшись от крика, едва почувствовал прикосновение ее теплой кожи.