Тому, кто знаком с чувством, возникающим при восхождении на высокую гору, хорошо известно, как с приближением вершины учащеннее бьется сердце. Происходит это не только потому, что путь труден, подъем крут, но прежде всего из-за того, что грудь теснит волнение: вот-вот взору откроется необъятный простор, раздвинется горизонт. Да, при этом мир предстает в новых, более зримых чертах, будто приближаясь и обдавая тебя своим живым, горячим дыханием.

Нечто подобное этому чувству пережили советские люди в среду, 12 апреля 1961 года, когда наш соотечественник Юрий Гагарин первым в истории человечества проложил дорогу в космос, а затем и 6 августа, когда второй советский гражданин Герман Титов совершил выдающийся суточный космический полет.

Нет надобности повторять подробности ни о самих полетах, ни о том, как они были восприняты и отмечены советским народом. Об этом широко известно. Хочется поделиться впечатлениями о двух коротеньких, но немаловажных для нас эпизодах.

Всем памятно торжество в Москве 14 апреля 1951 года, когда москвичи встречали вернувшегося из полета Юрия Гагарина. Космонавты, пробираясь через толпы людей на Красную площадь, застряли на улице Кирова. Никто из них не думал, что вся Москва окажется настолько запруженной народом — на улицах не проехать, не пройти. Это радовало и беспокоило ребят. Радовало ликование людей. Полет в космос их товарища оказался особенным праздником для москвичей, а значит, и для всего нашего народа. Беспокоило то, что они оказались затертыми в толпе. Чего доброго, к началу митинга так и не доберешься до Красной площади… не окажешься свидетелем происходящего там торжества.

— Товарищи, разрешите нам пройти, — взмолился кто-то из ребят, обращаясь сразу ко всем в толпе. — Мы — космонавты.

— Все теперь космонавты, — отозвалось одновременно несколько также активно пробиравшихся вперед молодых крепких парней. — Кому сегодня не хочется побывать на Красной площади?

— Так у нас же удостоверения и пригласительные билеты есть… Честное слово. Покажи, — обратился Григорий к прижатому к нему Павлу.

Павел, улыбаясь, громко ответил:

— Тут никакой мандат не поможет, все равно не пустят… Давайте-ка, друзья, не спеша поторапливаться… Времени до начала должно хватить. Эта тренировка нам тоже не повредит.

Все обошлось хорошо. За пару минут до начала митинга все космонавты стояли на трибуне, у подножия Мавзолея. Заблаговременно явившиеся на площадь соседи бросали любопытствующие взгляды на группу молодых, несколько возбужденных, крепких ребят. Многие догадывались, что они имеют прямое отношение к торжеству. На трибуне Мавзолея появились И. С. Хрущев и рядом с ним — Юрий Гагарин. Как и все присутствовавшие на площади, космонавты подняли руки, приветствуя главу партии и правительства и своего друга — Космонавта № 1. Кто-то крикнул:

— Здорово, Юра!

Переговариваясь между собой короткими словами, вполголоса, космонавты с гордостью отмечали, что Гагарин не растерялся, впервые выступая перед таким несметным числом людей. Он вел себя просто, уверенно, спокойно. В своей речи Юрий говорит и о них — его товарищах-космонавтах, которые, как и он сам, готовы к новым полетам. Десятки тысяч людей отзываются на эти слова аплодисментами, собравшиеся еще не знают имен будущих героев, не знают и того, что они тоже стоят здесь, на Красной площади. Они взволнованы: оказывается Гагарин не один — вместе с ним уже подготовлена целая плеяда будущих покорителей космоса.

После митинга на площади начинается шествие. Идут колонны москвичей. Знамена, портреты, транспаранты, цветы, радостные лица людей… Все это очень напоминает первомайский праздник.

— А мы что стоим, ребята? Пошли. — И сразу вся группа шагнула на брусчатку. Так и пошли своей колонной, смеющиеся, возбужденные. Потом вдруг кто-то крикнул:

— Германа на руки!

Тот не успел опомниться, как его уже подняли над головами. Он пытался протестовать:

— За что меня, братцы? Я-то при чем? Я же не летал!

— Ничего, ты дублер. Полетишь еще дальше. Входи в обстановку.

Вечером 14 апреля космонавты присутствовали на правительственном приеме в Кремле. Прием проходил в Георгиевском зале и Грановитой палате. Тут были и уже ставший известным всему миру Юрий Гагарин, и еще неизвестный тогда, но уже готовый повторить и превзойти подвиг своего друга, Герман Титов, и все другие космонавты, кто теперь жил высокой целью — проложить для человека надежную дорогу в космическое пространство. Поначалу космонавты держались группой. Вскоре оказалось, что кое-кто вдруг «исчез». Оглянувшись, мы увидели, что они окружили стоявшего в центре зала Никиту Сергеевича Хрущева. Невозможно было находиться в стороне, наблюдая, как они задорно беседуют, радостные, возбужденные. И Никита Сергеевич, тоже в веселом настроении, разговаривает с ними, как со старыми знакомыми.

Подошли и мы. Космонавт Три представил меня товарищу Хрущеву. Никита Сергеевич, пожимая мне руку и улыбаясь, спросил:

— Ну, рассказывайте про своих орлов.

— Ребята неплохие, — ответил я, показывая на стоящих рядом улыбающихся, стройных, крепких, будто на подбор, парней. — Больше вроде и не скажешь…

— А вы скажите больше, — смеется товарищ Хрущев. — Хотя бы о том, кто из них на что способен. Все ли готовы идти дальше Юрия Алексеевича?

— Можно поручиться за каждого, Никита Сергеевич. — Каждый готов сделать все, что ему будет доверено.

— Ну, ручательств, может, и не надо. Так поверим, — вновь улыбается Никита Сергеевич. — В том, что наши орлы готовы полететь еще дальше, еще выше, теперь уже не сомневаются не только наши друзья, но и недруги. Правда — она свое берет!

Н. С. Хрущев говорил о перспективах начатого дела, высказывал смелые, радостно волнующие планы, интересовался нашим мнением.

Я наблюдал за космонавтами. Каким-то особым восторгом светились их лица!

Никита Сергеевич, заканчивая эту памятную для всех нас беседу, обращаясь к космонавтам, сказал:

— Хороших вам полетов, товарищи!

Эти слова взволновали космонавтов, стали их девизом.

Тогда и зародилась у нас мысль рассказать, хотя бы в самых общих чертах, об этих замечательных молодых людях.

Кто-то в шутку назвал это совещание «военным советом». Оно действительно во многом напоминало военный совет перед генеральным наступлением. Большинство присутствующих здесь были подчеркнуто гражданскими людьми и ничего общего с военным делом не имели. На повестке дня стоял вопрос вовсе не о фронтовых делах. Здесь собрался генералитет науки. Собрались представители многих специальностей. Это были известные и в большинстве своем уже немолодые инженеры, математики, медики, физики, авиаторы, химики, астрономы, биологи. Обсуждался величественный план исследований новых миров. Впервые в истории человечества на повестке дня стоял практический вопрос о подготовке человека для штурма Вселенной. На непостижимо дальних дорогах должно будет произойти сражение первого советского космонавта с неизведанными тайнами природы.

Известно, что прежде чем идти в наступление, определяется стратегическая цель и плацдарм, откуда предстоит начинать штурм. Ученым, уже многие годы готовившимся к штурму космоса, предстояло решить, где, на основе какой профессии целесообразнее всего отобрать космонавтов-первооткрывателей? Нужны были люди, которые после сравнительно непродолжительной подготовки окажутся способными твердо шагнуть в неведомое.

На совещании высказывалось немало разноречивых мнений. Одни утверждали, что плацдармом должен стать подводный флот. Сама жизнь отбирает туда людей смелых, сильных, выносливых. Другие рекомендовали людей «верхних» профессий — парашютистов, альпинистов, мужество и закалка которых также достойны восхищения. Большинство останавливали свой выбор на летчиках. Каждый по-своему защищал свою рекомендацию, но все горячо и убежденно доказывали свою правоту. Нашлись и такие, которые вообще не брали в расчет профессию, полагая, что космонавтом может стать всякий здоровый и физически крепкий человек, и прежде всего — спортсмен. В стране сотни тысяч физкультурников! Это ли не резерв для отбора будущих космонавтов!