— Хочу выпить, — сказала Сьюзен.
Мы вошли и расположились на двух стульях за поворотом стойки. Сьюзен заказала мартини, я — пиво.
— Мартини? — спросил я, и она кивнула.
— Я же сказала, что хочу выпить. Я не шутила. — Она выпила половину мартини за один глоток и поставила стакан на стойку. — Насколько вы разные? — спросила она.
— Я и Хоук?
— Угу.
— Не знаю. Я никогда не избиваю людей за деньги. Не убиваю людей за деньги. Он это делает.
— Но иногда ты делаешь это просто так. Как сегодня.
— Пауэлл?
— Пауэлл. Тебе не обязательно было с ним драться. Сам вынудил его.
Я пожал плечами.
— Что, не так?
Я снова пожал плечами. Она допила остатки мартини.
— Почему?
Я позвал бармена и повторил заказ.
Мы молчали, пока он смешивал мартини, наливал пиво и ставил все перед нами.
— Есть орешки?
Он кивнул и достал из-под стойки вазочку. В зале почти никого не было. Только парочка, занятая поздним обедом, да четыре парня, вероятно возвращающиеся из гольф-клуба, пили коктейли за нашими спинами. Сьюзен потягивала второй мартини.
— Как ты можешь это пить? — спросил я, — Все эти напитки по вкусу напоминают лосьон для зубов.
— Этим я доказываю свою крутость, — бросила она.
— О! — восхитился я и занялся орешками.
Голоса игроков в гольф звучали нарочито громко: все окружающие их люди должны оценить, как им хорошо и весело вместе.
— Миллионы мужчин проводят так свои жизни, — сказал я. — Сидят и, когда им совершенно нечего сказать, притворяются хорошими людьми сами перед собой и перед окружающими.
— Не только мужчины, — уточнила Сьюзен.
— Мне всегда казалось, что женщины лучше обыгрывают подобные ситуации.
— Серьезные тренировки с раннего возраста, — объяснила Сьюзен. — Умение притворяться и нравиться мужчинам. Так ты ответишь на мой вопрос?
— Почему я раздразнил Пауэлла?
— Угу.
— Ты никогда не сдаешься, да?
— Угу.
— Я не могу точно сказать, почему завел его. Он раздражал меня, к тому же мне показалось, что мордобой окажется наиболее предпочтительным действием.
— Чтобы показать Хоуку, что ты не боишься?
— Не думаю, что это произвело на Хоука какое-то впечатление. Мне подсказал поступить так внутренний голос. Очень часто он подсказывает мне, что нужно делать. Ты мыслишь прямолинейно, хочешь знать почему, зачем, источник проблемы и как ее решить. Мне кажется, частично это происходит из-за твоей работы руководителем отдела воспитания.
— Ты полностью меняешь стереотип, знаешь об этом?
— Что? Женщины — эмоциональны, мужчины — рациональны? Да. Но это всегда было полной чушью. В большинстве случаев, мне кажется, все наоборот. Я чувствую не по алфавиту. Мне уже за сорок, я много чем занимался в жизни и привык доверять своим импульсам. Стремлюсь постигать все в изображениях и комбинациях и, как бы это назвать, охватывать ситуацию в целом.
— Гештальт, — подсказала Сьюзен.
— Называй как хочешь. Поэтому, когда ты спрашиваешь почему, самым лучшим для меня будет описать ситуацию. Если бы у меня была видеозапись происходившего, я бы показал тебе и сказал: «Видишь почему?»
— Ты поступил бы так же, если бы меня там не было?
— Ты имеешь в виду, что я работал на публику. — Подошел бармен и посмотрел на наши стаканы. Я кивнул, он забрал их, чтобы налить снова. — Ты бы сумела ударить кого-нибудь пивной бутылкой, если бы ситуация того потребовала?
— Ты имеешь в виду меня?
— Я имею в виду себя.
— Ты невыносимый индивидуалист. Почему ты не подумал, что я схватила бутылку для того, чтобы защищаться?
— Ты меня поймала. Никогда бы не подумал. Так вот значит почему ты схватила ее.
— Нет. И перестань улыбаться, как идиот. — Она отхлебнула от третьей порции мартини. — Самоуверенный болван.
— Ты поступила так потому, что считаешь меня самым лучшим сыщиком, правда?
— Нет, — сказала она. И вся мощь ее глаз обрушилась на меня. — Я поступила так, потому что люблю тебя.
Сидевшая за столиком пара поднялась и направилась к выходу. Она была крашеной блондинкой с жесткими ломкими волосами, он был одет в белые мокасины и гармонирующий с ними ремень. Когда они выходили из обеденного зала, руки их соприкоснулись, он схватил ее ладонь и больше не отпускал. Я допил свое пиво. Сьюзен потягивала мартини.
— Традиционно, — продолжала она, — джентльмен отвечает на подобное замечание следующим образом: «Я тоже люблю тебя». — Сейчас она на меня не смотрела. Разглядывала оливку на дне своего стакана.
— Сьюз, — сказал я, — нам обязательно все усложнять?
— Ты не можешь выдавить из себя традиционный ответ?
— Суть не во фразе «Я люблю тебя», а в том, что происходит после.
— Ты имеешь в виду, что любовь и замужество так же неразрывны, как лошадь и повозка?
Я пожал плечами:
— Я не имею в виду, что они обязательно должны следовать друг за другом. Я видел достаточное количество браков без любви. Вероятно, все может происходить и наоборот.
Сьюзен сказала: «Гм» — и снова, не отрываясь, стала смотреть на меня.
— Мне кажется, то, как сейчас мы с тобой живем, — отличное решение, — сказал я.
— Нет. Все эти отношения краткосрочны, а потому бессмысленны. Они не связаны с обязательствами, а потому их нельзя считать настоящими.
— Для того чтобы отношения стали настоящими, необходимо страдать?
— Ими нужно рисковать. Необходимо знать, что, если отношения станут обыденными и неприятными, просто так уйти не удастся.
— А что означает замужество? Огромное количество людей расторгают браки. Господи, у меня сейчас есть пациентка, которая только что развелась.
— После двадцати двух лет жизни?
— Очко в твою пользу, — сказал я. — Она ведь не убежала при первой же капле дождя, правильно? Но разве это имеет значение? Чтобы священник прочитал несколько строк из Библии?
— Нет, не только. Но церемония является видимым аспектом принимаемых на себя обязательств. Мы ритуально обставляем большую часть глубочайших понятий, а при помощи брака ритуально обставляем любовь. Или один из вариантов жизни.
— Ты считаешь, что мы должны пожениться?