Я опускаю свой голос до шепота.

— Что вы думаете о Дереке и наркотиках?

Леа трясет головой, потеряв терпение перед моей настойчивостью. Сара морщит носик.

— Не знаю. Он не похож на типичного наркомана, но гении часто принимают наркотики. Он такой бледный.

Я киваю. Превосходно бледен. Белая-белая кожа. Темные-темные волосы. И еще те карие глаза и нежные, чарующие губы. Рот — это вроде как самая мучительная сторона всех его достоинств. То, куда попадают наркотики.

Всё это джентльменство и нежелание идти в бар могло быть великим действом, чтобы обмануть Мэдоу. Или меня. Разве я не нахмурилась, когда Блэйк хотел пойти в бар? Наверное. Дерек мог пойти туда, и прямо сейчас быстро хлебая холодную выпивку, — стоп, это же Европа — слегка охлажденную выпивку, практически теплую, — возможно смеется с Блэйком над тем, как обманул меня. Над тем, как идеален его план. Как я стояла замерзшая на ступенях отеля, завороженная тем, как он уходит прочь. Он прекрасно выглядит, у него замечательный голос, но что мы знаем? Он мог бы скрыть все, что хочет за этим прекрасным личиком. Знаю я, что делают парни, с таким лицом как у Дерека.

Леа пододвигается ближе.

— Я не в курсе, есть ли у Дерека ужасная наркотическая зависимость, но есть вещь, которую знаем мы все. — Она пристально смотрит на меня, и улыбка появляется на ее лице. — Он точно влюблен не в Мэдоу.

Я сворачиваюсь в уютный комочек.

— Он был милым и даже лучше. — Моё сердце начинает сильно биться. — Парни не влюбляются в меня.

Сара прикладывает палец к губам и шепчет:

— Но они-то об этом не знают.

— Привыкай к этому. — Леа щекочет мою пятку. — Ты — секси, Бет.

Я толкаю ее.

— Ты сошла с ума.

Сара щекочет меня с другой стороны.

— Ты могла бы заполучить любого, кого пожелаешь.

Я начинаю уворачиваться от их рук.

— А как же Мэдоу?

Сара откидывает густую челку со лба.

— Блейк сказал мне, что Дерек водится только с теми девушками, которые умеют петь.

— Сегодня утром она очень хорошо пела.

— Но не так как каждую ночь поешь ему ты.

Я сглатываю и отрицательно киваю головой.

— Это не я. Я не знаю, как заполучить Дерека. — Я отмахиваюсь от их слов. — Я здесь, чтобы петь.

Леа и Сара обмениваются взглядами.

— И это всё, что тебе нужно.

Я плохо сплю. Настал самый большой день в моей жизни. Никакого напряжения.

Я ворочаюсь, встаю и перепрыгиваю через кровать Мэдоу, которая стоит на моем пути к ванной комнате. Я опускаю крышку унитаза, сажусь на неё, подтягиваю ноги к подбородку и обхватываю их руками в зарождающемся приступе потери самообладания.

Я очень хочу спеть. Так я расслабляюсь. Я шевелю губами, тихо пою все наши партии. Когда я заканчиваю, то возвращаюсь назад и ложусь в кровать, закрыв глаза. Мне видится Дерек, который в одиночестве сидит в своем номере отеля с лезвием и дорожкой белого порошка перед собой. Или со шприцом в руке и жгутом, обернутым вокруг плеча. Картинка в голове исчезает, и вместе ней появляется волна эмоций, которая проходит сквозь меня, когда он говорит:

Если бы Дерек знал о покраске волос, маникюре, обновлении гардероба, о процедурах с лазером, был бы он счастлив познакомиться со мной? Я была другой, когда подписалась на всё это. Он мог бы быть как Колби, льстивым. Суперзвезда вместо заядлого спортсмена. Колби может быть милым, когда захочет. Он добивался всех красивых девчонок в школе, каких хотел. Если то представление на выпускном что-то вроде платы вперед, то возможно, его вежливость основана на высокомерии. Дерек не кажется таким. Хотя, откуда мне знать? Он слушал моё пение, проводил нас домой, дотронулся до моей руки… Значит ли это, что он не такой же ужасный парень, как и все остальные парни во Вселенной? Кроме Скотта. Но Дерек ведь не низкорослый, милый заучка, над которым издевались всю жизнь. Он красавец, из которого просто сочится талант, опыт и уверенность. У него нет ничего общего со Скоттом. Мог бы Дерек быть таким же милым, каким кажется, исключая его наркотическую зависимость? Я закрываю глаза и нахожу что-то новое в своем сердце. Маленькую искру чего-то, что я не могу распознать.

Я встаю очень рано. В голове пульсирует, я чувствую, что меня сейчас вырвет. Завтрак и пара таблеток помогают. Зарядка и пробежка помогают больше. Мы рассаживаемся в нашем автобусе и едем в жилые кварталы города к старой церкви, где будем выступать.

Потом мне придется иметь дело с подготовкой. Теперь на моём лице отражается скука. Мама Мэдоу закручивает мои волосы и закрепляет самыми жесткими шпильками на земле. Она покрывает лаком буквально каждый волосок на голове. Затем я надеваю своё платье рубинового цвета. Я снова начинаю нервничать, прячусь в ванной и пропеваю своё соло снова и снова, пока нас не позовут.

Мы поднимаемся по лестнице в своих шуршащих темно-красных платьях. Восемьдесят элегантных девушек. Я чувствую себя неплохо, почти уверенно. Я точно знаю, что мой голос не позволит мне ударить в грязь лицом. Место также помогает сосредоточиться. Никакой холодной аудитории. Теплая часовня, сделанная из древесины, похожая на ту, в которой мы поем дома. Тут должна быть хорошая акустика.

Я смотрю в зал. Скамьи за судейскими местами забиты парнями в белых футболках-поло с причудливыми буквами «Э» на кармашках. Весь их хор пришел послушать нас. Дерек смотрит на меня. Наши глаза встречаются, и он улыбается. В этот момент я благодарна тому, что выгляжу так замечательно. Наркоман он или нет, ему невозможно сопротивляться. Я улыбаюсь в ответ. Он показывает мне большой палец. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, пока Терри выходит за кулисы. Вежливые аплодисменты. Мы поем пробный кусочек. Устанавливаем контакт. Звук аплодисментов громче. Мы поем второй куплет. Аплодисменты еще громче, чем в предыдущем случае.

Пианино начинает играть «Забери меня домой». Я закрываю глаза. Музыка возвращает меня обратно в церковь в Энн-Арбор. Только я и девочки. Никакого давления. Тем не менее Дерек тоже там, ожидающий моей партии, желающий влюбиться в мою песню. Я с вызовом распахиваю глаза. Мой голос начинает литься. Я отвожу взгляд от Терри и нахожу Дерека, следящего за мной, не упускающего каждой ноты, загипнотизированного. Это вызывает во мне трепет. Я как-то продолжаю петь, но он украл меня. Каждая нота, каждый тихий вздох — это для него: «Забери меня домой, забери меня домой, забери меня домой». Не знаю, как он это делает, но даже стоя здесь с восьмьюдесятью девочками на сцене, выступая для судей и зрителей, я чувствую, что это нечто сокровенное между мной и Дереком. Я вкладываю всю силу голоса в слова: «Темный мальчик, который говорит, что любит меня, посещает мои сны в ночи».