– Венатриссы, ларвы их побери… Им бы плакальщицами на похоронах быть, а не за венабул хвататься.
– Но ведь девушкам никто не предлагал выбора, – пожала плечами Ахилла, аккуратно сворачивая волчью шкуру. – И потом, если бы они умели постоять за себя, то вряд ли бы попали сюда.
– Умная какая! – фыркнула Германика. – Ты вот умеешь, а тоже сидишь здесь как миленькая.
– Не в бровь, а в глаз. Видишь ли, дорогая, до моего дома слишком далеко, да и нет его у меня. И этим несчастным тоже, может быть, некуда идти… Пожалеть их надо, а не ругать.
– Тоже мне, добрая душа!.. – Губы Луции скривились, и она на мгновение замолчала, придумывая, как бы побольнее уколоть подругу, но тут вмешалась очнувшаяся от задумчивости Свами.
– Луция, перестань! Может, нам всего несколько часов жить осталось, а ты хочешь отравить ссорой последние мгновения относительного покоя.
– Ничего себе «покоя»! В таком-то гаме! Да я…
– Я не сержусь, – перебила намечающийся монолог подруги Ахилла. – Это у нашей римлянки такой способ бороться со страхом. Да, Луция? Ты болтаешь, чтобы мы не слышали, как зубы клацают?
– У меня? Со страхом? Ты что думаешь, что я боюсь?! А что, очень заметно?
– Совсем нет. Ты настоящий гладиатор, хотя у вас, римлян, это слово считается худшим из ругательств. Забавные вы, право слово! Говорите, что гладиаторы не лучше убийц и насильников, а сами сбегаетесь на их поединки. Вон, пожалуйста – судя по воплям, там сейчас весь Рим кипятком писает.
– Ладно, красавицы, сменим тему. Корнелия, хватит плакать! Давай, девочка, приходи в себя и слушай меня внимательно, – Свами грациозно потянулась всем телом и пружинисто поднялась с лавки. – Значит так, во-первых, без паники. Кто побежал – тот проиграл. Главное, держаться всем вместе. Не знаю, что это за собаки такие, но вместе можно попытаться с этими бестиями справиться. И последнее: Луция, Ахилла, присматривайте за Корнелией. Не грусти, малышка, у тебя еще будет хороший муж и целая толпа детишек. Это я тебе обещаю! Слышишь?
Прелестная блондинка подняла испуганное лицо, которое до этого прятала в ладонях и благодарно кивнула, хлопая мокрыми ресницами.
– Девушки, вы простите меня, пожалуйста, что я такая трусиха. Я так завидую вашему спокойствию, если бы вы только знали!
– Хм, спокойствию… – и тут Ахилла расхохоталась так, что в комнате на мгновение воцарилась тишина, как если бы на похоронах развеселилась одна из плакальщиц. – Да у меня внутри знаешь что творится?! Я дрожу почище медузы или что там за дрянь плавает в море!
– Правда? – в синих глазах Корнелии заблестела надежда. – Значит, я не безнадежна?
– Да ты лучше всех! Посмотри на остальных наших соратниц! Вот где вакханалия полная, а ты хоть и хнычешь, но все-таки голову не потеряла. Или потеряла?
– Ничего я не теряла! – Корнелия сделала над собой страшное усилие и даже улыбнулась сквозь слезы. – Просто я никогда в жизни даже бабочки не убила.
– Не считая несчастной псины на тренировке?
– Не надо об этом, – губы девушки снова задрожали. – Она мне теперь снится почти каждую ночь.
– Ладно, не реви, – усмехнулась Луция, приходя в нормальное состояние. – Бабочек на нас вряд ли выпустят. Так что в отношении их убийства ты останешься девственно чиста, как весталка.
– Приготовились! – в дверях возник Нарцисс, оглядывая едва успевших успокоиться охотниц. – Строимся и идем. Скоро наш черед. Учтите: больше половины тех, кто сидит сейчас на трибунах, пришли ради вас. Цените, дурехи! Если устроите неподобающее зрелище, в колодках сгною!
– Нашел чем пугать, старый осел! – процедила сквозь зубы Луция, направляясь к выходу. – Сказал бы лучше, что ужина лишит.
– Да ладно, – примирительно пробормотала идущая за ней Ахилла. – Считай, что это его доброе напутствие.
– Я не пойду, – раздался вдруг отчаянный рев, и одна из женщин – крупная брюнетка из последней тройки – вцепилась мертвой хваткой в тяжелую скамью. – Я не хочу умирать!
И тут опять началось буйство: крики, вопли, плач, вой слились в жуткую какофонию ужаса. Женщины цеплялись за лавки, хватали полы одежды Нарцисса, обнимали ноги сопровождавших его рабов. Те даже растерялись и беспомощно глядели на коллективное помешательство, не зная, что предпринять.
Но Нарцисс прошел могучую школу борьбы за выживание и был лишен сантиментов. Выхватив у одного из рабов гладиус и стряхнув с себя цепкие женские руки, он одним прыжком пересек комнату и, схватив зачинщицу беспорядков за волосы, одним движением перерезал ей горло. С булькающим звуком несчастная сползла на пол, упав лицом в расширяющуюся лужу крови, а тренер, свирепо сдвинув брови, обернулся к мгновенно замолчавшим девушкам, глядевшим на него как на бога смерти:
– Кто еще хочет? Никто? Тогда построились и пошли, твари неблагодарные! Быстрее, быстрее!
Так, вразумляя своих «бойцов» затрещинами, он навел хоть какой-то порядок и повел строй к выходу.
– Молодец твой Нарцисс, – шепнула Ахилла побледневшей Свами. – Будь я на его месте, сделала бы тоже самое. Жаль, что из-за этой истерички у ее подруг не осталось шансов.
Нубийка ничего не ответила, только крепче прижала к себе дрожащую Корнелию.
– Ну и что здесь интересного? – лениво поинтересовался Домициан, развалившись в кресле рядом с братом в императорской ложе. – Надеюсь, мы не потеряем зря время, глядя на выступление охотниц? Выпустить на арену женщин-венаторов – это так… свежо…
– Вот и я так думаю, – откликнулся Каризиан. – Хотя многие из наших общих знакомых считают, что подобная идея достойна осуждения. Со времен Нерона женщины не выходили на арену, и главы семейств уверены, что зрелище сражающихся матрон может подвигнуть их супруг на неповиновение.
– А что думают по этому поводу Север и Александр?
– Они полагают, что поскольку богини не раз брались за оружие, то простым смертным это вполне допустимо.
– Ну, что так думает наш греческий друг, меня совершенно не удивляет, но Север… Что с тобой стало, дружище? Помнится, в Иудее ты не был столь покладист.
– Все меняется в этом мире, Домициан. Я стал домоседом, начал много читать…
– И беседовать с Александром, не так ли? Никак не могу понять, мой дорогой философ, чего от тебя больше – пользы или вреда? Твои рассуждения о том, что женщина способна к чему-то кроме деторождения, это подрыв основ римской семьи. Может, мне тебя распять на всякий случай?
Уязвленный незаслуженным упреком Александр хотел возразить, но Каризиан толкнул его локтем, и тот мудро промолчал, а Домициан, не получив ответа, удовлетворенно усмехнулся:
– Вот видишь, Александр, даже сильный и смелый мужчина смиряется с превосходящей силой и не хочет рисковать, а ты думаешь, что слабые женщины могут сражаться как мужчины. Это ерунда!
– Но Домициан, а вдруг эти девушки окажутся хорошими бойцами? Я полагаю, ланиста «Звериной школы» еще не сошел с ума, чтобы выставлять трусливых дур. Он же совсем не глуп и понимает, чем ему это грозит.
– Да уж, мне бы не хотелось, чтобы открытие Амфитеатра было омрачено скандалом, – вмешался в разговор Тит, оглядывая огромную массу народа, готовую повиноваться ему по первому сигналу. – Кстати, я помню свое обещание. Если на арене Луция продемонстрирует мужество, достойное звания венатора, то я дам ей свободу.
– Ха, мой друг оказался самым хитрым! – весело возмутился Север. – Он получит любимую женщину, а как же остальные? Александр, мы впали в немилость!
– Так ты сам сказал «любимую», – хитро покосился на начальника своей гвардии император. – Кроме Каризиана, я ни от кого не слышал подобных признаний.
Север осекся, но потом, собравшись с духом, пробормотал:
– Мне кажется, что если у нас с одной из венатрисс было бы больше времени на общение…
– Ну хорошо, друзья мои, по случаю праздника я буду милостив. Если кто-то из девушек уцелеет и будет в пригодной для дальнейшего использования форме, то я им всем дам свободу. Вы довольны?
