Учитель наклонился к самому уху мальчика:

— Тише!.. Подожди, я сам посмотрю.

Вадим Николаевич выбрался из камыша и направился прямо на голос. Следом за ним крался Алесь: приказ учителя не смог удержать парнишку на месте. Неужели на их маленьком плывуне люди? Кто они? Много ли?.. Так они миновали мшистую полянку. Вот и берег. Сквозь редкие заросли лозняка просматривается синева озера. И тут совсем близко раздался слабый, жалобный плач ребенка. Еще несколько шагов… Стоп. Что это? У трухлявой коряги лежала неподвижно, широко раскинув руки, молодая женщина в темной одежде, в пестром платочке на голове. Около нее копошилась совсем маленькая девочка, она дергала мать за рукав и жалобно тянула:

— Ма-а-а!.. Ма-а-а!..

Увидев незнакомых людей, девочка испуганно замерла.

Вадим Николаевич наклонился над женщиной, приложил ухо к груди — дыханья не было. Он с трудом оторвал девочку от матери. Она забилась в его руках, заплакала.

— Не бойся, маленькая, не бойся! — говорил учитель. — Лучше бы меня шарахнуло бомбой, чтобы не видеть такое…

Алесь возмущенно перебил:

— Зачем вы так, Вадим Николаевич? Мы должны выжить! Кто же тогда будет воевать с фашистом?

— Да, да, ты прав, Алесь. Прости. Видишь, нервы сдали. Никак не привыкну к горю людскому. Посмотри на нее — совсем кроха… Ведь пропала бы без нас!

Девочка между тем никак не хотела сидеть на руках учителя: всхлипывала, вырывалась изо всех сил. Ей было на вид не больше полутора лет. Одета по-деревенски — в длинную, до пят, полотняную рубашку, с непокрытой головкой, босая. На щеках грязные разводы от слез.

— Не плачь, маленькая, — утешал ее Вадим Николаевич. И все гладил, гладил ее мягкие русые волосы. Но та плакала и тянулась к матери.

Вадим Николаевич передал девочку Алесю, а сам склонился над женщиной, потрогал холодный лоб. Большие рыжие муравьи ползали по лицу и шее женщины. Остекленевшие глаза, казалось, недоумевали, пристально вглядываясь в высокое голубое небо. Кто она? Откуда?.. Теперь не узнать. Ага, вот какая-то тряпица, желтый платок и бутылочка. Видно, для маленькой. Это пригодится. Он осмотрел голову женщины. Она была убита осколком бомбы — молодая совсем еще…

Алесь шмыгнул носом, отвернулся, отошел в сторонку.

Вадим Николаевич позвал его:

— Ты иди отсюда, Алесь, на прогалинку, на солнышко, возьми девочку. А я мать похороню… Пусть земля ей будет пухом.

Алесь, как сумел, обмотал девочку тряпицей и понес ее на поляну. Девочка уже не плакала, а только всхлипывала. Шмыгал носом и Алесь.

День разгорался. Ветер шевелил чубатый камыш, раскачивал тонкие верхушки лозняка. Озеро мельтешило мелкой рябью.

Вдали, на северной стороне, гремели, не умолкали пушки… А скольких же и там хоронили, оплакивали, опуская в сырую землю, и там сейчас вовсю хозяйничала смерть…

У невысокого холмика Алесь остановился. Он поставил девочку на землю, а сам сел рядом.

— Вот и пришли! Ну, успокойся, не плачь. — Алесь заглянул в бледное личико девочки. — Мы с тобой сейчас погуляем. Ну-ка вставай на ножки. Умеешь сама ходить?

Девочка покачнулась и села. Алесь сорвал травинку.

— Видишь, какая хорошая? Хочешь, сорву еще? А может, тебе птичку поймать?

Из чащи камыша вышел Вадим Николаевич.

Алесь похвастался:

— Смотрите, привыкает. Я уже поговорил с ней.

— Думаешь, она может ходить? Ну ставь ее на ножки.

— Ставил. Как же! Да она сразу села. А ну-ка встань, — Алесь подхватил девочку под руки. — Топай ножками, топай, — и отодвинулся в сторону. Девочка молча смотрела на Алеся синими глазами и не двигалась.

— Дода, — прошептала она.

— Что такое Дода? — засмеялся Алесь.

— Это она тебя так называет.

— Вот придумала! Я не Дода, а Алесь.

— Дода! — стояла на своем девочка.

— Перекрестила, ну что ты будешь делать — перекрестила… А как тебя зовут?

Девочка внимательно посмотрела на Алеся, смешно заморгала.

— Ты скажешь, как тебя зовут? — Алесь шутя ткнул пальцем ей в грудь. Девочка крепко ухватилась за палец, покачнулась и… пошла.

— Родная ты моя! — обрадовался учитель. Он взял ее за ручку. — Ты меня не боишься? А ну пойдем к озеру. Я тебя умою. Пойдешь?

Девочка подняла вверх головку и вдруг решительно сказала:

— Тата!

Вадим Николаевич улыбнулся.

— Ну вот, видишь, признала. Так я твой папа. А вот, — показал он на Алеся, — твой Дода.

— Дода! — убежденно повторила девочка.

— Ну, Алесь, теперь попробуй отделаться от этого имени, — засмеялся учитель.

— А как ее зовут, не говорит, вот хитрая.

— Ну, милая, — наклонился Вадим Николаевич к девочке, — пошли к озеру. Пошли!

— Па-ашли! — повторила та неуверенно. И они втроем направились к озеру. Шли медленно, не спеша. Справа от девочки Вадим Николаевич, слева — Алесь. Они внимательно следили за ней.

Оба понимали — и без того сложное положение, в какое они попали, теперь еще больше усложнилось.

Девочка, наступая на колючки, морщилась и всхлипывала.

— Что, больно? — сочувствовал Алесь. — Привыкай, привыкай. Это не большая беда.

Вблизи озеро испугало девочку, она боязливо прижалась к Вадиму Николаевичу.

— Это вода, детка, вода. Вот постой, мы тебя немного ополоснем. И ножки, и ручки, и лицо. И ты у нас будешь красивая-красивая.

— Ка-си-вая, — как эхо, повторила девчушка и улыбнулась. Алесь зачерпнул кепкой воду и подсел к ней поближе. Она испуганно захныкала, потянулась к Вадиму Николаевичу.

— Скажи, какая неженка! Холодной воды не терпишь! Давай скорей умоемся.

— Тата, Дода! — сказала девочка.

Вадим Николаевич и Алесь переглянулись: что она хочет? Но девочка сама ответила на этот вопрос:

— Тата, дай-дай, — и засунула в рот кулачок.

— Видишь, она хочет есть, — Вадим Николаевич вздохнул. — Чем же, детка, мы тебя накормим?

Но тут же вспомнил:

— А ну, Алесь, тащи сюда свой сухарь.

Увидела девочка хлеб, заплакала и потянулась к нему.

— Во какая голодная. — Алесь отдал сухарь Вадиму Николаевичу.

Учитель размочил сухарь, завернул его в тряпочку и завязал сверху узелком. Получилось подобие соски, он протянул ее малышке и сказал Алесю:

— Пусть сосет — ей надолго хватит, голод пока хоть не так будет донимать. А там что-нибудь придумаем.

Потом он достал из кармана желтый платок и старательно повязал его на голову девочке.

— А это мама тебе передала. Просила, чтобы росла ты большая-пребольшая!

Девочка сосала свою «соску», громко сопела и причмокивала.

Держа в руке остаток сухаря, приметно уменьшившегося за утро, Вадим Николаевич сказал:

— Мы, Алесь, теперь на сухарь никакого права не имеем!

— Ясно, — согласился мальчик. — Разве не понимаю?

— Держи его у себя в сумке. Будешь кормить девочку.

Алесь кивнул.

— Теперь нас трое, — задумчиво сказал учитель, — видишь, хлопец, что делает война. Еще совсем недавно жива-здорова была мать этой девочки. Куда-то хотела убежать с дочкой, пряталась в лесу и очутилась вот так же, как мы, на плывуне… Потом шальной осколок — и вот у нас на руках сирота… Давай-ка подумаем вместе, с чего начать нашу новую жизнь.

Весь район болота Комар-Мох, в том числе и это озеро, в блокадном кольце. Значит, и сюда могут заглянуть враги. Поэтому прежде всего решаем: лишний раз на берегу не торчать, малышку от себя не отпускать ни на шаг. Любой солдат случайно наведет бинокль на плывун — и пожалуйста, — мы на мушке…

— Все правильно, — вздохнул Алесь. — Увидят и забросают нас минами. Тогда конец. А как быть с девочкой?

— Каким-то образом переправить на землю. Но пока еще об этом рано думать. Надо осмотреться. Не исключена возможность высадки врага на плывун…

— Я буду драться до конца! — твердо сказал Алесь.

Учитель покачал головой:

— Это уж оставь на самый крайний случай. А пока надо наблюдать не только за немцами, но и за девочкой. Не успеешь оглянуться, она уже на берегу — и бултых в воду! — Вадим Николаевич повернулся к девочке: — Что ты нам на это скажешь? А?