— Смотри-ка, маленькая, — Алесь наклонился к девочке, — какой у тебя будет домик. Здесь я тебе сказки буду рассказывать…

— Дода! — закивала девочка. — Дода.

— Опять заладила! — Алесь присел рядом и спросил:

— А как тебя зовут?

Девчушка молчала и внимательно смотрела на Алеся.

— Может, Маринка?.. Или Алена?..

— Ала, — вдруг выпалила девочка.

— Как? Алла? — встрепенулся Алесь и обернулся к учителю: — Слыхали, что говорит. Она Алла.

— Аллочка, — ласково позвал Вадим Николаевич, — иди ко мне, иди, Аллочка.

Девочка оживилась, состроила лукавую рожицу, шагнула раз, другой и упала, споткнувшись о сучок. Губы ее сморщились, однако она не заплакала.

Алесь подхватил девчушку на руки, отнес в сторонку, усадил на пригорке и набросал ей шишек в подол.

— Посиди тут, поиграй, а то не успеем сделать для тебя дом. Поняла?

Вадим Николаевич отомкнул от винтовки штык и пошел в осинник «заготавливать древесину». А Алесь отправился поближе к берегу за дерном.

Солнце уже поднялось высоко. Было тепло, но не жарко. Над озером носились чайки… С тревожным криком «Пи-и-ть, пи-и-ть!» пролетели под облаками кани. Это верная примета: значит, жди дождя, говорят в народе.

Правда, на небе ни тучки, но долго ли им появиться? Вылезут из-за горизонта, растянутся во все стороны, и смотришь, все уже стало другим: и небо потемнело, нахмурилось, и ветер откуда ни возьмись налетел, закрутил, завертел палую пожелтевшую листву, всколыхнул спокойную воду в озере.

Хоть бы успеть до дождя построить шалаш!

И Алесь старался изо всех сил, даже в пот его бросило. Дерн снимался трудно, не хотел расставаться с землей, с трудом открывал под собой крепкие узлы корней, муравьиные гнезда и норки. Попадались и дождевые черви. Эх, был бы кусок проволоки! Нацепил бы Алесь на нее червяка — и в воду! Смотришь, и попалась бы какая-нибудь глупая рыбешка! Алесь считался неплохим рыбаком в селе. Однако ловля рыбы — это потом. Не все сразу. Сейчас главное — шалаш! Наконец Алесь нарезал целую горку дерна — пришлось-таки ему попотеть. Вадим Николаевич уже вбил в землю колышки и теперь сооружал каркас.

— А мы с тобой, хлопец, про одно дело забыли, не догадываешься?

Алесь сложил свою ношу на землю, отряхнул грязь с рук, задумался.

— Небось колышки нечем стягивать?.. Так я быстро. Лыка здесь хватает!

— Вот, вот, брат. Лыко нужно позарез!

Алесь взял штык и отправился через заросли лозняка на северную сторону острова.

Вадим Николаевич вытер взмокший лоб, посмотрел вслед Алесю. Все больше и больше нравился ему этот хлопец. По-крестьянски спокойный и неторопливый, скупой на слова, а такой сноровистый в деле. Другой бы на его месте мог и растеряться. А он все: и горе и трудности — переносит терпеливо, мужественно, как настоящий солдат.

Когда Алесь вернулся, с плеча у него свисали длинные желтоватые плети. Они пахли свежестью и почему-то медом.

Наконец каркас шалаша был готов. Теперь в ход пошли и сосновые ветви, и елочный лапник, и рыжий папоротник. Шалаш обретал форму. Обозначился уже круглый вход. Алесь не утерпел и несколько раз примерялся, удобно ли в него залезать. Потом принес девчушку.

Вместе они забрались в сумрачную глубь шалаша. Там было тепло и сухо, под ногами шуршали листья.

Вадим Николаевич стоял в сторонке и придирчиво рассматривал их сооружение. Хорошее место они выбрали для шалаша — только уж очень зоркие глаза могли его заметить издалека.

Работы на доделку шалаша хватило до самого вечера. Потом под собственной крышей собрались все вместе и слушали, как шумит лес, как совсем рядом плещется вода…

Решено было отметить окончание работы «праздничным ужином». Аллочка получила кусочек сухаря, размоченный в самодельной берестяной кружке. И еще растертые ореховые ядрышки.

Вадим Николаевич и Алесь утолили голод орехами и рябиной. Хоть они порядком устали, настроение у всех было отменное! Аллочка повеселела, раскраснелась, то и дело дергала Доду за ухо, звала поиграть. От вчерашних слез не осталось и следа.

Перед заходом солнца все вместе отправились к Черному Дубу. Это был настоящий лесной великан. Корявый ствол его в несколько обхватов, окруженный тяжелыми узловатыми ветвями, казалось, подпирал небо. На ветках то тут, то там виднелись коричневые желудевые спинки. Самая вершина дуба издали казалась срезанной: то ли молния сожгла ее, то ли буря сломала. С восточной стороны на боку великана у самого основания чернела борозда. Видимо, огонь костра отметил дерево на всю жизнь.

— Ну и высота! — удивился Алесь, задрав голову. — Аж шапка падает.

— А ты раньше здесь не был?

— Никогда.

— Я тоже. Только собирался своих ребят свозить сюда. Дуб действительно чудо! Хоть и нелегко, но, пожалуй, полезу на него, осмотрю сверху остров.

— И я с вами!

— Нет, нет, ты после. Аллочка будет плакать. Одну ее оставлять нельзя!

Вадим Николаевич подошел к стволу, ухватился за выступы коры и полез. На самом верху он уселся поудобнее на толстый сук и повернулся лицом на восток. Тихо пробегали волны по серо-голубой озерной глади. На горизонте ни точки, ни черточки. Вадим Николаевич посмотрел в северную сторону и помрачнел: над болотом черными змеями вились дымы — это рвались гранаты и артиллерийские снаряды. Значит, партизаны продолжали сражаться с врагом не на жизнь, а на смерть.

С юга, из-за горизонта, огромным черным клином выползала туча. Она шла против ветра, и это было верной приметой, что будет гроза. И вскоре засверкали молнии. «Ну вот и выпросили кани водички! — подумал учитель. — Близится ненастье…» Ну что ж! Теперь им не страшны ни ветер, ни дождь — стены шалаша должны выдержать.

Стоило Вадиму Николаевичу спуститься на землю, Алесь не утерпел — тут же полез на дуб.

— А остров наш не такой уж и большой! — кричал он сверху. — В длину метров четыреста и в ширину метров двести. И поляны есть — вон одна, а вон другая… На южном берегу почти нет леса, одни кусты.

Пора было возвращаться к шалашу. Там Вадим Николаевич стал укладывать девочку спать. Она поплакала немного, но быстро угомонилась. Когда прикрыли дерюжкой вход и в шалаше сразу стемнело, девочка утихла и заснула.

Алесь и Вадим Николаевич пристроились рядом и молча вспоминали события прошедшего дня. Алесь решил, что учитель спит, но Вадим Николаевич зашевелился и шепотом сказал:

— Слушай-ка, Алесь, а что же было с твоим дядькой? И с тем немцем-антифашистом, который к вам заходил?

— С дядькой?..

Эх, дядька, дядька! До такого докатился! Пусть бы уж торговал в магазине хомутами, селедками да халвой — хорошо ли, плохо — не так уж важно, главное — за человека тебя считали! А теперь? Людей продаешь! И много же ты хотел заработать — не только собственный покой, а еще тебе подавай и уважение фашистов. Но не всегда бывает как задумывается.

…Возвратился Алесь домой ночью. Отец не ложился, стоял в воротах, ждал сына. И только мелькнула на улице знакомая фигура, заранее открыл калитку.

— Ну и клял же я себя! — говорил он шепотом. — Чего только не передумал! Ночь, а тебя все нет и нет.

Отец и сын вошли в сени, остановились. У стены стоял топчан, покрытый рядном. Алесь присел на краешек, вздохнул, вытер рукавом взмокший лоб.

— Лучше бы не ходить туда, тато…

— Почему, сынок? Неужели на беду напоролся? Мне передали, что немцы заставили тебя работать на кухне. Я даже порадовался — это на руку будет.

— На руку, на руку… — тихо проворчал Алесь и замолк: не знал, как и приступить к рассказу. А отец не отставал:

— Так ты выследил того негодяя? Или впустую убил время?

— Дядьку встретил, Макара Цапка, — совсем тихо произнес Алесь.

— Что ты мелешь? — не понял отец. — Ну встретил, и черт с ним. Ты мне про доносчика расскажи. Видел его? Приходил?

— Дядька тот доносчик… Дядька Макар.

— Ну ты! — Хоть в сенях было темно и Алесь не видел отцовского лица, но представил, как сдвинул он сейчас брови. Отец схватил сына за плечи. — Брось свои шутки! Дело говори.