— Может быть, ни один из них не любил ее, — сказал он, придерживая рукой вяло обвисший стебель и с трудом открывая створку стручка ногтем большого пальца. Еще до того, как он полностью раскрыл створку, она увидела внутри ряд из восьми крошечных семян.

— Выброс семян должен начаться, — сказала она, — сразу же, как только поднимется температура.

— Вот почему не было плача по умершей, — сказал он. — Слишком холодно. У вас в кладовой есть кинокамера с автоматикой, реагирующей на движение?

— Нет. Я направила требование на склад фотокиноаппаратуры, но сейчас он еще закрыт.

— В таком случае, я добуду ее через запертую дверь, — сказал он, выискивая среди тюльпанов другой с нераскрывшимся стручком. — Не спускайте глаз с этой девочки, Фреда, пока я не вернусь с камерой.

Он вернулся гораздо раньше, чем наступил час открытия склада.

— Я сунул свой электронный пропуск в щель дверного замка, — объяснил он. — Трюк старого взломщика. Было хоть какое-нибудь движение?

— Совершенно никакого.

Он настроил фокус камеры на нераскрывшийся семенной мешочек и установил автоматику включения камеры при возникновении движения. Закончив эту работу, он поднял мертвое растение и показал его ей.

— Смотрите, Фреда, стручок в этой доле пуст.

— Осы! — воскликнула она.

— Вы правы. — К ее удивлению, печать озабоченности сразу же исчезла с его лица. — И бьюсь об заклад, что не более чем через пять дней мы найдем ростки на делянках Н и I точно в пятнадцати сантиметрах друг от друга. — Он раскрыл остальные створки и положил растение так, чтобы осы могли добраться до семян.

— Я не намерен ассистировать при кесаревом сечении, — сказал он, — но я и не специалист по абортам. Поскольку у меня нет сомнения, что вы выиграете наше пари, сегодня за ваш кофе с пончиками плачу в буфете я.

Педагог не должен вести себя запанибрата со студентом; это роняет реноме педагога в глазах Гейнора. Однако, поскольку она была совершенно уверена в том, что о ее репутации в глазах доктора Гейнора не может быть и речи, это соображение стало чисто академическим. Она с удовольствием приняла предложение Хала и была рада пройтись с ним через лужайки до буфета.

— Почему вы так уверены, что семена окажутся именно в тех клумбах, в которых нужно?

— Тюльпаны знают, что почва в них была удобрена редкоземельными элементами. Они еще не готовы расправить крылья, но к следующему понедельнику я лучше сооружу шестиметровое ограждение из брезента; это будет временная мера в нашей политике их сдерживания. Но мы должны выработать какую-то долгосрочную линию поведения, и безотлагательно. Если эти твари отобьются от рук, последствия могут быть крайне серьезными.

— Но, Хал, они такие хрупкие и нежные, такие маленькие и красивые.

— Так же, как вы, Фреда; они — женщины и, подобно вам, могут быть опасны. Если старина Пит сможет научиться разговаривать с мальчиками, может быть, нам удастся поговорить по-мужски о том, как достичь сосуществования.

Как только происходящие по этому странному графику регулярные нарушения равновесия ее отношения к Халу отодвинулись за рамки рабочего дня, работа в клумбах снова стала доставлять удовольствие. К громадному облегчению обоих, затея с кинофильмом о транспортировке семян осами на клумбы Н и I оказалась исключительно удачной, и они перестали бояться случайного разброса; кроме того, они получили моральное удовлетворение, потому что этот кинофильм был ценным дополнительным документом к их монографии о тюльпанах.

То, что земляная оса стала откладывать яйца в цветок, который имеет некоторое сходство с привычной для нее сотовой ячейкой, выглядит явлением необычным, однако лишь в смысле необычности адаптивных способностей самих земляных ос. Но если та же оса переносит семена тюльпанов и закапывает их в своих собственных ячейках в земле, причем располагает эти ячейки по геометрическому шаблону, который наиболее предпочтителен для растений, это должно породить вопросы в голове любого ученого. Фреда была уверена, что опубликование теории Карон-Полино вызовет большой резонанс в научных кругах.

Конечно, энтомологи и психологи-бихевиористы набросятся на их работу и будут рвать ее на куски, защищая тезис о видоизменяемости поведения общественных насекомых, но они с Халом могут рассчитывать на поддержку ученых-растениеводов и психологов, стоящих на позициях свободы воли. Экологи, вероятно, разделятся на две группы, но обе стороны будут восхищены этим симбиозом.

Когда они оценивали вероятных сторонников, Хал обратил ее внимание на одну курьезную возможность. Вне всякого сомнения, на их стороне окажется мощное лобби любителей флоры.

— Фреда, я уже вижу рекламные плакаты: «Обзаводитесь Цветком — Домашним Любимцем. Покупайте Карон-тюльпаны».

Несмотря на их шутки и забавы, во всем, что касалось работы, Хал повиновался ей беспрекословно, никогда не сомневаясь в правильности ее решений, и даже стал реже использовать бранные слова. Только однажды он возразил ей. Когда они просматривали фильм об осах-переносчиках семян, она заметила:

— Видите, Хал, как вы были не правы! Тюльпаны сотрудничают со мной, потому что знают, что я их люблю. Они хотят выказать свою признательность послушанием.

— Не в том дело, — фыркнул он. — Они знают, что, если они выйдут из рамок, я задам им нагоняй плеткой.

Она хихикнула в темноте проекционной. Они с Халом вели себя словно мать и отец, обсуждающие вопросы воспитания детей.

За их милыми проказами стояла, и в огромной мере была за них в ответе, богоподобная, но для нее не видимая, фигура Питера Хенли; и Хал быстро превращался в первоапостола этого божества на ботанической станции. Официально или неофициально, но Хенли представлял Лингвистику, которая однажды уже надменно пхнула pix ногой, и, конечно, он был проблеском надежды на небосводе вето, наложенного Лингвистикой. Говоря о нем в буфете, они пользовались кодовым именем «Старина Пит», и это была идеальная кличка, потому что никому в голову не могло прийти, что под жаргонным словечком «пит», означающим «сейф», может скрываться имя настоящего Питера Хенли.

Хал так восхищался этим человеком, что Фреду стал раздражать этот провозвестник иррационального подхода.

— Он подлинный гений, Фреда, — говорил Хал. — Как-то вечером мы зашли пропустить по паре кружек пунша и он стал изображать в лицах заседание чрезвычайной сессии Совета Безопасности ООН, где говорят на двенадцати различных языках, включая восточноафриканский язык суахили, одновременно полутоном давая синхронный перевод. В самом конце, когда участники заседания начали кричать друг на друга все сразу, бедный Питер буквально разрывался на части, и каждый за нашим столиком тоже чувствовал себя полностью выведенным из равновесия.

— Кто был с вами за столом? — спросила она, голос был суровым и подозрительным.

— Не беспокойтесь, с базы никого не было, — сказал он, неправильно поняв ее тревогу. — Случайная компания водителей грузовиков с перегона Лос-Анджелес — Фриско.

Как бы там ни было, а ей бы спалось спокойнее, если бы Питера Хенли в городе не было, и Хал не был бы под его влиянием. Он, вольный молодой холостяк с австралийским выговором, побывавший на шведских пляжах, где загорают нагишом, не мог быть совершенно непорочным. Хал так неравнодушен к женскому полу, а Питеру Хенли она не доверяет. Она помнит, как прыгал вверх и вниз его кадык, когда он разглядывал ее в бикини.

— Много ли еще времени потребуется старине Питеру, чтобы закончить анализ лент? — спросила она.

— Он рассчитывает закруглиться к концу недели и махнуть в Дюбюк. Теперь ему, видимо, захотелось узнать, о чем болтают между собой кукурузные всходы в Айове.

— Понятно, — сказала она. — Этот ваш приятель неглуп, как я посмотрю. А вы пригласили его на наш субботний вечер?

— Конечно нет, — сказал он с расстановкой. — Он остряк, хороший рассказчик, гений, но я не хочу, чтобы в субботний вечер Фреда Карон принимала кого-нибудь в гости, кроме Хала Полино.