Он вторгся в ее храм, подверг, как менял, бичеванию ее жрецов, и она больше чем наполовину согласилась с ним. Он показал ей, что ее амбиции заслуживают осуждения, и она чувствовала себя посрамленной. Он связал ее имя со своим в каком-то нелепом словосочетании вроде «Теории относительности страстей Эйнштейна-Валентино», однако его идея могла оказаться ключиком к ее кабинетной должности.

Эта идея таила в себе и опасности, и сейчас ее беспокоило в ней то, что связано с опасностями. Вне зависимости от того, насколько правомерно презрение этого юноши к властным структурам, они пока обладают властью. А осмеяние — это самое смертоносное оружие бюрократии.

— Я не позволю вам отправить такое письмо. У нас нет никаких доказательств в поддержку такой теории, а в точной науке нет места интуиции. Недостаточно «интуитивно чувствовать», что тюльпаны общаются; необходимо показать, как они это делают.

— Но я ищу доказательства только…

— Базирующиеся на голой интуиции, — оборвала она. — Вам необходимы доказательства, чтобы оправдать человекочасы Бюро Лингвистики, которые будут затрачены на анализ лент. Я отправлю ваш запрос, только когда он будет подкреплен доказательствами.

— Да, ма-ам.

— Вы слишком много пережили, Хал, вышагивая по приемному покою нашего родильного отделения. Убирайтесь отсюда и отправляйтесь играть на вашей гитаре.

— У вас тоже стрессовое состояние, — улыбнулся Хал. — Почему бы вам не спуститься с пьедестала и не расслабиться в Мексикали, слушая диссонансные ритмы Эль-Торо Полино?

— Так вас называют сеньориты?

— Это мое эстрадное имя. Сегодня вечером я играю мою новую композицию «Карон канкан». У меня не хватает смелости сознаться, что ее сочинили тюльпаны, но я воздал им должное в названии.

— Поупражняйтесь и доведите ваше сочинение до совершенства, — сказала она. — Когда-нибудь, быть может, вы сыграете его для меня, но только не в Старом Городе.

Она не знала, до которого часа ночи на воскресенье он не ложился спать, но в это воскресное утро он был среди клумб тюльпанов в своей обычной безрубашечной непринужденности. Рассвет был ясным и теплым, поэтому она пришла необычно рано и застала его расхаживающим по дорожкам и проклинающим «тварей» и «скотов».

— У меня сегодня предчувствие. Вчера вечером я играл в Мексикали при переполненном зале, и «Карон канкан» имел шумный успех, аплодисменты просто сотрясали заведение. Патрон убедил меня сделать запись.

— О, как это будет замечательно, — сказала она, — когда во всех злачных заведениях мира проворные ноги будут лихо отплясывать под «Карон канкан».

— Нет, это не французский канкан, — объяснил он, — это особый стиль испанского канкана на четыре с половиной доли с ударным тактом, как в буги-вуги.

— И несомненно, с небольшой добавкой красного перца, — сказала она.

— Фреда, вы не знаете хорошей музыки. Вы должны прийти в одну из суббот. Я сыграю специально для вас.

— Возможно, я и приду, — сказала она.

— Тогда дайте мне знать наперед, — серьезно предупредил он, — чтобы я мог зарезервировать столик.

Ну и хитрец, подумала она, разворачивая надувной матрац. Этот Эль-Торо, этот Бык хочет подготовиться; прекрасно, Полино, но Фреда Карон не станет пить четыре с четвертью порции мартини под такты испанского канкана на четыре с половиной доли в кафе Мексикали, Старый Город, Фресно, штат Калифорния. Вытянувшись в своей а-ля флотской одежде — синих брюках и золотом свитере — надетой специально, чтобы охладить его пыл, она расслабилась, слушая приятное звучание тюльпанов ряда В.

Хал говорил, что тюльпаны более мелодичны во время опыления, и он был прав. Она стала проникаться большим доверием к ведению им записей наблюдений; вероятно, он мог бы сделать для нее по своим лентам график уровней звучания в децибелах, а в это утро звучание флейт доносилось целиком из ряда В. Клумбы ряда А зловеще молчали. Наслаждаясь теплом и внимательно вслушиваясь, она уловила отдаленное «хлоп» из ряда А, похожее на звук лопнувшего зерна поджариваемой воздушной кукурузы, и приподнялась на одном локте, чтобы поглядеть. На расстоянии четырех клумб от нее в том же ряду Хал закричал:

— Она задышала!

Повернувшись лицом к ней, он пригнулся, как для прыжка, и двинулся навстречу, озираясь налево в поисках источника звука. Она услыхала еще один хлопок ближе, вслед за которым последовало «хлоп-хлоп-хлоп» и жужжание, которое заставило зашелестеть клумбы В. Хал вдруг оказался на четвереньках и подползал к ней под расплывчатым темнеющим сводом летящих семян. И она поползла к нему навстречу.

Справа от нее, как зерна кукурузы в жаровне, лопались семенные сумки тюльпанов в клумбах А, и клумбы В подпевали жужжанию летящих семян. Они встретились с Халом на полпути, их напряженное ожидание лопнуло вместе с семенными сумками, и они сели, скрестив ноги и прижавшись друг к другу коленями, и хлопали один другого по плечам, смеялись и кричали под мостом из летящих семян.

Крик Хала был почти истеричным:

— Что там общение! Фреда, эти маленькие шельмецы делают как раз то, что я велел им делать. Клумбы А стреляют точно по рядам Е и F. Крошки А ведут прицельный огонь по этим участкам. Вот вам и проклятое прагматическое, чертово эмпирическое, дьявольское статистическое доказательство того, что я записывал в трижды распроклятый секретный журнал наблюдений, — от радости он с силой бил кулаками по брезенту.

— Вы вели секретные записи? — старалась она перекричать жужжание, шелест, пение и хлопки.

— Целый ворох, — завопил он.

— Почему вы держали их в секрете от меня?

— Вы еще не были готовы, — прокричал он, и Фреда повалилась на спину; слезы радости и счастья покатились по мочкам ее ушей. Хал Полино заслужил право на четыре с четвертью порции мартини в ближайший уик-энд. В тайне от нее он изготовил ключ, с помощью которого она выберется из административного подвала. Эксперимент Карон-Полино ударит научный мир по его академической треуголке с задранными полями; а черная арка над ней, уже сереющая с уменьшением интенсивности хлопков лопающихся стручков, была доказательством, начертанным прямо на Небесах, что Карон-тюльпаны выживут на Земле.

Четыре дня они вдвоем приводили в порядок заметки Хала, но первый черновик письма он целиком написал сам и теперь, жестикулируя, читал его ей вслух:

От кого: Руководителя подразделения цитологии Бюро Экзотических Растений Министерства Сельского Хозяйства

Кому: Руководителю Бюро Лингвистики Министерства Здравоохранения, Образования и Социального обеспечения

По вопросу: Студенческого запроса на криптографический звуковой анализ. Направляется без комментария

Основание: Административная директива 38 753-42 Канцелярии Президента Соединенных Штатов

Требуется проанализировать прилагаемые ленты записи звуков, издаваемых экзотическим растением Tulipa caronus, обитателем планеты Флора, на предмет обнаружения повторения музыкальных фраз, диссонансных фрагментов или логически связанных изменений частоты. Данный запрос делается для подтверждения феномена общения между растениями, предположение о существовании которого базируется на неслучайном характере выбрасывания семян из семенных коробочек и управлении растением насекомыми-опылителями. Относящиеся к делу копии листов журнала наблюдений прилагаются.

— Прозвучит ли это раскатом грома, возвещающего о новом открытии, — спросил он, — или, что более важно, достаточно ли это несенсационно?

Фреда покачала головой:

— Когда вы подкладываете шутиху для фейерверка в центре кружка пожилых леди, занятых шитьем, совершенно безразлично, швырнете вы ее или положите осторожно. Все равно она взорвется… Но поставьте «избирательное управление» вместо просто «управления». Тюльпаны ведь не заставляли ос танцевать.

— Да, я понимаю, — он сделал пометку в тексте.

— Еще одна неточность — неслучайный характер залпов семян может быть истолкован как намек на существование визуального наведения. Вы ведь не хотите сказать, что тюльпаны могут видеть?