После рождения Кейси его песни заметно изменились. Баллады стали мощнее, более страстными. Он уже иначе смотрел на мир. "Поникшие маргаритки" повзрослели, и рыскающие повсюду охотники за новыми талантами, с которыми они встречались многие-многие годы, наконец-то обратили на них внимание. Примерно спустя год они подписали скромный контракт с крупным рекорд-лейблом. Их первый сингл "Покойся в распаде" попал на гребень одной из тех прекрасных в своей случайности волн, возносящих группы на вершину чарта, и, как оно и бывает в этих историях, на несколько недель они стали международными рок-звездами. Достаточный срок, чтобы почувствовать вкус и запомнить его навеки.

Затем Пэта Макгриди сразил безнадежный вирус "болезни фронтмена" – он решил, что выиграет, занявшись сольной карьерой. Троица оставшихся "маргариток", Дэнни Баптист, Рэй Доббс и Сильвер, встречалась пропустить стаканчик и обсудить дальнейшие планы, но они без труда читали правду в глазах друг друга. Единственное, что может быть трагичнее, чем не увидеть, как сбывается твоя мечта, – это увидеть, как она сбывается на кратчайшее мгновение. Рэй подался на Юг, устроился на работу к своему зятю, и больше они о нем не слышали. Сильвер время от времени пересекался с Дэнни на концертах – иногда они играли на свадьбах в одном оркестре, – тогда они обменивались унылыми усмешками, вялыми объятиями и порой, если группа входила в раж, запускали друг другу старые добрые риффы, которые больше никому не были слышны.

Все это было бы легче снести, как он подозревал, провались и погори Пэт со своими проектами, как они все того ожидали (и надеялись). Но прошли годы, а Пэт по-прежнему на волне, живет в Лос-Анджелесе, получает "Грэмми", спит с кинозвездами, а Сильвер получает только утешительный чек на все уменьшающуюся сумму, которая причитается ему ежемесячно за "Покойся в распаде"; как ни печально, но песня остается его главным источником дохода, несмотря на выступления и профессиональную мастурбацию. На публике Дэн и Сильвер желают Пэту всяческих успехов. Но между собой на концертах, когда открытый доступ к бару развязывает им языки, они не скрывают своих чаяний, что в этот самый момент Пэт вынюхивает смертельную дорожку с задницы очередной модели или засовывает дуло дробовика в свой пухлогубый фронтменский рот. Если бы Пэт таки покончил с собой, они бы вполне сподобились на пару великодушных слов на камеру.

Сегодня он играет на свадьбе вместе с "Оркестром Скотта Ки". Сильвер шлепается за установку почти на автопилоте, игнорируя одного-двух чудиков, фанатеющих от ударных, которые вечно стоят в стороне и пялятся. Иногда на подобных мероприятиях кто-то его узнавал, и собиралась толпа побольше, но постепенно все понимали, что наблюдать за едва известным барабанщиком или за обычным барабанщиком – разница невелика, и возвращались к своим салатам из рукколы и филе-миньонам.

В сегодняшнем оркестре семь музыкантов и двое на бэк-вокале. Занимаешься этим уже давно, это все и не музыка уже, просто обученных мартышек отправили по проторенной дорожке. Скотт у микрофона чересчур живенько и бодро выводит "The Way You Look Tonight"[3], выкидывая строчки и растягивая какие-то гласные для пущего эффекта. Остается только порадоваться, что Синатры уже нет в живых и он этого не слышит. Баптист улыбается Сильверу и закатывает глаза. Сильвер кивает в ответ и выдает неожиданный пассаж, сбивая Скотта, который не попадает в такт. Скотт бросает свирепый взгляд на Сильвера, тот рассеянно улыбается, прикидываясь дурачком. Баптист смеется. Все мы лузеры, думает Сильвер, каждый по-своему.

Бывает, после концерта случается пересып. Если он не слишком вспотел, если на нем свободно сидящий смокинг, скрывающий живот, если они удачно отыграли сет, и все на подъеме, а в перерывах было довольно времени на бар, так, что все в группе чувствуют себя куда счастливее, чем подсказывают их жизненные обстоятельства – если все это сошлось воедино, то ведь имеются еще бэк-вокалистки, танцовщицы, официантки. И тогда все зависит от того, насколько перевесит всеобщее нежелание возвращаться домой.

Дана – одна из бэк-вокалисток. Сильверу приходится трижды смотаться туда-сюда, чтобы собрать барабаны и загрузить их в багажник машины Джека, и когда дело сделано, Дана все еще курит на парковке. Ей лет тридцать пять, и издалека она просто сногсшибательна – стройная, с потрясающими ногами и роскошной гривой каштановых волос. Только вблизи замечаешь, какой у нее усталый взгляд, да и черты лица за годы жизни, не оправдавшей ожиданий, стали резче и жестче. Непреложная правда в том, что никто не мечтает о карьере бэк-вокалистки.

В машине она сбрасывает туфли. Шесть часов она стояла и пританцовывала на 15-сантиметровых шпильках. Он молча везет их в "Версаль", она ставит ноги на приборную доску, чуть приоткрывает окно, и ее волосы бешено развеваются на ветру. Он угадывает в ее профиле бывшую чирлидершу, королеву выпускного бала. Было время, когда мир лежал у ее ног – куча друзей, главный нападающий и все в таком духе. А теперь она едет с толстым придурком из оркестра, просто чтобы почувствовать себя живой или на худой конец менее одинокой. Хотя, возможно, она смотрит на это иначе, потому что тогда она должна была бы дождаться, когда машина наберет скорость, распахнуть дверцу и броситься в оглушительный рев хайвея.

В квартире Сильвер незаметно приободряется. У него довольно давно не было секса, и залучить кого-то домой – уже полдела. Он наскоро принимает душ, разве что члену уделяется чуть больше внимания. Он перебарщивает с дезодорантом и пытается придать хоть какую-то форму своей неукротимой шевелюре. Когда он выходит, в трусах и футболке, она лежит на кровати, все еще в своем коротком черном платье, и бесцельно переключает каналы. Медленно попивает виски, который налила себе, рассеянно всасывает одинокий кубик льда и снова выплевывает его в стакан. В голубых отсветах телевизора она опять очень хороша собой, и он ощущает прилив нежности, которому совсем не место в этом сугубо утилитарном процессе. Хотя они знакомы уже порядочно, он ничего о ней не знает. Он все придумал насчет чирлидерства. Все, что он знает, – что у нее сколиоз, она носит специальный корсет и что она заикается.

Когда он ложится рядом, она перекатывается поближе, то ли сама, то ли потому что матрас прогнулся под его тяжестью, и кладет руку ему на плечо. Ее волосы щекочут ему подбородок. Он закрывает глаза, вдыхая аромат ее шампуня, коротко, но сильно влюбляясь, хотя ему отлично известно, что завтра, при свете дня, ему будет трудно встретиться с ней глазами.

– Ты приятно пахнешь, – говорит она, ее перетруженный пением голос чуть громче шепота. – Как осень.

– "Ирландская весна".

Он наблюдает, как ее грудь вздымается и опускается в такт дыханию, мягкая округлость у выреза наливается, и он ощущает, как внизу все начинает потихоньку шевелиться. Потом она поворачивается и смотрит на него, и от одиночества в ее глазах он готов заплакать.

– Ничего, если мы просто полежим вместе? – спрашивает она.

Не очень-то. Нет.

– Конечно.

В телевизоре тихо крадутся подростки-вампиры. На улице сигналит грузовик. Он смотрит, как она поводит пальчиками на ногах, и чувствует то, что точнее всего называется тоской по дому. Но будь он проклят, если понимает, что именно и где находится то, по чему он скучает. Наутро, когда небо еще розовое от неизбежности рассвета, он отвезет ее обратно к ресторану, где ее маленькая машинка притулилась на огромной пустой стоянке, будто утерянная вещь в ожидании, когда же за ней придут. От этого зрелища им обоим станет необъяснимо грустно.

– Ты когда последний раз разгребал холодильник? – спрашивает его мать Элейн, брезгливо держа консервную банку с пластиковой крышкой, в которой виднеется нечто, напоминающее замороженные мозги.