Двое вакангишушей держались от своей добычи на почтительном расстоянии. Воины дождались, когда Кикаха разобьет лагерь на ночь. Они могли преуспеть там, где потерпели неудачу столько других, поэтому крались за ним осторожно и бесшумно. Но красный ворон величиной с орла пролетел в сумерках над Кикахой и дважды громко каркнул. Затем он пронесся над одним из спрятавшихся воинов, описал двойной круг, пролетел над деревом, за которым пригнулся второй, и снова описал двойной круг.
Кикаха, радуясь, что взял на себя труд обучать разумную птицу, улыбнулся, наблюдая за ней. Той ночью он всадил стрелу в первого, приблизившегося к его лагерю, а три минуты спустя нож — в другого.
У него возникло искушение отклониться от своего пути миль на пятьдесят и швырнуть копье с привязанными к нему скальпами воинов в середину стойбища вакангишушей. Подобными подвигами он заработал имя Кикахи, то есть обманщика, и стремился поддерживать свою репутацию. Однако на этот раз цель его путешествия казалась слишком важной. Образ Таланака — города, являвшегося горой, — светился у него в голове, как драгоценный камень над костром.
Поэтому Кикаха обошелся тем, что повесил два оскальпированных трупа на ветке вверх ногами. Он повернул голову своего жеребца на восток и таким образом спас жизнь нескольких вакангишушей, а, возможно, и свою собственную. Кикаха бахвалился своей хитростью, быстротой и силой, но признавался себе, что не был непобедимым или бессмертным.
Кикаха родился под именем Пол Янус Финнеган в городке Терре-Хот, штат Индиана, на Земле, во вселенной по соседству с этой (все вселенные соседствуют друг с другом). Его дотемна загорелую кожу украшали здесь и там медные пятнышки веснушек и более трех дюжин шрамов на теле и лице — от легких до глубоких, а густые, волнистые, рыжевато-бронзовые волосы доходили до плеч и в данное время были заплетены в две косички.
Его лицо с ярко-зелеными глазами, курносым носом, длинной верхней губой и раздвоенным подбородком обычно выражало веселье. Повязка из полоски львиной шкуры вокруг головы обрамлялась направленными вверх медвежьими зубами, а с правой ее стороны было воткнуто чернокрасное перо из хвоста ястреба. Выше талии Кикаха не носил никакой одежды, если не считать ожерелья из медвежьих когтей на шее. Пояс из расшитой бирюзовыми бусами медвежьей шкуры поддерживал пятнистые штаны из оленьей кожи. На ногах были мокасины. На поясе висели ножны: одни для большого стального ножа, другие для ножа поменьше, идеально сбалансированного для метания. Одной рукой Кикаха держал копье, в другой поводья.
К седлу легкого типа, принятому недавно племенами прерии вместо одеял, были приторочены кожаные колчаны и ножны, содержавшие разнообразное оружие, а на соединенном с седлом деревянном крючке висел небольшой круглый щит с нарисованной на нем головой рычащего медведя. В скатанном за седлом плаще из медвежьей шкуры находилось легкое походное кухонное снаряжение. На другом седельном крючке висела бутылка воды в плетеной корзине, обмазанной глиной. Позади трусила вторая лошадь, несущая седло, кое-какое оружие и легкое снаряжение.
Кикаха, не торопясь, спустился с гор. Хотя он и насвистывал мотивы этого мира и родной Земли, но беззаботным не казался. Его глаза обшаривали местность, и поэтому он часто оглядывался.
Над его головой желтое солнце медленно двигалось по дуге в безоблачном светло-зеленом небе. Воздух был наполнен ароматами распускающихся белых цветов, сосновых игл, а иногда и запахами кустов с пурпурными ягодами. Один раз проклекотал ястреб, и дважды до него донеслось урчание медведей в лесу.
Кони, слыша эти звуки, прядали ушами, но не нервничали. Они выросли вместе с ручными медведями, которых Кикаха держал в стенах деревни.
Вот так, настороже, но, наслаждаясь, Кикаха спустился с гор в Великие Прерии. Отсюда он мог видеть местность на большом протяжении, так как здесь был центр стошестидесятимильного изгиба сектора. Путь, который предстояло преодолеть Кикахе на протяжении восьмидесяти миль вниз по склону, был настолько пологим, что уклон казался почти незаметным. Затем ему придется переправиться через реку или озеро, а там подъем станет минимальным.
Слева, будто бы всего в пятидесяти милях, а на самом деле в тысяче миль отсюда, находился монолит Абхарплунта. Он возвышался на тридцать миль, а на вершине его находилась еще одна страна и еще один монолит. Там, наверху, располагалась Дракландия, где Кикаха являлся бароном Хорстом фон Хорстманном. Он не был там два года, и если бы вернулся, то оказался бы бароном без замка. Его жена на том ярусе не могла примириться с его долгими отлучками, а потому развелась с ним и вышла замуж за его тамошнего лучшего друга барона Зигфрида фон Лисбата. Кикаха отдал им свой замок и отправился на самый любимый из всех ярусов — индейский.
Лошади покрывали легким галопом милю за милей, а Кикаха высматривал следы возможного присутствия врагов. Он наблюдал за поведением зверей, известных на Земле, но давно вымерших там, и животных из других вселенных. Большинство из них было привезено в эту вселенную Властелином Вольфом, когда-то известного как Джадавин, а некоторые созданы в лабораториях дворца на вершине самого высокого монолита.
Тут паслись огромные стада бизонов редкого вида, все еще известного в Северной Америке, и гиганты — вымершие в американских прериях примерно десять тысяч лет назад. В отдалении маячили огромные серые туши мамонтов и мастодонтов с кривыми бивнями. Щипали траву несколько гигантских существ с большими головами, отягощенными множеством шишковатых рогов и выступавшими из ороговевших губ изогнутыми зубами. Страшные волки высотой по грудь Кикахе трусили вдоль стада бизонов, дожидаясь, когда какой-нибудь детеныш отобьется от матери. Еще дальше Кикаха видел кравшееся сквозь высокую траву тело в черно-рыжую полоску и знал, что это — фелис атрокс, огромный безгривый четырехсоткилограммовый лев, скитавшийся некогда по травянистым равнинам Аризоны. Лев, наверное, рассчитывал поймать отставшего от матери мамонтенка, а может, питал какие-то слабые надежды задрать одну из пасшихся поблизости многочисленных антилоп.
В небе кружили ястребы и канюки. Один раз над головой Кикахи прошел гусиный клин и, крича, полетел дальше к рисовым болотам в горах. В его сторону шло, покачиваясь, стадо неуклюжих длинношеих созданий, похожих на дальних родственников верблюдов, каковыми они, скорее всего, и были. С ними шло несколько тонконогих детенышей, и именно их-то и надеялась задрать волчья стая, если старшие отвлекутся.
Повсюду царили жизнь и обещание смерти. В воздухе веяло сладостью. Ни одного человеческого существа не появлялось в поле зрения. Вдали галопом мчался табун диких лошадей, возглавляемых великолепным чалым жеребцом. Повсюду виднелись звери прерий. Кикаха любил этот мир. Он был и опасным, и волнующим, и Кикаха думал о нем, как о своем мире, хотя и прекрасно знал, что этот мир создал и все еще владел им Вольф — Властелин, а он, Кикаха, вторгся сюда без приглашения.
Но в некотором смысле этот мир принадлежал Кикахе куда больше, чем Вольфу, поскольку он, безусловно, куда чаще пользовался его выгодами, чем Вольф, остававшийся обычно во дворце на вершине самого высокого монолита.
На пятидесятый день Кикаха выехал к Большой Торговой Тропе. Тут не было дороги в обычном смысле слова, поскольку трава росла не менее густо, чем вокруг, но каждую милю ее отмечали два деревянных столба, верхняя часть которых была вырезана в виде Ишкетламму — тишкетмоакского Бога торговли. Тропа тянулась на тысячу миль от границы империи тишкетмоаков, петляя по Великим Прериям и приводя к разным полупостоянным торговым местам, как в прериях, так и в горах. По тропе шли огромные фургоны с тишкетмоакскими товарами в обмен на меха, шкуры, травы, слоновую кость, плененных животных и человеческих пленников. Договор ограждал Тропу от нападения, и всякий, ехавший по ней, находился в безопасности, по крайней мере, теоретически, но если он выезжал за пределы узкой тропы, отмеченной резными столбами, то становился законной добычей любого встречного.
