В нескольких километрах от Московского вокзала в Санкт-Петербурге находится площадь Искусств. Посреди нее разбит сквер, в центре которого стоит памятник Пушкину, за которым высится великолепный Русский музей. Он помещается в бежево-белом двухэтажном дворце, обнесенном оградой. Слева от него стоит храм Спаса-на-Крови, который строился двадцать семь лет и был закончен в 1907 году. Он увенчан шестью мозаичными куполами и возведен на месте, где было совершено покушение на царя Александра И. Осуществил его революционер Игнатий Гриневицкий, член группы «Народная Воля», возглавляемой Софьей Перовской. 1 марта 1881 года Гриневицкий бросил в карету царя бомбу, убившую того наповал. Церковь была возведена на том месте, где царская кровь обагрила мостовую.

Площадь Искусств названа так, поскольку здесь располагается Малый театр, который очень любили посещать цари и представители высшей аристократии. Государственная филармония имени Дмитрия Шостаковича тоже расположена неподалеку, а напротив нее возвышается исключительно элегантный гранд-отель «Европа».

Посреди всего этого чарующего великолепия, у самого входа в отель затормозил грузовик, забрызганный грязью и выглядящий здесь, по мнению швейцара в униформе, совершенно не к месту. Алекс вылез из кабины с атташе-кейсом в руке, помахал на прощание водителю, который тут же отъехал, скрывшись в клубах густого выхлопа.

Алекс кивнул швейцару и направился к стойке портье, где предъявил паспорт Алексея и подтвердил бронирование номера на фамилию Иванов, поскольку назваться Филипповым было равносильно самоубийству.

Его роскошный номер состоял из двух комнат, обставленных антикварной мебелью, здесь были огромные зеркала и просторные шкафы. Все это Алекса нисколько не интересовало. Положив свой атташе-кейс прямо на пол, он схватил телефонную трубку, набрал длинный междугородный номер и стал ждать соединения.

– Алло?

– Чет, это я, Алексей. Извини, что беспокою тебя в такую рань, просто у меня нет выхода.

– Где ты? – спросил тот хриплым спросонья голосом. – Я уже несколько дней не могу с тобой связаться.

– Я в гранд-отеле «Европа» в Санкт-Петербурге, номер триста четыре. Только что вернулся из Архангельска.

– Арх… чего?

– Из Архангельска. У «Макроникс Индастриз» там завод, производящий тот самый пластик, о котором я тебе говорил. Они делают из него какие-то огромные отливки, о назначении которых на заводе, похоже, никто ничего толком не знает. А теперь за мной охотятся очень богатые и могущественные люди.

– Прошу, не так быстро.

– Ты читал газеты?

– Да, знаю. Тебя подозревают в убийстве посла Фармера и Анатоля Боннарда.

– А что тебе об этом известно?

– Насчет Фармера что-то знает Холлингсуорт, но ничего не говорит. Я позвонил своему старому приятелю Фариту Букаеву и попросил заняться Холлингсуортом. Он обещал позвонить.

– Значит, ты в курсе дела, – заключил Алексей. – Конечно же, это чистой воды подстава.

– Но зачем?

– Затем, что они считают меня богатым финансистом, который собирается проголосовать против на совещании по СОИ в Женеве. А совещание это затеяно, чтобы слить все мировые корпорации под эгидой «Глоба-Линк». Мой голос против сорвет все их планы, соответственно, пока я жив, этим идеям не суждено осуществиться.

– Ого! А что же это за слияние такое? Алексу пришлось рассказывать о «Глоба-Линк».

Форсайт был явно потрясен.

– Ты это серьезно?

– Чет, они ведь не просто так пытаются меня убить. Пока мне просто везло. Мировым СМИ о происходящем ничего не известно, и я должен оставаться в живых достаточно долго, чтобы успеть предъявить им веские доказательства готовящегося заговора. В противном случае всем нам конец. Кстати, Рене Шометт тоже в курсе, он помогает чем может.

– Все это просто невероятно.

– Поверь, это чистая правда. Это именно заговор, который должен был осуществиться рано или поздно, учитывая нынешнюю степень слияния корпораций. Конечно, объединение национальных компаний происходит в пределах соответствующих стран, но стоит на сцене появиться «Глоба-Линк», как о границах будет забыто и слияние станет общемировым.

Возможно, это и дико звучит, но можешь сам проверить хронологию последних укрупнений корпораций, и все встанет на свои места.

– Господи!

– Пока на первых полосах газет красуются террористы и муссируются проблемы послевоенного Ирака, никто просто не обращает внимания на то, что затевается в верхах. А им только и нужно, чтобы все было шито-крыто. А что известно Ротштейну?

– Ротштейн никогда не делится информацией с мелкими сошками. Обычно он ждет, когда ты сам принесешь ему что-нибудь в клюве.

– Но ведь он читает газеты, – перебил Алекс. – Неужели Карл так тебе ничего и не сказал?

– Сказал только, что Юсуфов ему звонил и хочет тебе помочь.

– И он поверил?

– Никто не знает, когда и кому верить или не верить. Думаю, они на это и сами не очень-то рассчитывают. Крайне странная разворачивается история.

– Не более странная, чем тот ядерный взрыв, который не был зафиксирован ни одной из станций слежения. Разве это тебе не кажется необычным?

– Слушай, это же очевидно. Так какой у тебя план?

– Поставить общественность в известность о планах «Глоба-Линк».

– И что для этого требуется?

– Собрать доказательства и передать их мировым СМИ – словом, взорвать заговор. Я собираюсь посетить одного из заводил всего этого дела по имени Владимир Румянцев, которому, наряду с остальными, я нужен только мертвым, причем сдохнуть должен до женевской встречи. Понимаешь, Чет, я собираюсь сделать их заговор достоянием гласности, потому что они собираются в качестве прикрытия использовать проблемы СОИ. В Женеве состоится окончательное голосование по «Глоба-Линк», и все, за вычетом моей скромной персоны, одобрят объединение. Короче, это событие, пожалуй, будет самым крупным в мировой истории.

– Так вот, значит, почему звонил Джо Брентано. Всего этого он, конечно, не знал, но встречался с Еленой. Она передала ему какой-то диск, а он отправил его на твою квартиру на Риверсайд-драйв.

– Молодец. На этом диске записаны все доказательства, необходимые для раскрытия истории с «Глоба-Линк». Думаю, это надолго отобьет им охоту к чему-либо подобному.

– Для меня это слишком…

– А от Елены известий нет?

– Нет ничего. Я пробовал ей звонить, чтобы узнать последние новости, но пока она так и не отвечает.

– А что с Юсефом?

– Ничего. Он отказывается говорить на том основании, что его слова могут быть использованы обвинением против него самого.

– И все?

– Пока да. Специалисты обнаружили два грамма трития. Устройство, которое мы нашли у него на кухне, возможно, украинского или северокорейского происхождения. Эта штука чище, чем плутоний – короче, мы вообще не сообщали о нем русским.

Алексей сориентировался мгновенно.

– Значит, эти сукины дети пытаются сделать бомбу!

– Это точно, – с сарказмом в голосе подтвердил Форсайт. – А может, она у них уже и есть, даже и не одна – мы этого давно боялись. И устроились они прямо здесь. Разумно, да? Не требуются расходы на транспортировку.

– Ладно, сейчас не до бомбы.

– Да-да, совсем не до нее.

– Что говорит Ротштейн?

– Он отдает нам Юсефа, но ненадолго. Да и Шел может держать его еще сорок восемь часов, а потом должен будет отпустить. С этого момента я умываю руки. Короче, все спецслужбы готовы ничего не делать, лишь бы оставаться политически корректными.

Алекс был настолько потрясен, что на мгновение потерял дар речи.

– Так что сказать Елене, если она позвонит? – спросил Чет.

– Что мы встретимся с ней на петербургской квартире завтра в шестнадцать ноль-ноль.

– Понял. Короче, ты занимайся своими делами, а мы тут поможем, чем можем. И ради бога, амиго, будь поосторожнее.