Он говорил себе, что пора бы уже ему привыкнуть к разочарованиям, но отказ удовлетворить его просьбу — почти требование — был столь же ему горек, как и прежде.

— Вот уж не ждали от вас такой глупой просьбы, Мюррей, — сказали ему в несколько более мягкой форме, подразумевая, что еще глупее с его стороны было ждать исключения для своей особы. — Любому, кто еще не совсем ослеп, видно, что вы не можете пройти по комнате, не хромая. Как же вы собираетесь выносить долгие переходы? Вряд ли вы можете ожидать, что товарищи по оружию понесут вас в бой на носилках; и врач говорил уже вам, что пройдет еще не меньше месяца, прежде чем он позволит вам вернуться.

Джонатан горячо запротестовал против такого решения, понимая, что рискует вызвать этим еще большее недовольство, но все было без толку: необходимо было ждать более благоприятного заключения врача. Он ушел, бормоча себе под нос что-то насчет упрямства штабных чиновников.

Однако припомнив состоявшийся накануне разговор с княгиней, он подумал, что, если она права, у него может появиться недурная возможность с толком использовать это время. Будет совсем неплохо, если ему удастся пленить Миранду и убрать ее подальше от ее кузин и мальчика прежде, чем он вновь уедет в армию.

Поселив ее где-нибудь в выбранном им по своему усмотрению месте, он сможет не беспокоиться, что она к ним вернется. Собственно, он твердо намерен сделать это условием их liaison. При мысли об их совместном будущем его дурное настроение улетучилось и он начал тихонько насвистывать.

Сейчас как раз самое подходящее время начать кампанию по обольщению этой бесовки, решил Джонатан. Розы были только первым шагом, а это будет следующим. А потому в тот же день его новый фаэтон остановился у дома Оуэнсов на Королевской улице. Он обнаружил, что по крайней мере ему куда легче было править экипажем, чем ездить верхом; хорошо, что ему не надо сопровождать эту девицу, сидя верхом на лошади. Люси никогда не любила верховой езды в парке, и он сомневался, чтобы такая привычка имелась у ее кузины.

Джонатан сошел с фаэтона, заметив, что ему все еще приходится быть осторожным в движениях. Он смахнул пылинку со сверкающего бока фаэтона, надеясь, что великолепие экипажа произведет впечатление на эту особу. При подготовке к предполагаемой прогулке на фаэтон навели такой блеск и так вычистили лошадей, что его не слишком уважительный юный грум заметил: «Надо ж так. Саму королеву, что ль, катать собираемся», — за что и получил оплеуху. Правда не сильно, потому что ожидал чего-нибудь в этом роде, и ему почти удалось вовремя уклониться.

Экипаж леди Смолвуд и ее кучер уже стояли возле дома, кучер кивнул, узнав экипаж капитана. Очень хорошо, отметил про себя Джонатан, значит, из дома еще никто не уехал. Днем Миранда не осмелится выскользнуть на улицу, чтобы подцепить какого-нибудь господина; все ее свидания происходили или поздно вечером или рано утром. По крайней мере, те, о которых ему было известно, но он полагал, что она так поступает всегда.

Конечно, нельзя исключить возможности, что она согласится сопровождать Люси и леди Смолвуд в их визитах. Он был рад, что успел вовремя предотвратить это, так как не сомневался, что она предпочтет прогулку — даже с ним — нанесению светских визитов. Особенно с ним, если Эстергази права. Он очень верил тому, что сказала княгиня о чувствах, которые испытывает к нему Миранда. Почему он раньше не заметил этого?

Поскольку он считался членом семьи, он не стал стучаться в дверь и без колебаний шагнул в дом. Когда он вошел, Люси спускалась по ступенькам, завязывая под подбородком розовые ленточки своей маленькой белой шляпки, и выглядела — хотя он ни за что не стал бы огорчать ее сообщением об этом — чуть не вдвое моложе своих лет.

— Ах, Миранда, — позвала она через плечо, — мне бы хотелось, чтобы ты передумала и все же поехала с нами. — Она заметила вошедшего и сбежала к нему по лестнице, приветственно протянув руки. — Джон, как хорошо, что вы пришли! Как мне благодарить вас? Такие замечательные розы — и моего любимого цвета к тому же. Как мило с вашей стороны подумать об этом.

— В самом деле, — согласилась Миранда, спускаясь следом за своей кузиной. Сегодня ее волосы были уложены мягкими волнами, спускавшимися до плеч, кроме нескольких локонов, выбившихся из-под шпилек. Она подавила внезапное желание спросить, зачем он их прислал, решив быть с ним любезной — как ни мало он того заслуживал, — и продолжила: — Очень мило. Я тоже хочу поблагодарить вас, капитан Мюррей, за вашу любезность.

— Большая честь для меня, мисс Дрейк, — сказал ей Джонатан, слегка поклонившись. — Рад, что угодил и вам, киска, — добавил он, обращаясь к Люси и продев палец в один из ее выбившихся из-под шляпки локонов.

— Ой, ну неужели вы все время так и будете обращаться друг к другу «мисс Дрейк» и «капитан Мюррей»? — воскликнула Люси, энергично выражая свое неодобрение. — Можно подумать, что вы только что познакомились. Это же просто глупо. Уж конечно, вы достаточно давно знакомы, чтобы не соблюдать таких формальностей. Попробуйте, я просто требую этого.

Джонатан улыбнулся. Люси, нисколько не подозревая о его намерениях — чему он был очень рад, — облегчала ему задачу. Если они начнут звать друг друга по имени, будет гораздо легче сделать следующий шаг.

— Конечно. Буду просто счастлив… если Миранда не возражает.

— Конечно же, нет… Джон. В конце концов, Люси говорит, что вы ей почти что кузен, так что, я полагаю, это роднит и нас некоторым образом.

Миранда находилась в полной растерянности от такой перемены в его отношении к ней. До сих пор он, казалось, был ее заклятым врагом, но, похоже, все изменилось. Сначала прекрасные розы, а теперь любезность, которую он проявил, притворившись, что ему хочется называть ее по имени. Правда, он всегда сохранял видимость вежливости в обращении с ней в присутствии ее родственников, но сегодня он говорил таким тоном, что почти убедил ее в своем желании подружиться с ней.

Как это отличалось от его прежнего отношения! Но, может, как следует поразмыслив над сложившимися обстоятельствами, он пришел к выводу, что, хотя она и желает сохранить свои писательские занятия в тайне от родственников и светского общества ради Люси — других причин скрывать это у нее никогда не было, — в этом, в конце концов, вовсе нет ничего дурного?

Она по-прежнему удивлялась, как он мог узнать о том, что она пишет романы, но решила не спрашивать его об источнике информации. Может, он просто случайно услышал, как ее имя упомянули в связи с ее книгами. Хотя у него, несомненно, должен быть широкий круг знакомых, непонятно все же, каким образом он мог познакомиться с кем-то, связанным с издательскими делами.

Она не раз об этом размышляла и не раз ее убеждали, что никто, кроме ее издателей, не знает ее имени. Оба джентльмена заверили ее, что оно неизвестно никому из работающих у них. Но в данный момент достаточно и того, что он не говорит об этом в присутствии других.

— Вот видите, Джон, — говорила Люси, направляясь в гостиную, где леди Смолвуд в ожидании своей подопечной пыталась вести вежливую беседу с мисс Огастой, — это было не так уж и трудно.

— Совершенно не трудно. Я ждал лишь разрешения называть ми… Миранду по имени.

— Как будто вам нужно разрешение. Вы часть нашей семьи, так же, как и Миранда, и можете поступать соответствующим образом. И, — она задрала носик и покружилась на месте, показывая, какой важной почувствовала себя после успеха вчерашнего вечера, добившись, правда, лишь того — как подумал Джонатан, — что стала со своим важничаньем еще большим ребенком, чем обычно, — если вы оглядитесь вокруг, то, может быть, заметите, что не вы один прислали нам цветы.

— Да уж, вижу. — Он тут же шагнул к букету полевых цветов и фыркнул, прочитав карточку. — Ну, конечно же, Бруммель. Можно было бы догадаться, и не глядя в карточку. Он, несомненно, хотел бы, чтобы вы решили, будто он собрал их для вас своими собственными руками, чтобы послать, пока на них еще не просохла роса, но не верьте ничему подобному, ибо Красавчик никогда не рискнет запачкать носки своих белых туфель или пожертвовать их ослепительным блеском.